Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Разбойники

Год написания книги
1784
<< 1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 31 >>
На страницу:
14 из 31
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Швейцер. Слышишь, атаман? Не сдавить ли горла этой облезлой собаке так, чтобы красный сок брызнул из всех пор его тела?

Роллер. Атаман! Ад, гром и молния! Атаман! Ишь как он закусил нижнюю губу! Не вздернуть ли мне эту скотину, знаешь, эдак повыше?

Швейцер. Мне! мне! на коленях прошу тебя, меня подари наслаждением раздавить, растереть в пыль эту гадину!

(Патер кричит).

Моор. Прочь от него! Никто не смей до него дотронуться! (саблю и обращается к патеру). Видите ли, господин патер! здесь семьдесят девять человек и я, их атаман. Ни один из них не умеет обращаться в бегство по команде, или плясать под пушечную музыку; а там у опушки, стоит тысяча семьсот человек, поседелых под ружьем; но выслушайте, что скажет вам Моор, атаман воров и грабителей. Правда, я убил рейхсграфа, поджог и разграбил доминиканскую церковь, внес пламя в ваш лицемерный город и обрушил пороховую башню на головы добрых христиан; но это еще не все. Я еще более сделал. (Протягивает правую руку). Видите вы эти четыре драгоценные перстня у меня на пальцах? – Ступайте же и донесите слово в слово высокопочтенному судилищу на жизнь и на смерть то, что увидите и услышите. Этот рубин снял я с пальца одного министра, которого замертво положил на охоте к ногам его государя. Он из черни лестью дополз до степени любимца; падение предшественника было для него ступенью к почестям; слезы сирот возвысили его. Этот алмаз снял я с одного коммерции советника, продававшего почетные места и должности тем, кто больше давал, и отгонявшего от дверей своих скорбящего патриота. Этот агат ношу я в честь одного попа, одной масти с вами, которого я повесил собственными руками за то, что он на кафедре, перед всем приходом, плакал об упадке инквизиции. Я мог бы рассказать еще более историй о своих перстнях, если бы не раскаялся и в этих нескольких словах, которые напрасно потерял с вами.

Патер. О, Фараон! Фараон![42 - Патер: О Фараон, Фараон! – Намек на жестокий приказ фараона египетского избить всех иудейских младенцев.]

Моор. Слыхали ль? Заметили ль его вздох? Взгляните – он стоит, как-будто хочет созвать все огни небесные на шайку нечестивых, осуждает пожатием плеч, проклинает одним христианским вздохом. Неужели человек может до того ослепнуть! Он, у кого есть сто аргусовых глаз подмечать пятна на своем брате, может ли он стать до того слепым к самому себе? Громовым голосом проповедуют они смиренномудрие и терпение, а сами Богу любви приносят в жертву людей, как огнерукому Молоху; поучают любви к ближнему и гонят проклятиями восьмидесятилетнего слепца от своего порога; горячо восстают против скупости, а сами опустошили Перу за золотые слитки и запрягли язычников, будто скотов, в свои колесницы. Они ломают себе голову над тем, как могла природа произвести Иуду Искариота, а между тем и не самые худшие из них с радостью бы продали триединого Бога за десять серебреников. О, вы фарисеи, вы исказители правды, вы обезьяны божества! И вы не страшитесь преклонять колена пред крестом и алтарями, терзать ваши ребра ремнем и постами убивать плоть! И вы думаете всем этим жалким паясничеством пустить пыль в глаза Тому, Кого вы сами же, глупцы, называете Всеведующим, ну точно имеете дело с теми великими и сильными, над которыми всего злее насмехаешься, когда, льстя и ползая перед ними, уверяешь, что они ненавидят льстецов. Вы толкуете про честность и непорочное житие, между тем как Бог, видящий насквозь сердца ваши, прогневался бы на вашего Создателя, если б только не он сам создал нильское чудовище[43 - Нильское чудовище – крокодил.]! Прочь с глаз моих!

Патер. Даром что злодей, а какой гордый!

Моор. Мало с тебя – так я начну говорить с тобой гордо. Ступай и скажи высокопочтенному судилищу, играющему в жизнь и смерть: я не вор, что в заговоре со сном и в полуночь карабкается по лестницам. Что я сделал, то, без сомнения, я некогда сам прочту в долговой книге Провидения; но с его жалкими наместниками я не хочу терять более слов. Скажи им: мое ремесло – возмездие, месть – мой промысел. (Отворачивается от него).[44 - Есть основание полагать, что рассказ Карла о жертвах его мести имеет связь с действительными деятелями вюртембергского двора: министром Монмартэном, угнетавшим страну и интригами устранившим своего предшественника; министром финансов советником Оппенгеймером, заместившим все должности своими креатурами, испортившим монету и всеми способами сосавшим соки из народа; после смерти герцога он был в 1738 г. предан суду и казнен.]

Патер. Так ты отказываешься от милосердия и пощады? Хорошо! с тобой я кончил. (Обращается к шайке). Так выслушайте хоть вы, что через меня возвещает вам правосудие. Если вы сейчас же свяжете и выдадите этого закоснелого злодея – вам простятся до новой вины все ваши злодеяния; святая церковь с возобновленной любовью примет вас, заблудших овец, в свои материнские объятия и всякому из вас будет открыта дорога ко всем почетным должностям. (С торжествующею улыбкою). Ну? что? как это кажется вашему величеству? Смелей! свяжите его – и перед вами свобода!

Моор. Вы слышали? Поняли? Чего же вы еще медлите? о чем задумались? Церковь предлагает вам свободу, а вы уже теперь его пленники; дарит вам жизнь – и это не пустое хвастовство, потому что вы уже осуждены на смерть; обещает вам почести и должности, а ваш жребий, хотя бы вы и остались победителями, все-таки будет – позор, преследование и проклятие; оно возвещает вам примирение с небом, а вы уже прокляты. Нет волоса ни на одном из вас, который бы избавился от ада. И вы еще медлите? еще колеблетесь? Разве так труден выбор между небом и адом? Да помогите же, господин патер!

Патер(про себя). Что он с ума спятил что ли? (Громко). Уж не боитесь ли вы, что это западня, чтоб только переловить вас живьем? Читайте сами: здесь подписано всепрощение. (Дает Швейцеру бумагу). Сомневаетесь ли вы еще?

Моор. Вот видите ли? Чего ж вы еще хотите? Собственноручная подпись – это милость свыше всех пределов. Или вы, может быть, опасаетесь, чтоб они не изменили своему слову, потому что когда-то слыхали, что изменникам слова не держат? О, не бойтесь! Уже одна политика принудит их сдержать его, будь оно дано хоть самому сатане. Иначе – кто им поверит вперед? как они пустят его в ход другой раз? Я готов прозакладывать свою голову, что они вас не обманывают. Они знают, что я один вас возмутил и озлобил; вас же они считают невинными. Ваши преступления они принимают за проступки, заблуждения молодости. Одного меня им нужно; один я понесу наказание. Так, господин патер?

Патер. Какой дьявол глаголет его устами? Так, конечно, конечно так! Этот малый меня с ума сводит.

Моор. Как! все нет ответа? Уж не думаете ли вы оружием проложить себе дорогу? Да посмотрите кругом? На это вы уж наверно не надеетесь – это было бы детскими мечтами. Или вы надеетесь пасть героями, потому что видели, как я радовался битве? О, выбросьте из головы подобные идеи! Вы не Мооры! Вы – низкие мошенники, жалкие орудия моих великих планов! Вы презренны, как петля в руке палача! Ворам не пасть, как падают герои. Жизнь – выигрыш для воров; за её чертою наступят ужасы – и воры правы, что трепещут смерти. Слышите, как трубят их трубы! видите, как грозно блещут их сабли! Как! еще не решаетесь? С ума сошли вы, или поглупели? Это непростительно! Я не скажу вам спасибо за жизнь: я стыжусь вашей жертвы!

Патер(в чрезвычайном удивлении). Я с ума сойду. Я лучше убегу отсюда! Слыханное ли это дело?

Моор. Или не боитесь ли вы, что я лишу себя жизни и самоубийством уничтожу договор, отвечающий только за живого? Ваш страх напрасен, дети! Вот, смотрите: я бросаю кинжал и пистолеты, и этот пузырек с ядом, который мне бы годился: я теперь так бессилен, что! даже потерял власть над собственною жизнью. Что, все еще не решаетесь? Или не думаете ли вы, что я буду защищаться, когда вы примитесь вязать меня? Смотрите! к этому дубу привязываю я свою правую руку – теперь я беззащитен, ребенок меня свалит. Кто из вас первый оставит в нужде своего атамана?

Роллер(в диком волнении). Никто, хотя бы самый ад окружил нас! (Машет саблею). Кто не пес – спасай атамана?

Швейцер(разрывая прокламацию и бросая клочки её в лицо, патеру). Амнистия в наших пулях, а не здесь! Прочь, каналья! Скажи сенату, пославшему тебя, что в шайке Моора ты не нашел ни одного изменника. Спасай, спасай атамана!

Все(шумно). Спасай, спасай, спасай атамана!

Моор(отрываясь от дерева, радостно). Теперь мы свободны, товарищи! У себя в кулаке я чувствую целую армию. Смерть или свобода! Живые не дадимся им в руки!

(Трубят наступление. Шум м грохот. Все уходят с обнаженными саблями).

Третье действие

Первая сцена

Амалия в саду играет на лютне.

Добр, как ангел, молод и прекрасен
Он всех юношей прекрасней и милей;
Взгляд его так кроток был и ясен,
Как сиянье солнца средь зыбей.

От его объятий кровь кипела,
Сильно, жарко билась грудь о грудь,
Губы губ искали… все темнело
И душе хотелось к небу льнуть.

В поцелуях счастье и мука!
Будто пламя с пламенем шло в бой,
Как два с арфы сорванные звука
В звук один сливаются порой –

Так текли, текли и рвались;
Губы, щеки рдели, как заря…
Небеса с землею расплавлялись,
Мимо нас неслися, как моря.

Нет его! напрасно, ах, напрасно
Звать его слезами и тоской!
Нет его – и все, что здесь прекрасно,
Вторит мне и вздохом и слезой.

Франц входит.

Франц. Опять здесь, упрямая мечтательница? Ты покинула наш веселый пир и унесла вместе с собою веселость гостей моих.

Амалия. И действительно, как не пожалеть о невинной веселости, когда погребальное пение, проводившее в могилу твоего отца, должно еще звучать в ушах твоих!

Франц. Неужели же ты будешь вечно оплакивать? Оставь мертвых почивать в покое и думай о живых! Я пришел…

Амалия. А когда уйдешь?

Франц. О, не бросай на меня таких гордых взглядов! Ты огорчаешь меня, Амалия. Я пришел сказать тебе…

Амалия. И я должна поневоле слушать: Франц фон-Моор стал нашим господином.

Франц. Именно я об этом и хотел поговорить с тобою. Максимилиан опочил в склепе отцов своих – и я стал здешним властелином. Но мне хотелось бы быть им вполне, Амалия. Ты сама знаешь, чем ты была для нашего дома. Воспитывалась ты как дочь Моора; даже самую смерть пережила его любовь к тебе, чего ты, конечно, никогда не забудешь.

Амалия. Никогда, никогда. Да и кто же может выпить такое воспоминание в стакане вина, на веселом обеде!

Франц. За любовь отца ты должна наградить детей его. Карл умер… Ты удивляешься? голова у тебя закружилась? Да, конечно, в этой мысли так много высоколестного, что она в состоянии ошеломить даже женскую гордость. Франц попирает ногами надежды самых благородных девиц; Франц предлагает бедной, беспомощной сироте свое сердце, руку и с нею все свое золото, все свои замки и леса. Франц, которому все завидуют, которого все трепещут, добровольно объявляет себя рабом Амалии.

Амалия. Зачем молния не сожжет языка твоего за эти дерзкие речи! Ты убил жениха моего – и Амалия назовет тебя супругом? Ты…

Франц. Не горячитесь, всемилостивейшая принцесса! Правда, Франц не изгибается перед тобою отчаянным селадоном; правда, он не умеет, подобно сладеньким пастушкам Аркадии, поверять эху гротов и утесов свои любовные жалобы: Франц говорит, и если ему не отвечают, он приказывает.

<< 1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 31 >>
На страницу:
14 из 31