Водоворот

– Точно?

Рино истолковал молчание как знак согласия.

– Что случилось дальше?

– Все было как в тумане… Думаю, я лежал в багажнике. Я смог нормально соображать, только когда он вытащил меня.

– Как он довез вас до острова?

– В каноэ.

Такого ответа полицейский не ожидал.

– В каноэ?

– Там было очень тесно. На меня что-то давило со всех сторон. Похоже, это было каноэ.

Рино подумал, что вряд ли жители острова обычно добираются до Ландегуде на каноэ, так что подобное не могло остаться незамеченным.

– Вы можете предположить, в какое время это произошло?

– Мы закрываемся в три. Так что, скорее всего, чуть раньше трех. До рассвета прошла вечность, по крайней мере, мне так показалось. Когда ты сидишь и думаешь о том, высоко ли поднимется вода… – мужчина снова вздрогнул. – Он развязал веревку и велел мне медленно считать до тысячи перед тем, как снять мешок. Я так и сделал. Считал медленно, а в это время в руки впивались сотни маленьких дьяволят. Я думаю, именно поэтому я не поддался на искушение считать быстрее. Я боялся того, что увижу, когда сниму мешок, – что он сделал с моими руками??? Я их не чувствовал. Только дикую боль…

Рино сжал кулаки.

– На скале рядом с тем местом, где вы сидели, обнаружен рисунок. Мы полагаем, что его оставил преступник.

Мужчина не ответил. Он смотрел прямо перед собой пустым стеклянным взглядом.

– На рисунке какие-то человечки, рисовал явно ребенок. В других обстоятельствах он не представлял бы особой ценности, но учитывая подобный акт садизма… – Рино наклонился ближе, – …совершенно очевидно, что он что-то означает. Как и тот способ, которым рисунок прикрепили к скале. Ведь проще всего было бы просто положить его на камень и прижать по углам более мелкими камушками, чтобы ветром не сдуло. А его приклеили к гладкой скале…

– Он хотел, чтобы я видел.

– Да, мы тоже так думаем. Вот только зачем?

– Этот рисунок стал для меня всем миром. Но, по правде говоря, я не знаю, ни кто это сделал, ни почему.

Рино не удивил такой ответ. Три года назад они тоже нашли рисунок с человечками, по всей видимости, такой же. Смысл послания остался загадкой и для жертвы, и для следователей. Несколько месяцев рисунок провисел на стене прямо перед глазами у Рино, но и он оказался бессилен.

– Посмотрите на подпись, – она тоже совпадала с подписью на первом рисунке, – инициалы Б.Д. в левом нижнем углу.

Мужчина с трудом покачал головой.

– Никаких догадок?

– Нет.

Дверь распахнулась, и вошла медсестра:

– Доктор Ватне Берг напоминает, что время вышло.

Рино очень захотелось отправить посыльную обратно с таким ответом, чтобы доктора как ветром сдуло с пьедестала, но он сдержался.

Вместо этого он обратился к пациенту:

– Ничего, если мы побеседуем еще пять минут? Очень прошу. Как вы, наверное, помните из школьных времен, учитель, приходящий на замену, всегда очень добрый. И я именно такой учитель.

Мужчина кивнул.

– Попросите доктора обнулить счетчик, – Рино широко улыбнулся медсестре. По его опыту, подобная улыбка растапливала даже самые холодные сердца.

– Я буду краток. Обычно, если какие-то органы чувств, в нашем случае зрение, выключаются, обостряются другие, чтобы компенсировать утрату. И человек невольно замечает то, на что в других обстоятельствах не обратил бы внимания. К чему я веду – скорее всего, о преступнике вам что-то известно, но сами вы, возможно, этого не осознаете. Может быть, от него исходил какой-то особый запах. Или по его движениям, когда он нес вас или поднимал, можно установить его рост. Интонация, с которой он говорил, особенности речи, диалект – все это очень важно.

– Он был сильным.

– Хорошо.

– Очень сильным.

– Ясно. Почему вы так решили?

– Пока он меня… приковывал, он почти все время удерживал меня одной рукой.

Инспектор почувствовал первые проблески надежды.

– Еще я сопротивлялся и наткнулся на что-то вроде резины. Скорее всего, дождевик или что-то такое… – пострадавший сглотнул. – Я испугался, что он меня утопит.

Рино вдруг почувствовал отголоски смертельного ужаса, который довелось пережить этому человеку. Сам инспектор был очень смелым и спокойным, но единственное, чего он действительно боялся, – это утонуть. Смерть как таковая не пугала его (конечно, при условии, что она подождет еще лет 50), и обстоятельства, при которых он умрет, – тоже. Только не утонуть… Когда рот наполняется водой…

– Он кое-что сказал… Прошептал мне в ухо…

– Что?

– Что-то про право.

– Право?

– Право талона… талиона… что-то в этом роде.

Рино подумал о том, что нужно позвонить другу-адвокату. Если эти слова имеют отношение к правосудию, тот может знать, что они означают.

– Все, не буду больше вас мучить, но, если что-нибудь вспомните, пожалуйста, сразу же звоните. Хорошо?

Нижняя губа опять задрожала. Рано или поздно обида прорвется наружу, и он расплачется.

– Я умолял и угрожал, плакал и проклинал его, но его ничто не трогало. Он приковал меня, бросил меня там… в лицо мне дул ветер, но я кричал, орал ему вслед, что он ошибся, взял не того человека, перепутал имя, мое и моих родителей… но его уже не было!

Рино поднялся. Он почувствовал, что унижений для несчастного достаточно. Было ясно одно. Кто-то когда-то посеял зерно ненависти. Ненависть никогда не вырастает на пустом месте. Когда он закрывал за собой дверь палаты, в голове запоздалым эхом отозвались строчки старой песни: «Зло шагает…»