Общее учение о государстве

3. Совокупность этических, религиозных, литературных, экономических воззрений создает общественное мнение того или другого более или менее значительного круга[99 - Подробные исследования об этом важном, но трудно уловимом социальном явлении – немногочисленны. К лучшим относится James Bryce, The American commonwealth, 3 изд. 1895, II ч. IV, стр. 245 сл.]. Его можно определить вообще как господствующее в обществе воззрение на социальные и политические вопросы. Общественное мнение может быть единым, но во многих случаях оно является результатом борьбы воззрений различных общественных групп, причем оно либо основано на компромиссе, либо представляет воззрение сильнейшей группы или групп. Оно проявляется в разных формах: в повседневных собраниях приятельских кружков, постановлениях обществ, в общественных собраниях, петициях, и прежде всего в прессе, в частности, в повременной печати. В соответствии с его общественным характером оно чуждо организации, которая прочно объединяла бы его. Влияние его на государство проявлялось во все времена и особенно возрастает с прогрессирующей демократизацией общества и расширением участия масс в политической жизни. Оно имеет значение не только для политики, но и для государственного права, так как во многих случаях оно служит единственной санкцией публично-правовых норм. Оно выходит за пределы отдельного государства, так как теперь существует международное общественное мнение, не менее важное для международной политики и международного права, чем для внутреннего государственного строя. Детально исследовать происхождение, развитие, значение общественного мнения – одна из интереснейших, но в то же время труднейших проблем социальной науки, так как речь идет о явлениях массовой психологии, объект которых трудно поддается наблюдению при помощи наших научных методов.

4. Особое исследование должно быть далее посвящено отношению семьи к государству. Такое исследование образует значительную ветвь специальной социологической литературы, результаты которой, впрочем, нередко представляются сомнительными, по крайней мере, поскольку они пытаются установить общие законы развития примитивных человеческих общественных отношений[100 - Об односторонних конструкциях Bachofen'a, Das Mutterrecht, 1861, Мас-Lennan'a, Primitive mariage, 1865, Giraud-Teulor, Les origines du mariage et de la famille, 1884; Morgan, Ancient Society, 1877 cp. Starcke, Die primitive Familie, 1888, и Westermarck, The History of Human Marriage, 1891; L. Brentano, Zeitschrift f Social-und Wirtschaftsgeschichte I, стр. 101 сл. На необходимость большей осторожности в обобщениях указывал уже Ch. Darwin, Die Abstammung des Menschen, нем. перев. Carus'a, II, гл. 20; ср. также Zigler, н. с. стр. 50 сл.]. Следует поэтому строго отличать то, что является результатом спокойного исторического исследования, от выводов, основанных на гипотезах и спекуляции в области этнологических и до-исторических изысканий; упуская из виду бесконечное разнообразие человеческих отношений, эти исследования нередко конструируют один общий первоначальный тип семьи или предшествующего семье состояния[101 - Так, в новейшее время Schmoller, Die Urgeschichte der Familie: Mutterrecht und Gentilverfassung, Jahrb. f. Gesetzgebung XXIII, стр. 1 сл., где он примыкает к Моргану.]. Во всяком случае те результаты, которые можно признать уже прочно установившимися, весьма ценны для понимания происхождения, изменения и преобразования примитивных социальных учреждений, эволюция которых имела огромное значение для государства.

Что отцовское и материнское право, которые мы встречаем у различных народов как первичные формы семейного права[102 - О том, что материнское право было совершенно неизвестно арийцам, ср. Schr?der, Deutsche Rechtsgeschichte, 3 изд., стр. 63 и указ, там же в прим. 26 литературу.], полигамия и моногамия, интенсивность и продолжительность отеческой власти определяли первоначальный рудиментарный строй государства, – очевидно с первого взгляда. Но и на дальнейших ступенях культурного развития семья имеет глубокое политическое значение как в качестве союза, основанного на отношении власти, так и в качестве экономического союза: стоит вспомнить только о таких явлениях, как домашнее рабство, положение владыки, занимаемое отцом в арийской семье, корпоративный строй германских родов. Расширенные вследствие естественных или социальных причин отдельные семьи, в частности, немецкие Sippen, далее – gentes, филы, кланы и т. д., при известных условиях представляются уже независимыми, основанными на власти союзами и, следовательно, рудиментарными государствами. Упрочение и преобразование семьи государством, относящееся уже к более высокой ступени культуры, также должно быть детально исследовано соответственной специальной социологической дисциплиной.

5. Дальнейшей областью учения об обществе является корпоративный строй, находящийся в тесной связи с государством. Союзы самого разнообразного характера исполняют социальные функции, создавая тем юридическую форму, в которую может вылиться более или менее обширная организация общественных групп. В эпохи слабого развития государственной власти они заменяли само государство или предшествовали государству, которое лишь впоследствии принимает на себя их функции. Широкое развитие корпоративной жизни в средние века доказывает, в частности, что некоторые из сторон государственного управления, которые считаются нами теперь существенными его элементами, в течение столетий не входили в область деятельности государства. В истории общин также есть эпохи, когда они еще не представляются, как теперь, в равной мере необходимыми и независимыми членами государства. Весьма нередко утверждают, что община старше государства и в существе самостоятельна по отношению к нему, и это верно постольку, поскольку соседние интересы и вытекающая из них общественная группировка не созданы или созданы лишь в незначительной мере государством. В процессе образования древних государств, без сомнения, играло значительную роль объединение сельских общин в одно более значительное политическое целое. В колониях рассеянные местные поселения и теперь еще предшествуют возникновению более значительного территориального целого. Американские территории становятся штатами таким образом, что сперва образуются местные поселения, из объединения которых при помощи союзного правительства создается общая организация, которая только впоследствии признается равноправным членом союза Соединенных Штатов. В средние века образование общин нередко совершалось помимо инициативы государства, хотя последнее повсюду и даровало городам права и привилегии. Круг деятельности общины отнюдь не установлялся точно государством, и поэтому в городах самостоятельно возникали учреждения и отрасли управления, послужившие для государства образцом для собственной его организации и функционирования.

Но община рано вступает в тесные внутренние отношения к государству и ближе, чем какая-либо другая общественная группа, примыкает к нему, так что в государстве новейшего времени как функции общины, так и характер ее организации всецело зависят от государства. Государство создает также другие союзы, дает им относительную самостоятельность и пользуется ими для своих целей. Но рядом с этим существует весьма широко развитый союзный строй, который государство хотя и регулирует, но по существу не определяет, целью которого служит попечение о социальных интересах; этот строй восполняет индивидуальную деятельность, поддерживает или подготовляет деятельность государства, так что, не зная его, мы не можем получить полного представления об удовлетворении коллективных интересов данного народа. Понятны поэтому попытки Gierke конструировать стоящее между частным и государственным правом право социальное, и L. v. Stein’a – рассматривать союзный строй как составную часть административного права[103 - Die Lehre von der vollziehenden Gewalt, 2 изд. III, Das System des Vereinswesens und des Vereinsrechtes.]. С юридической точки зрения, как мы увидим ниже, эти попытки несостоятельны, но социальное изучение государства, составляющее необходимое дополнение юридического его познания, не может обойтись без подробно разработанного учения о союзном строе. Союзы могут оказать глубокое влияние и на политическую жизнь государства, – яркими примерами могут служить лига, якобинский клуб, чартисты. Если обычная фраза о борьбе общества с государством может где-либо оказаться справедливой, то именно в отношении к союзам, так как здесь одна организация сталкивается с другой.

6. Что человеческая деятельность, направленная на производство, обмен и потребление материальных благ, – деятельность экономическая, и вызванная ею группировка общества оказывает самое глубокое влияние на все человеческое, а потому и на государственные отношения, стало теперь истиной банальной, так что науке едва ли не больше приходится вносить ограничений в это положение, чем искать подтверждения его.

Связь между хозяйством и государством проявляется, прежде всего, в том, что государство, эта самая развитая форма общежития, возможно только на определенной экономической ступени. У кочевников, охотничьих и пастушеских племен может быть речь о государстве только в более широком значении личного, основанного на власти, союза. Законченное государство с постоянной территорией появляется только у народов земледельческих. Здесь возникает право частной собственности на землю, усложнившийся процесс производства дифференцирует профессиональные группы, порождает несвободные отношения, и таким образом образуется сложный правопорядок, который нуждается для своей защиты в постоянной власти. Извне необходимость обеспечить хозяйственные блага от врагов ведет к развитию военного устройства. От характера хозяйства зависит затем организация значительного числа государственных учреждений. Государство, ведущее войны и живущее военным грабежом, гораздо интенсивнее концентрирует свои силы, требует от индивида более напряженных услуг на пользу общую, вырабатывает более строгие отношения властвования и подчинения, чем государство земледельческое, менее подверженное опасностям со стороны соседей и покрывающее потребность народа натуральным хозяйством. Не меньшее влияние на организацию важнейших государственных учреждений оказывают на высшей ступени культурного развития денежное и кредитное хозяйство, международная торговля в ее различных формах. Крупные мировые события, прежде всего войны и внутренние перевороты, обусловлены, между прочим, экономическими причинами и, не говоря о тех, которые преследуют исключительно экономические цели, всегда имеют рядом с главной целью побочные хозяйственные цели. Конструировать общие историко-философские или социологические положения о характере связи между государством и экономическими положениями – труд в большинстве случаев малопроизводительный, так как по большей части мы имеем дело со строго индивидуализированными рядами причинностей. Но тем поучительнее выяснение конкретных государственных образований на основе создающих их экономических сил.

Развитие государственного строя также обусловливается повсюду, в числе других факторов, экономическими моментами. Во многих случаях это очевидно. Так, например, необходимость в эпоху господства натурального хозяйства наделить графов земельной собственностью, в связи со своеобразным характером военного устройства в Франкском государстве, также обусловленным экономическими отношениями, послужила основанием позднейшей феодализации государственных должностей и таким образом предопределила характер всей средневековой истории публичного права. Некоторые учреждения конституционного государства обязаны своим происхождением финансовым затруднениям князей и вотировке налогов сословиями. Технические изобретения новейшего времени глубоко преобразовали организацию и деятельность государственного управления. Бедность и богатство народа определяют степень культурности государства. Экономические отношения общества, в силу интенсивности и экстенсивности их влияния, являются силами, определяющими характер государства.

Особенно интересным представляется исторически проследить влияние классов – общественных групп, возникающих из различия владения, т. е. как экономического владения, так и обладания властью, – на развитие государства. По социалистической теории, как уже упомянуто, неправильной, содержание учения об обществе исчерпывается историей классов и установлением законов, определяющих их возникновение и влияние. Но поставленная в надлежащие границы, специальная социологическая дисциплина об экономических классах имеет большое значение для понимания государства. Важность ее заключается, прежде всего, в том, что понимаемое таким образом общество является по преимуществу той сферой, в которой наиболее ощутительным образом проявляется неравенство индивидов. Так как это неравенство служит одной из важнейших причин всякой социальной зависимости и юридического господства, то именно эта часть учения об обществе находится в самой тесной связи с учением о государстве. Но чтобы достигнуть здесь прочных результатов, которые были бы чужды духа партийной агитации, необходимо, прежде всего, тщательное исследование деталей. Широкие исторические конструкции, столь распространенные в современной литературе, должны быть оставлены, и следует, прежде всего, выяснить на отдельных, ограниченных в пространстве и во времени отношениях, какое влияние на конкретный строй государственных учреждений и государственной жизни имело экономическое неравенство, а также обусловленные нравами, образованием и профессией преимущества отдельных юридически фиксированных сословий или свободных групп. Кто исследует вопрос научно и потому беспартийно, должен отвергнуть отождествление человека с хозяйственным субъектом. Ибо все явления общественной жизни имеют массово-психологический характер, всякая же массовая психология предполагает психологию индивидуальную. Те же силы, которые господствуют в обществе, должны быть констатированы и в индивиде. Ибо если и допустить, что социальные причины сильнее воли и сознания индивида и даже влияют и формируют индивида вопреки его воле, то все-таки должен быть установлен способ этого влияния, возможного только через посредство индивидуальной психики. Учение о социальных силах, определяющих направление и содержание индивидуального мышления таким путем, который не может быть доказан психологически, есть не что иное как приспособление к новому учению об обществе старого, впоследствии облеченного в форму Гегелевой диалектики учения об идеях. В этом учении индивид рассматривается как орудие высших идей и не сознает поэтому истинного существа своего мышления и действий. В философии истории Маркса – Энгельса, первые зачатки которой следует искать у Сен-Симона, эти силы перенесены из области логического в нелогическое; место таинственного влияния духовных сил заняло теперь не менее непонятное влияние сил материальных. Догматизм, построенный на немогущих быть доказанными утверждениях, остался тот же, нова? только модная материалистическая окраска.

Психологическое расчленение индивида, отнюдь не совпадающее с тем, что индивид «сам о себе мнит»[104 - К. Marx, Zur Kritik der politischen Oekonomie, 1859, стр. VI, cp. Das Kapital, 2 изд. I, 1872, стр. 6 сл.], доказывает, однако, с несомненностью, что на него могут оказывать самое глубокое влияние и иные интересы, кроме экономических, и поэтому созданные им «идеологические формы» не могут быть объясняемы исключительно экономическими условиями производства[105 - Впоследствии Engels все более ограничивал это учение, и самим Marx'ом первоначально высказанное в более резкой форме, чем позднее, так что в окончательном результате от всего исторического материализма уцелел только тот неоспоримый факт, что ход истории определяется, наряду с другими, и факторами экономическими. Ср. Ed. Berenstein, Die Voraussetzungen des Socialismus und die Aufgaben der Social-demokratie, 1890, стр. 6 сл., далее Masaryk, н. с. стр. 92 сл.].

Постоянно, впрочем, повторяется то явление, что в великой социальной борьбе партий один какой-либо элемент человека отождествляется со всем человеком. В эпоху, например, религиозных войн человек рассматривался как существо по преимуществу религиозное; революция и подготовившее ее естественное право искали в свободе существо человека. Человек по природе своей существо свободное – таков основной тезис contrat social[106 - Renoncer ? sa libertе, c'est renoncer ? sa qualitе d'homme”. Du contret social I, 4.]. По теории современного социализма, напротив, человек есть субъект, определяемый исключительно его экономическими интересами, и все другие явления общественной жизни рассматриваются поэтому как побочные продукты этой единственной великой основной силы.

Как и в других социальных областях, так и в области хозяйства государство есть не только следствие, но и причина[107 - Cp. A. Wagner, н. с. I

, кн. VI. Der Staat volkswirtschaftlich betrachtet, и указ, там стр. 870 сл. литературу; далее v. Philippovich Grundriss der politischen Oekonomie 2 изд. 1897, стр. 86 сл.; L. Felix, Entwickelungsgeschichte des Eigenthums, IV

1896, IV

, 1899.]. Оно не может, правда, как это предполагается социалистической теорией, руководить всем народным хозяйством. В истории мы встречаем только единичные, отнюдь не могущие быть признанными образцовыми, организации такого рода, каковы, например, государство инков в Перу и государство иезуитов в Парагвае. Но государственный правопорядок, под защитой которого совершается экономическая жизнь, двигает или тормозит ее в самых разнообразных направлениях. Мобилизация земельной собственности, свобода дробления земли, семейные фидеикомиссы и заповедные имения, родовое наследование по закону и свобода завещания, торговые товарищества, векселя и чеки, свободная торговля и покровительственные пошлины и множество других правовых институтов и государственных мероприятий в такой сильной мере регулируют все народное хозяйство, что государство является одним из важнейших факторов конкретного производства и распределения экономических благ. Кроме того, все виды деятельности государства, как показывает уже беглый взгляд на любой государственный бюджет, имеют свою экономическую сторону, так что всестороннее представление о государстве можно получить, лишь подробно изучив его и с экономической точки зрения.

Ho и для специального познания юридической стороны государства, экономическое изучение его имеет величайшую важность. Так как экономические моменты всегда обусловливают государственный строй, то полное познание действующего права и его развития невозможно без экономической основы. В особенности это справедливо в отношении истории публичного права. Относительно истории частного права теперь уже признано всеми новейшими исследователя-ми, что ее не следует отделять от экономической истории, – именно историкам права она всего более и обязана своими успехами.

Одним из важнейших фактов для всестороннего познания государства следует признать тот факт, что оно само есть хозяйствующий субъект. Тем самым оно является высшим органом коллективного хозяйства народа, но, с другой стороны, именно в отношении к другим государствам – особым социальным образованием. Деятельность его в этой области может быть понята только путем детального изучения народного хозяйства. Ей посвящена особая дисциплина – учение о государственном хозяйстве, или финансовая наука, объединяющая положения, относящиеся к политической экономии, публичному и частному праву и финансовой политике. Это учение имеет поэтому двойственный характер – оно должно быть отнесено одновременно к государственным и социальным наукам. Всякое обособление соединенных в ней различных элементов повело бы только к неясности или бессодержательности. Самостоятельное финансовое право, например, которое излагало бы только строго юридическое содержание столь сложных государственно-экономических институтов, должно было бы, поскольку оно не захотело бы ограничиться простым комментированием действующего законодательства, тщательно выделить значительнейшую часть идейного содержания этих учреждений, чтобы достигнуть своей исключительной цели. Это относится, впрочем, ко всему учению об отдельных административно-правовых институтах.

7. Детальное выяснение развития социальных образований, создаваемых религиозной жизнью, а равно и влияния их на характер политических отношений составляет задачу особой социально-научной специальной дисциплины. Материал, подлежащий здесь изучению, представляется огромным. Все общественные учреждения находятся первоначально в теснейшей связи с религиозными, и история современного государства есть в то же время процесс постоянного обособления государства от церкви, которые, однако, несмотря на то, находятся в состоянии постоянного взаимодействия. Одну из главных задач историко-политического исследования составляет в настоящее время выяснение вопроса о том, какое влияние оказали на объем и содержание деятельности государства античное язычество и средневековое христианство, реформация и созданные ею отдельные вероисповедания. С другой стороны, предметом научного исследования является также и влияние государства на религиозные отношения. В настоящее время внешнее принуждение в области религиозных верований лишь редко признается задачей государства, но в течение многих столетий государство весьма энергично осуществляло такое принуждение и оказало могущественное влияние на развитие религий и их внутреннюю жизнь. Сравнение отдельных современных государств, в которых господствуют разные церковно-политические принципы, доказывает, что и теперь государство имеет значительное влияние на религиозную жизнь, предоставляя определенные привилегии или, наоборот, подвергая ограничениям отдельные церкви или установляя законодательным путем полную свободу в сфере религии.

8. Дальнейшей областью учения об обществе являются политические партии[108 - Здесь я должен ограничиться краткими указаниями на социально-научную разработку учения о партиях. Существующие более обширные исследования Rohmer'a, Die vier Parteien, 1844, Bluntschli, Politik, 1875, Stahl’я, Die gegenw?rtigen Parteien in Staat und Kirche, 1863, C. Frantz'a, Kritik aller Parteien, 1864, v. Treitschke, Hist. – polit. Aufs?tze, Parteien und Fraktionen III, 4 изд. 1871, стр. 427 сл., не исчерпывают или, по крайней мере, не исчерпывают полностью социального существа партий, так как они исследуют преимущественно другие стороны партийного строя. Ряд тонких, но также преимущественно историко-политических указаний дает Merkel, Fragmente zur Social-wissenschaft, 1899, стр. 82–346.]. Они могут быть рассматриваемы с разных точек зрения и представляют обильный материал для научного исследования[109 - Так, напр., с психологической, этической, статистической, исторической точки зрения. Выяснение их практического значения для государственной жизни составляет одну из задач политики.]. Всестороннее познание существа их возможно, однако, лишь при том условии, если рассматривать их и как общественные образования. Как таковые они характеризуются уже по своим внешним признакам. Они по общему правилу не организованы и в этом отношении аналогичны общественным классам, а где такая организация существует, она не имеет, однако, государственного характера. В публичном правопорядке, понятно, партии как таковой нет места. Внутреннее существо больших партий или, точнее, партийных групп, в общем остающихся неизменными, несмотря на то, что меняются преследуемые ими в данный момент цели и их названия, вообще может быть понято лишь в связи со всей жизнью общества. Политические партии по существу своему представляются группами, которые объединены общими, направленными на определенные государственные цели, убеждениями и стремятся к проведению этих убеждений в жизнь. Рассматривая эти группы в их отношении к социальному преобладанию и государственному господству, мы находим троякого рода группы – господствовавшие прежде, господствующие в данный момент и еще не достигшие господства. Каждая политическая партия, естественно, стремится достигнуть господства или сохранить свое господствующее положение. Группы, прежде господствовавшие, но лишенные, вследствие изменившегося соотношения социальных сил, социального преобладания и государственного господства, образуют основу реакционных партий; группы, в которых господство государственное и социальное совпадают, суть консервативные партии; группы, наконец, еще не господствующие, представляют прогрессивные или радикальные партии, в зависимости от большей или меньшей близости их к господству. Отсюда вытекает и тот факт, что там, где обладающие государственным господством партии являются в то же время и социально преобладающими, они содействуют устойчивости существующего государственного порядка, между тем как партии, стремящиеся к достижению государственного господства, могут достигнуть и удержать его лишь путем изменения существующего порядка. Поэтому крайние, далекие от социального преобладания, партии всякого рода относятся враждебно к существующему порядку и склонны к освобождению связанных индивидуальных сил.

Рядом с этими большими, можно бы сказать, необходимыми партиями существуют также случайные, с преходящими тенденциями, и ненастоящие (unechte), т. е. такие партии, которые коренятся не в общих условиях народной жизни, т. е., в частности, не в классовых, сословных и профессиональных различиях, а в особых условиях единичного государства. Случайные партии суть те, которые в действительности преследуют не общие цели в области государственного порядка, а индивидуальные интересы, – так, например, если два претендента на престол находят приверженцев во всех классах общества, сама же монархическая форма правления и другие существующие учреждения не входят в область спорного вопроса. Ко второй группе относятся национальные и религиозные партии. Это – партии ненастоящие, так как всякая настоящая партия должна иметь определенную широкую программу государственной поли тики, что невозможно с точки зрения определенной национальности или религии. Фрагментарными могут быть названы те партии, которые стремятся к разрешению отдельного вопроса, не будучи при этом объединены общими воззрениями на всю государственную политику. Они обычно существуют в государствах со значительно раздробленными партиями, в частности, там, где народом руководит односторонняя политика интересов. Таковы, например, фритредеры и аграрии. В общем, однако, и эти фрагментарные партии, хотя они нередко содержат несходные элементы, всегда можно подвести под ту или иную из указанных выше больших групп. Эти группы, какие бы изменения они ни переживали, представляют постоянный элемент партийной жизни, между тем как продолжительность существования всех случайных и фрагментарных партий представляется ограниченной.

Политическая партийная жизнь является, таким образом, с точки зрения учения об обществе, борьбой общества за государственное господство. Этим исключительно объясняется и тот замечательный факт, что необходимые партии в разных государствах принимают те же названия (консервативная, либеральная, демократическая, радикальная и т. д.; название партии реакционной, впрочем, повсюду избегается), несмотря на то, что цели одноименных партий в отдельных государствах так же различны, как различны сами государства по их историческому, национальному, церковному, экономическому положению.

9. Важное значение для образования государства, его строя и судеб имеют национальные различия, ведущие к образованию общественных групп – частью в пределах государства, если территория занята несколькими нациями или частями наций, частью и за пределами отдельного государства, если одна нация населяет несколько государств. Вопрос о природе и происхождении наций, в свою очередь, составляет предмет специального исследования[110 - Самое основательное и обширное исследование о природе нации принадлежит Fr. I. Neumann'y, Volk und Nation, 1888, где указана и использована и вся предшествующая литература. Существенно отлично от социального и политического понятия нации или национальности (строго фиксировать различие между обоими названиями невозможно) важное в разноплеменных государствах юридическое понятие нации, где оно, означая круг лиц, объединенных общностью языка, тем самым означает вытекающее отсюда свойство индивидуума, союзов, публичных учреждений и государственных установлений. Ср. новейшее исследование V. Herrnritt'a Nationalit?tund Recht, dargestellt nach der oesterreichischen und ausl?ndischen Gesetzgebung, 1899, стр. 16 сл.]. Всестороннее выяснение значения нации для государства составляет одну из существенных задач учения об обществе, результаты которого в этой области должны, в частности, послужить основой важных политических положений. Различие между государствами национальными и разноплеменными приобрело в настоящее время в политическом отношении огромную важность.

Исходить в этом исследовании следует из того положения, которое теперь уже можно признать прочно установленным, что нации суть не естественные, а историко-социальные образования. Выяснение существа нации, как и всякое фиксирование явлений, непрерывно меняющихся в своем историческом течении, составляет одну из труднейших задач науки. Нельзя установить прочного, подходящего для всех наций признака. Таким признаком не может служить, прежде всего, естественная общность племени, так как все современные нации образованы из различных, этнологически нередко далеко отличных друг от друга, племен. Так, современные итальянцы происходят от этрусков, римлян, греков, германцев, сарацинов; французы – от римлян, галлов, бриттов, германцев; русские представляют смешение многочисленных славянских и неславянских племен. Лучшим доказательством того, что объединенная общностью расы масса не тождественна с нацией, могут служить американцы, в жилах которых течет кровь почти всех рас. Если даже нация по исключению сохранила чистую кровь, то и в этом случае связующим звеном ее служит не эта общность крови, а общность исторических судеб и определенных культурных элементов. Даже там, где общность племени имеет, по-видимому, непосредственное национально-объединяющее влияние, не это самое естественное единство, а сознание его, определенные чувства и представления, связанные с этим сознанием, являются национально объединяющим элементом. Не может служить прочным отличительным признаком наций и язык. Существуют разные нации, говорящие на одном и том же языке (англичане – говорящие по-английски ирландцы – американцы, испанцы – говорящие по-испански американские нации, португальцы – бразильцы, датчане – норвежцы и т. д.), как, с другой стороны, существуют небольшие объединенные общностью языка группы или части различных по языку племен, которые считают себя не только политически, но и национально объединенными с народами, говорящими на других языках, как, например, баски – испанцы, бретонцы – французы, валийцы – англичане, и др. И в пределах нации с одним общим литературным языком могут существовать настолько значительные различия в народном языке, что их нельзя рассматривать просто как различные говоры; таково, напри-мер, различие между верхне- и нижненемецким, французским и провансальским. Религия не есть уже теперь религия национальная; к одной и той же нации могут принадлежать последователи разных религий; но и религия, подобно языку, может служить одним из конститутивных элементов нации. Так, хорваты и сербы говорят на одном и том же языке, но первые принадлежат к римско-католической, а последние – к греческой церкви и поэтому считают себя разными нациями. Государство также не является необходимым элементом нации, так как не все нации представляются и государственно-объединенными, а несколько наций или частей их могут жить в од-ном государстве. С другой стороны, общность государственной власти в сильнейшей мере содействовала образованию наций.

Невозможно, таким образом, установить единый прочный, объективный критерий нации и нельзя найти такового в какой-либо постоянной комбинации нескольких элементов. Из этого следует, что нация не есть что-либо объективное, в смысле внешне существующего. Она относится, напротив, к обширному классу социальных явлений, которые вообще не могут быть измеряемы внешними мерилами. Нация есть нечто существенно субъективное, т. е. свойство определенного содержания сознания. Группа людей, сознающих себя объединенными множеством общих своеобразных культурных элементов и общим историческим прошлым и потому отличными от других людей, образует нацию[111 - Е. Renan. Qu'est ce qu'une nation, 1882: „Une nation est une ?me, un principe spirituel, стр. 26. „L'homme n'est esclaveni de sa race, ni de sa langue, ni de sa rеligion, ni du cours des fleuves, ni de la direction des cha?nes de montagnes. Une grande agrеgation d'hommes, saine d'esprit et chaude de coeur, crеe une conscience morale qui s'appelle une nation”, стр. 29. Нация в собственном смысле есть «более или менее значительное население, приобретшее, вследствие высокого своеобразного культурного развития, своеобразную общую природу, переходящую из поколения в поколение». Neumann, стр. 132.]. Объективное, основанное на общности происхождения, единство разных человеческих групп, единство расовое или племенное, проявляется уже на заре истории и даже значительно раньше. Субъективное единство нации, напротив, по своей природе есть продукт высшей культуры и, хотя издавна уже находится в зародышевом состоянии, но с полной силой проявляется лишь в новейшее время. Пока она не существует вовсе или существует лишь в зачатке, не существует и политической теории, которая была бы построена на каких-либо внутренних качествах народа. Ни античная, ни средневековая политика не требуют, чтобы народности, внутренне связанные и потому сознающие себя едиными, в противоположность другим народностям представляли и вовне особые государства. И в новейшее время естественно-правовое учение о государстве первоначально исходит от абстрактного человеческого индивида и знает поэтому только юридическую идею народа, объединенного в государстве, – о нации как народе в культурном смысле нигде еще нет речи. Еще в XVIII столетии Монтескье, стремящийся исследовать все определяющие государство элементы народной жизни и первый предугадывающий связь между правом и нацией[112 - De l’esprit des lois. 1. XIX.], не подозревает о влиянии наций на образование государств. Это влияние обусловлено именно интенсивностью национального чувства. Что чувствует себя единым, стремится усилить и развить это единство; но это достижимо только посредством сильной организации, возможной только в государстве. Политика еще ближайших к нам столетий, расширявшая территорию государств, совершенно не считаясь с национальными особенностями населения, сделалась поэтому в новейшее время в европейских государствах невозможной или опасной.

Нация, по существу, имеет динамический характер. Народ может быть нацией в большей или меньшей степени, т. е. чем слабее чувство культурного единства, тем менее резко выражена нация, чем больше число и существеннее свойство объединяющих культурных элементов, тем сильнее и глубже сознание единства в национальной группе. Поэтому и отдельный индивид может в большей или меньшей степени считать себя членом нации в соответствии со значительностью и интенсивностью национальных культурных элементов, оказавших на него влияние. Чем выше своеобразная культура народа, тем богаче объединяющее его членов историческое прошлое, тем более развита и нация, отсутствующая поэтому на низших ступенях культуры. Для того чтобы развилось национальное чувство, должно еще присоединиться противопоставление себя другим нациям. У эллинов было поэтому высокоразвитое племенное чувство, но не полное национальное чувство в современном смысле по отношению к варварам, так как они не признавали этих варваров носителями своеобразной культуры; точно так же у римлян отсутствовало чувство противоположения себя как однородного культурного целого покоренным ими народам. Аналогичные явления наблюдаются и в настоящее время в отношениях цивилизованных наций к полу – и нецивилизованным племенам. Поскольку не затрагиваются непосредственные политические интересы отечественного государства, сталкивающиеся с этими племенами чувствуют себя не немцами, французами, итальянцами и т. д., а европейцами или, в отношении к цветным, белыми.

10. Международное общение также должно составить предмет специального исследования для того, чтобы можно было прийти к прочным выводам о значении его для жизни отдельного государства. Часть этих международных отношений относится к уже упомянутым выше областям. Церкви и другие религиозные общения, общественные классы, нации нередко выходят за пределы отдельного государства. В частности, значительные конфессиональные группы и, прежде всего, католическая церковь с ее единой организацией, как и экономические классы, образуют международные общения более или менее значительной интенсивности. Вся духовная и экономическая жизнь культурных народов не есть что-либо замкнутое в пределах нации – факт, влекущий за собой ряд социальных последствий. Всемирные выставки, всякого рода международные конгрессы суть очевидные, из года в год повторяющиеся последствия международного социального общения. Но и суверенные государства как члены международного общения образуют неорганизованное или проявляющееся лишь в случайных организациях общество государств, в пределах которого политические интересы создают меняющиеся, нередко противоположные друг другу группы, которые повторяют в своих взаимных отношениях тип заключающихся в пределах отдельных государств общественных групп. Было бы весьма благодарной задачей выяснить влияние международного общения на правопорядок отдельных государств. Весь строй современных государств обусловлен, между прочим, этим общением. Проявляющаяся, при всех индивидуальных различиях, поразительная однородность структуры современных государств во многих важных отношениях основана, несмотря на влияние английских и французских учреждений на учреждения других государств, не на простой рецепции внешне воспринятого чужого права, а на однородности общественных отношений. Последние имели и то последствие, что основные черты современной организации управления, и именно по французскому образцу, сделались в течение XIX столетия существенно однородными в европейских государствах. Точно так же социально-политические реформы, предпринимаемые в каком-либо государстве, тотчас же отражаются теперь, в силу однородности социальных отношений, и за пределами этого государства, как это показывает история рабочего законодательства и, в частности, страхования рабочих.

11. Выше мы уже указали на то, что государство не только испытывает на себе влияние других общественных отношений, но и, в свою очередь, само на них воздействует. Характер этого влияния должен составить предмет особого научного исследования. Об этом влиянии мы скажем здесь лишь несколько слов. Следует, прежде всего, отличать сознательное, намеренное воздействие от несознательного и ненамеренного. Последнее, в теории нередко упускаемое из виду, по общему правилу гораздо сильнее первого. Государственные учреждения, даже в тех случаях, когда они непосредственно преследовали совершенно иные цели, оказывали огромное влияние на образование и устойчивость нации, на распространение и вытеснение религии, на создание и смягчение социальных различий. Наиболее ярким примером может служить разгром феодального общества во Франции абсолютной монархией, не терпевшей рядом с собой никакой другой силы в государстве. Благодаря последовательной политике королей общество было, однако, в то же время нивелировано и демократизировано, и этим подготовлена почва для революции, – результат, который, конечно, не входил и не мог входить в расчеты монархов. Государство нередко оказывало значительное ненамеренное влияние даже на язык и литературу. В государствах с различными языками и диалектами литературным языком делался по общему правилу язык двора и высших учреждений[113 - О влиянии государства на язык мы странным образом едва находим указания как в государственно-научной, так и в лингвистической литературе. Arnold, Kulturund Rechtsleben, 1865, стр. 67 дает некоторые указания весьма общего характера; систематического исследования, которое было бы посвящено этой интересной проблеме, мы не знаем.]. Так, господство северофранцузских королей в немалой мере содействовало низведению некогда столь цветущего провансальского языка на степень диалекта; так, кастильский язык сделался в борьбе с каталонским единственным испанским литературным языком со времени объединения Испании под властью кастильских королей, как и верхненемецкий язык был языком имперских учреждений. Самостоятельное политическое развитие содействовало, между прочим, возведению голландского языка со степени нижненемецкого диалекта на степень особого языка. Строй государства оказывает величайшее влияние даже на характер народа. Привычка к приказаниям и повиновению, возможность сознательно направленной на определенную цель деятельности в соответствии с существующими политическими отношениями, доверие к предусмотрительности и справедливости правительства, вера в непрерывное развитие государства и всевозможные другие государственные отношения оказывают глубочайшее влияние на все мышление и деятельность человека. Впервые познал это, с присущей ему глубиной, Платон, у которого различным государственным формам соответствуют разные характеры[114 - Rep. VIII, 544 сл.]. В среднем характере немца, австрийца, русского и т. д. явно проявляется влияние специфических особенностей их государств.

Когда государству приписывают лишь незначительное влияние на социальные отношения, то имеют в виду только намеренное воз-действие государства на общество. Ибо специфическое средство воздействия государства, его власть, как все извне привходящее, не обладают способностью осуществлять глубокие преобразования, которые частью происходят в самом человеке, частью ускользают от воздействия всякой внешней власти даже там, где они проявляются вовне. Никакая принудительная власть не в состоянии разрушить, например, общности интересов между членами экономического класса. Но где государственная власть приводится в действие для достижения определенного социального результата, конечный эффект совершенно выходит за пределы возможного предвидения. Освобождение крестьян, признание свободы экономической деятельности, мобилизация земельной собственности оказали глубокое влияние на преобразование современного общества, но степень и характер этого влияния лишь в незначительной мере сознавались творца-ми этих мероприятий, вызываемых притом по большей части требованиями, предъявляемыми обществом к государству. По исключению государство может создать прочный, хотя бы только и отрицательный, социальный результат при помощи грубой силы, как это показывает пример антиреформационной деятельности католических государств или господство Конвента во Франции. Но и такие результаты ограничены и не прочны, чему доказательством служат признание свободы религии в этих государствах и французская реставрация.

Учение об обществе указывает поэтому границы возможного для государства. Прогрессивное изменение, развитие и регресс всего общества государство может регулировать соответственно своим целям лишь в узких границах. Оно может, правда, своей сознательной деятельностью несколько отклонить течение социальной жизни, замедлить или ускорить быстроту его, но неизвестную ему цель этого движения оно не может ни определить, ни отодвинуть.

Социальное изучение государства представляется, таким образом, необходимым коррективом юридического. Наука права утверждает, что суверенное государство стоит выше всякой другой организованной власти и никакой власти не подчинено. Но могучим силам социальной жизни, действующим не в форме сознательной, направляемой волей силы, подвластен и этот суверен. Юрист дол-жен поэтому остерегаться смешения его мира норм, долженствующих управлять жизнью государства, с самой этой жизнью. Все формально-юридические представления о всемогуществе государства, гипотетически вполне допустимые, исчезают, как только мы из мира юридически возможного вступаем в мир социальной действительности. Здесь действуют исторические силы, которые образуют и разрушают самодовлеющее бытие государств, лежащее вне всяких юридических конструкций. К этому самодовлеющему бытию приложимы гениальные слова столь часто непонимаемого немецкого мыслителя[115 - Ср. Hegel, стр. 423 сл.]: для образования, бытия и падения государств не существует иного форума, кроме суда мировой истории. Нормы этого суда, без сомнения, не совпадают с нормами юристов.

Книга вторая. Общее социальное учение о государстве

Глава пятая. Название государства

История терминологии каждой науки тесно связана с историей самой науки. Существует непрерывающееся взаимодействие между словом и его значением. Слово нередко указывало путь всей науки народа или эпохи.

У греков государство называлось ????? и было, таким образом, тождественно с городом – одно из главных оснований того, что греческая наука о государстве, оставаясь на почве государства-города, никогда не умела охватить государства-земли. Когда говорят о государствах с обширной территорией, их обозначают как совокупность обитателей (?? ?????????, ?? ??????), но название, которое выражало бы отношение жителей к территории, никогда не приобретало более широкого значения[116 - Употребляется также ???? как синоним ????? или в значении территории государства в противоположность городу; ср. соответствующие места у Stephanus, Thesaurus grecae linguae h. v., преимущественно, однако, в значении regio, не civitas.]. Но и о ????? нередко выражаются таким же образом; афиняне, фивяне, коринфяне совершенно отождествляются с их государствами. Объективно, как обозначение признака, общего какому-либо народу, государство называют ??k?????. Во всех этих представлениях вещный элемент далеко отступает перед личным. Гражданская община тождественна с государством. Публично-правовое положение индивида никогда не обусловливается поэтому принадлежностью к стране, а всегда только принадлежностью к членам гражданской общины или зависимостью от нее.

Римская политическая терминология принадлежит к тому же типу. Государство есть civitas, община полноправных граждан, или res publica, общее всему народу, соответственно греческому ?? k?????. Италия и провинции первоначально суть только союзники города и зависимые от него области. Полное право гражданства приобретает лишь принятый в городскую общину, civis romanus всегда есть и остается синонимом гражданина города Рима. Из города Рима вырастает, однако, величайшее государство древности. Это превращение римская терминология сумела отразить лишь несовершенно, отождествив власть правительства с римским государством и превратив, таким образом, res publica в imperium. Существеннейший элемент государства перемещается, таким образом, от граждан к государственной власти; res populi становится синонимом res imperantis.

Рядом с этими названиями государство обозначается, как и у греков, названием народности, – как и вообще populus и gens означают государство[117 - В позднейшем латинском языке вместо respublica употребляется и более абстрактное status reipublicae, так прежде всего у Ульпиана I. 1 § 2 dig. de just, et jure I, 1. Даже status Romanus в значении римского государства встречается у Аммиана Марцеллина 20, 8, § 11 к 360 г. в письме Цезаря Юлиана к Константину Августу: “Наес statui romano prodesse”, далее у Орозия, изд. Zangmeister'a II, 5, 9: “trecenti Fabii vere clarissima Romani status lumina”, Кассиодор, изд. Mommsen'a, стр. 422, 5: “Romanum statum in confinio gentium sub tranquilitate regio in media urbe confundi”. В этих и других местах, любезно указанных мне проф. Zangmeister'ом, statusr никогда, однако, не употребляется в абсолютном значении государства вообще. Предложение Н. A. Zachariae, I, стр. 41

(ср. также Bluntschli, Lehre vom modernen Staat I, стр. 24, A. Schulze, Einleitung стр. 124), что в указанном месте Ульпиана подразумевается «государство», следует поэтому признать необоснованным.].

Эволюция государственных отношений в германском мире точно отражается в языке. Немецкое “Reich”, соответствующее латинскому “regnum”, и производным “rеgne”, “regno”, “reign”, означает первоначально господство, и именно княжеское[118 - О разных значениях этого слова ср. Gierke, Das Genossenschaftsrecht, II, стр. 570 сл.]. То же относится к происшедшим от латинского “imperium” выражениям “imperio”, “empire”. Общего термина, который обнимал бы как монархии, так и республики, не существует, тем более что государственно-научная литература на местных языках появляется лишь в XVI в. Кроме того, упомянутые названия применяются лишь к более значительным государствам. В латинской литературе употребляются и древнеримские термины, причем, однако, civitas по общему правилу означает городское государство[119 - Ср. также Gierke, Genossenschaftsrecht III, стр. 356.].

Резкую противоположность античному воззрению составляет обычное в средневековой терминологии для обозначения государства название земля, terre, terra. Перемещая центр тяжести государства в его территориальный элемент, оно находится в соответствии с историческим фактом значительного преобладания в ту эпоху негородских государств и с тем значением, которое прибрела земля как основа политической силы[120 - Для средневекового воззрения, в противоположность античному, характерно, что “Stadt”, “Burg” или “Wik” суть территориальные, не личные обозначения коммунальных общин, так что и латинское civitas становится в средние века понятием территориальным, от которого производится сначала civis, а затем также citoyen, citadin, cittadino, citizen. Gierke, Genossenschaftsrecht, II, стр. 579 сл. Следует, однако, иметь в виду, что и у греков ????? было понятием первичным, ??????? – производным.]. Хотя этот термин применим и к крупным, и к мелким государствам, ему недостает, однако, полной определенности, так как, с одной стороны, он не обнимает городских государств, а с другой – им обозначаются также негосударственные образования, местности и провинции. Этот термин не потерял до сих пор своего значения. В Германии официально употребляют термин «земские законы» (Landesgesetze), а в науке для обозначения права членов союзного государства получило право гражданства выражение “Landesstaatsrecht”. Термин «ландтаг» для обозначения палат еще напоминает о старом территориальном государственном праве. В Венгрии немецкое издание венгерских законов также официально называется Landesgesetzsammlung.

Потребность в общем, обнимающем все государственные образования, современном термине впервые получила удовлетворение в Италии. К разнообразным итальянским государствам не подходили названия regno, imperio, terra, как и слово citt? не передавало государственного характера Венеции, Флоренции, Генуи, Пизы. Из имевшего многочисленные значения слова stato, первоначально присоединяемого к названию города (stato di Firenze и т. д.), образуется затем совершенно отвлеченный термин, применимый ко всякому государству, будь то монархия или республика, крупное или мелкое, городское или сельское государство. Якоб Буркхардт полагает, что первоначально lo stato назывались правители вместе с их приближенными, и затем это название узурпировало значение всей территории как целого[121 - Die Kultur der Renaissance in Italian, 1860, стр. 2, прим. По R?melin'y, Statistik, в Sch?nbergs HB., 2 изд. III, стр. 700, stato первоначально употреблялось в сообщениях посланников для обозначения прочных и постоянных властей и должностей государства и затем и самой территории.]. Вероятнее, однако, что оно означает, соответственно, status древних, устройство, порядок. Употребление слова stato в этом значении представляется доказанным уже для начала XV столетия[122 - В отдельных случаях status-государство встречается в Англии уже в XIV в. Ducange-Henschel, Glossarium mediae et infimae latinitatis s. v. status.], а в начале XVI столетия оно является уже общепризнанным термином для обозначения всякого государства. С зарождением со временной идеи государства найдено и соответственное слово. Это явно видно из того положения, которым Макиавелли начинает свой трактат “Principe”: Tutti gli stati, tutti i dominj che hanno avuto et hanno imperio sopra gli uomini, sono stati e sono e repubbliche о principati[123 - За Макиавелли должна поэтому с полным основанием быть признана заслуга введения в научную литературу слова «государство».].

В течение XVI и XVII столетий, этот термин проникает затем во французский, английский и немецкий язык. Во Франции еще Боден (1576) употребляет для обозначения государства слово rеpublique, estat же означает у него определенную форму государства, почему он и говорит об estat aristocratique и populaire[124 - Six livres de la rеpublique II, ch. VI, VII.], но несколько десятилетий спустя Loyseau[125 - Traitе des Seigneuries. Paris 1608, p. 25.] употребляет уже слово estat в том же широком значении, как Макиавелли соответственное итальянское слово. В Германии значение status долгое время остается неопределенным. В начале XVII столетия впервые начинают говорить о status reipublicae, в смысле «весь status», т. е. «общее состояние всех дел страны» в противоположность «штату» придворному, военному и т. д. (Hofstaat, Kriegsstaat и т. д.)[126 - St?lzel, Brandenburg – Preussens Rechtsverwaltung und Rechtsverfassung, I, 1888, стр. 19.]. Впоследствии говорят также о status publicus. Терминология еще долго, однако, остается весьма неопределенной, и тем же словом означается двор, или палата князя[127 - Schulze, н. с. стр. 21 сл.]. Лишь в течение XVIII в. термин, под влиянием государственно-научной литературы, консолидируется таким образом, что без дальнейших определений означает все политическое целое. Процесс завершается лишь в последние десятилетия XVIII в. в соответствии с проникающим в общее сознание превращением территорий в государства. Слово «государство» имеет еще, однако, двойственное значение, следы которого можно проследить вплоть до настоящего времени. Staat’ом называется также провинция или область с особым устройством[128 - Ср. Adelung, Versuch eines vollst. grammat. – krit. W?rterbuches der hochdeutschen Mundart, 1786, сл. “Staat".]. В этом смысле официально говорят о королевско-прусских штатах как землях одного князя, являющегося в то же время королем Пруссии. Еще теперь прусские законы обнародуются в «Собрании узаконений королевско-прусских государств» (Gesetz-Sammlung f?r die K?niglichen Preussischen Staaten)[129 - Ср. Н. Schulze, Preussisches Staatsrecht, 2 изд. I, 1888, стр. 139, прим. 2.].

Точно так же в Австрии, в патенте 11 августа 1804 г., которым Франц II принял титул наследственного австрийского императора, говорится о «нераздельном владении нашими независимыми королевствами и государствами» и о «наших королевствах и других государствах», что на современном официальном языке означает не что иное, как «королевства и земли», как это ясно видно из дальнейшего обозначения германских наследственных земель (Erblande), входивших еще тогда в состав Германской империи, «наследственными государствами»[130 - «… Это следует относить… и к тем нашим наследственным государствам, которые до сих пор состояли в непосредственной связи с Римско-Германской империей, и должны и впредь остаться к ней в том же отношении».]: «государство» употреблено здесь в том же значении, в каком оно употребляется в Пруссии. То место патента, где говорится о «союзном австрийском корпусе государств» (Staatenk?rper), отнюдь не представляет поэтому признания австрийских земель государствами.

В акте отречения Франца II от 6 августа 1806 г. император объявляет, что он впредь будет управлять своими германскими «провинциями и имперскими землями» «в их соединении со всем австрийским государственным корпусом» как император Австрии. Какие бы то ни были государственно-правовые выводы из всех этих обозначений следует признать совершенно недопустимыми. Но характерно, что даже обе германские великие державы вплоть до распадения империи не знали в своей официальной терминологии строго отграниченного понятия государства[131 - В истории немецкого слова “Staat” в отношении к его романскому происхождению заслуживает внимания, что, с одной стороны, голландские сословия назывались генеральными штатами, так что государство (Staat) = сословию (Stand), а с другой – швейцарские кантоны и теперь еще официально называются сословиями (напр., St?nderat), так что Stand = Staat.].

Рядом с «государством» и теперь еще для обозначения политического общения употребляются и другие названия. Во внешних отношениях государство называется державой. Macht, puissance, potenza, power – выражения, обычные в дипломатическом языке. Под влиянием античного словоупотребления – именно через посредство jus gentium – для обозначения государства употребляется также слово «народ» (Volk, nation, nazione)[132 - Ср. также Neumann, стр. 108 слл.].

Немецкое V?lkerrecht и изобретенный Бентамом термин «интернациональное (международное) право» означают право, нормирующее отношения между государствами. Последний термин особенно неточен и может вводить в заблуждение. Вернее было бы вместо jus inter gentes или nationes говорить о межгосударственном праве. Но терминология не всегда следует логике. В научном же отношении ни один термин не представляет таких удобств, как термин «государство», настолько уже отвлеченный, что с ним не связываются более какие-либо побочные представления, которые делали бы его двусмысленным и потому неудобным[133 - Ср. Bluntschli в цитированном выше, стр. 82, месте.].

Глава шестая. Существо государства

I. Приемы изучения государства

Прежде чем приступить к разрешению важнейшей и труднейшей основной проблемы учения о государстве – познанию природы государства, – необходимо предварительно выяснить те возможные точки зрения, с которых государство может быть познаваемо.

Государство занимает, прежде всего, определенное место в совокупности мировых явлений, оно представляется нам частью космоса и с тем вместе реального в смысле объективного, вне нас находящегося[134 - Конечного гносеологического вопроса о трансцендентном значении этого объективного мы здесь не касаемся.]. Оно есть совокупность событий, происходящих в пространстве и во времени. Эти события должен бы уметь воспринимать и тот, кто ничего другого о человеке и его целях не знал бы, ибо существующее вне нас реальное как таковое лишено психического содержания. Так мы наблюдаем и познаем социальные действия определенных, ниже нас стоящих на зоологической лестнице, видов животных. События в пчелином улье, в муравейнике мы воспринимаем, не будучи еще по одному этому в состоянии правильно истолковать их. Еще и теперь наука далеко не выяснила, на каких органических или психологических силах основаны инстинкты, вызвавшие к бытию эти общества животных, т. е. точно нам известны лишь внешние, протекающие во вне события, но не силы, действующие изнутри, в каждом члене общества. Мы непроизвольно толкуем их по аналогии с фактами нашего внутреннего мира. Если бы мы были лишены последнего, мы вообще воспринимали бы в таких обществах нечеловеческих организмов лишь пеструю, бессодержательную смену явлений.

Такое исключительно внешнее изучение государства – назовем его объективным – дает лишь крайне скудную и лишенную всякой научной ценности картину государства. Всякое социальное явление может быть понято лишь при том условии, если мы знаем обусловливающие и сопровождающие его психические акты. Ибо всякое внешнее явление в обществе, как всякое исходящее от человека изменение, обусловлено волей, направление и содержание которой определяются всей психической жизнью и деятельностью человека. Уяснив себе это, мы тем самым переносим государство из объективного мира в мир субъективный. Из огромного, необозримого числа человеческих социальных действий выделяется часть их и на основе определенных, нуждающихся в синтезе явлений объединяется в единое целое в сознании как активно участвующих в жизни государства, так и исследующих, и оценивающих ее. Но всякое действие может быть истолковано только на основании нашего внутреннего опыта. Средства естественнонаучного исследования – число, мера, вес – здесь бессильны. Статистическое исследование может дать только внешний объективный материал, приобретающий ценность лишь вследствие психологического его истолкования. Такого рода научное исследование государства мы назовем субъективным.