– На сколько твоя Ясная умножила? На столько и она умножит, ежели повезет, то и на больше.
– Вот то-то. На больше. Как думаешь, бабка, что родичи скажут, если я нарушу обычай предков?
– Что скажут? Что скажут? То и скажут. Сам голова. Ты столько раз его нарушал, что пальцев не хватит. Ну, решил, что ли? Мне к Глуну идти надо. У него жена тоже рожать собралась. Прибегали уже, звали.
– Раз звали – иди. А с дитём? – Бояр ласково взглянул на дочь. – Пора, бабка, с этим покончить. Нечего род уменьшать.
– Как так?
– Иди. Теперь не будут в нашем роду чадо малое жизни лишать. Нечего чудить. Всем скажи. Поняла? Иди.
Глаза знахарки потеплели, старческое сморщенное, как у младенца, лицо словно разгладилось. Она понятливо кивнула, низко поклонилась и так стояла некоторое время. Когда же грузно разогнулась, Бояр на серых щеках женщины увидел слезинку.
– Спасибо тебе, Бояр, – она вновь до земли поклонилась. – За слова твои, пуще – за дело. Знал бы ты, как это тяжело, – она развернулась и быстро засеменила прочь.
– Стой, – приказал Бояр.
Она, вздрогнув, остановилась: неужели передумал?
– Если у Глуна девчонка родится, дай знать. Поняла?
– Поняла, поняла.
Бояр вошел в женскую половину дома, в полумрак и смрад. Запах проникал в ноздри, вызывая недобрые воспоминания. Кровь и пот, – так пахнет после кровопролитной схватки. Правда, этот запах витает в воздухе недолго, до первого глубокого, во всю грудь вздоха, здесь же он завис над распростертой в углу на широкой лавке Ясной, впитываясь в стены, утварь, одежду.
– Бояр, – еле слышно позвала Ясная, – открой дверь, пусти свежего воздуха.
– Нечего, охватит еще.
«Ах, женушка ты моя любая, – надрывно подумал Бояр. – Боишься, что чад для меня тяжел?! Мне боль твою лучше не видеть».
Когда глаза привыкли к полутемноте, он рассмотрел осунувшееся, почти черное с синим отливом лицо жены. Большие, небесного цвета глаза светились нездоровым блеском. Она же не могла оторвать взгляда от рук мужа.
– Бояр.
– Ну?
– Бояр.
– Заладила. Решил я так. Что, не рада?
– Как же? Рада! Только…
– Ей что, много надо? Ничего, проживем.
Он осторожно положил девочку рядом с матерью. Неуклюже погладил жену по щеке и сам застеснялся своей ласки.
– Пойду я. Позвать кого?
– Не надо. Я немного полежу, да вставать буду.
– Лежи, – приказал он, – нечего прыгать. Бабка сказывала, что плоха ты. Вот и лежи.
«Чтой-то сегодня с Бояром. Со счету сбилась – сколько детей ему выносила и родила, а такое – впервой. Верно говорят – другую приглядел. Молодую. Вот и ладно. Замучилась я совсем».
– Бояр, – Ясная дотронулась до холщовых штанов мужа. – Хороший ты.
– Придумаешь еще.
– Как надумал, так и поступай. Я тебе не помеха.
– О чём это ты?
Ясная не ответила. Он постоял, подождал, может, что пояснит, и быстро вышел.
* * *
Давно это было. Нахаб, потомок Бояра и Ясной, даже и не знал, когда. Лишь слова Бояра, передаваемые от отца к сыну, дошли до него:
– Сила северян – в единстве. Будем сообща, под одним началом, – никакой враг не страшен. А нет – сгинем.
Не спалось Нахабу. Ворочался, тяжело перекатываясь с боку на бок, вставал, пил ледяную воду, опять ложился. Но сон не шел. Наступили для него черные дни. Не осталось у него наследника, и некому было передать нажитое добро, некому пересказать наказы боярские.
Под утро, намаявшись бессонницей, он встал, накинул медвежий тулуп и вышел во двор. Морозный предрассветный воздух обжигал. К знакомым запахам человеческого жилища присоединился еще один – запах весны.
Нахаб сбросил тулуп и остался в одной нательной рубахе ниже колен. Зачерпнул серебристого снега и, довольно кряхтя, стал натирать сначала лицо, руки, потом – грудь и опять лицо.
– Эх, эх, – разносилось в тиши.
Сторожевая собака, потомок волка, какое-то время настороженно наблюдала за хозяином с другого конца двора, затем, вильнув хвостом, подбежала и начала вертеться вокруг Нахаба, озорно поскуливая. Он зачерпнул немного снега и бросил в неё. Она, взвизгнув, отскочила в сторону.
– Верный, иди! Ко мне! – позвал он.
Собака, поблёскивая в полутемноте желтыми глазами, приблизилась и остановилась.
– Ко мне! Ко мне, Верный!
Нахабу показалось, что пёс, вибрируя ушами, раздумывает о предложении хозяина. Северянин доброжелательно повторил: «Иди, ко мне иди».
Животное негромко залаяло и кинулось к хозяину. От сильного толчка в грудь Нахаб пошатнулся, но устоял. Защищая лицо от горячего языка, он стал пятиться, но Верный, переступая задними лапами, шёл за ним, продолжая лизать. Нахаб споткнулся и упал.
Пес отскочил в сторону и, прижав уши, стал наблюдать за поднимающимся человеком. Ровно в тот миг, когда Нахаб почти встал, но еще окончательно не выпрямился, бросился на него. Все четыре лапы нанесли удар по спине, и этот удар был так силен, что Нахаб носом уткнулся в снег.
– Ах, ты так?! Ну, погоди…
Собака отбежала и победно-пронзительно залаяла. Эхом ответили соседские псы.
– Замолчи. Побудишь всех, – прикрикнул Нахаб и стал неуклюже подниматься.