Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Тот, кто подводит черту

<< 1 2 3 4 5 6 ... 12 >>
На страницу:
2 из 12
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

А я, как гриб-подберезовик, все это выслушивал, только черви изнутри меня точили. Ты нагло хамила без удержу, а я себе объяснял: «Она готовится стать матерью! Терпи! Это святое!»

А ты, женщина, – что для тебя святое? Какую тему ты не обгадила? Какую душевную струну не перепилила деревянной пилой? Что я тебе должен? А мне – что ты должна? Об этом не хочешь подумать?

Да я домой после работы не хочу!!! Активно не хочу! В дом, который сам создал! Потому что ты – ядовитая! Ты знаешь много слов, от которых мужчине жизнь делается не мила. Ты ими бросаешься направо-налево, даже отчет себе не отдаешь, что их можно услышать и запомнить навсегда. И не простить.

Кто я у тебя? «Тормоз, чурбан, этот, дебил, дегенерат, придурок, боров…»

Могу еще напомнить с десяток. А если я тебя твоими же методами? Ты припрешься с работы, а я тебе: «Где шлялась, корова?»

Или в постели: «Что развалилась, бревно сырое?»

А? Ндравится?

Кстати, если уж говорить о состоятельности полов: ты, как женщина, полный ноль! Тебя хотеть невозможно! Ты на ночь под душ не встанешь. Мужу-то какая разница – можно и повонять, он привыкший. Ты ничего не делаешь, чтоб у меня желание появилось. Ты своей куриной головой даже вообразить не можешь, что от тебя тоже что-то требуется.

Ведь ты меня осчастливила! Ты со мной! И детки твои – со мной! Моя семья! Чтоб было, кому подать воды!

Мне не нужна от вас вода! И вы от меня отстаньте. Живите собственными ресурсами. Открывайте охоту на других идиотов.

Что ж ты не уходишь? Ты всегда, чуть что, грозилась уйти! И с детками-конфетками. Время пришло – газуйте! Что ж вы застыли-закаменели? Ноги отнялись?

Так я сам.

Вот, идите к папочке на ручки! Вынесу по одному! Последний долг. Последняя ласка.

Люди-куклы

После этих слов артист волен был поступать, как ему заблагорассудится. Мог по очереди перетащить на руках парализованных его монологом членов семейства, мог за волосы отволочь за кулисы, мог ногами пинать через всю сцену.

И кланяться выходил всякий раз по-разному: то неся жену на закорках, то толкая ее, упирающуюся, перед собой.

Впрочем, Леся очень редко когда имела возможность наблюдать, какой вариант на этот раз изобрел изощренный в улавливании настроений публики звездный герой их театра и множества телесериалов Костя Потапов. Потому что, когда он фокусничал после утомительного монолога, Леся должна была подправлять грим Асе Щегловой, той самой изгнанной жене взбунтовавшегося героя пьесы Славика.

Только завзятые театралы и посвященные знали, что членов семьи героя во время его обвинительных речей изображали куклы. Кукла-жена, кукла-сын и кукла-дочь. Именно поэтому им удавалось так достоверно горестно таращиться на обретшего внезапно дар слова безропотного главу семейства.

А в это же самое время героиня пьесы, настоящая, живая, сидела в гримерке и входила в образ. Леся колдовала над ней, стараясь, чтобы не было «недо» и «пере». Последний штрих – самое главное. От него у актера крылья вырастают. При условии, что он, штрих этот, удачен.

Идея с куклами пришла в голову их режиссеру не от хорошей жизни.

Пару лет назад их молодому театру предложили зарубежные гастроли с нашумевшим в Москве спектаклем.

Все бы хорошо, но в спектакле этом была задействована огромная массовка, которая в родном городе обходилась в ноль рублей, ноль копеек – студенты с радостью соглашались потусоваться на сцене. Везти за рубеж дикое количество народу было делом финансово нереальным: билеты, проживание в чужой стране, переезды из города в город выливались в такую сумму, что экономический смысл турне полностью исчезал.

Нанимать массовку на чужбине тоже не имело никакого смысла: они не сумеют правильно реагировать на происходящее, не понимая ничего по-русски. Кроме того, за бесплатно нигде, кроме их уникального многострадального царства-государства, народ приучен работать не был.

Вот режиссер и удумал понаделать кукол в человеческий рост. Таких, чтоб от людей не отличить. Пластичных, с закрывающимися глазами, с выразительными руками. С лицами, на которые можно наносить грим, а потом смывать его и гримировать заново.

Он слышал, что где-то делают таких красавцев. Где-то не у нас. А это значило – ничего из задумки не выйдет. Потому что все опять же упиралось в деньги.

А такая куколка сколько может стоить? Даже подумать страшно! Тем более что не одна куколка требовалась, а не меньше тридцати.

Но он так сильно и настырно хотел воплотить свою идею в жизнь, что неумолимая судьба поддалась и послала ему весть о некоем провинциальном заводике, способном сотворить искомое чудо, причем за весьма скромное вознаграждение.

И сотворили. И были счастливы подвернувшейся работе безгранично: смогли обеспечить своих рабочих полунищенской зарплатой на несколько месяцев вперед. Вот что было истинным чудом наоборот: у мастеров с золотыми руками и умными головами настолько отсутствовала деловая хватка, что они не удосужились даже мало-мальски себя прорекламировать, чтобы обеспечить завод бесперебойными заказами. И цены своей работе не знали. Так что, можно считать, повезло. Почти задаром получил исполнение желания.

Режиссер полюбил своих кукол со всем жаром истосковавшейся по ним души. Дошел даже до того, что называл их лучшей частью труппы: они-де не капризничают, не болеют, не придуриваются, выполняют все режиссерские указания, не требуют денег, не жрут, не алкогольничают, не проститутствуют и умеют держать паузу как никто!

Живые актеры снисходительно прощали эти дурацкие режиссерские сравнения бездушных тварей с ними, одаренными, тонко чувствующими и переживающими индивидуумами. Но и они вскоре поняли, как хороши оказались эрзац-люди для общего дела.

В этом, к примеру, сегодняшнем спектакле куклы честно отыгрывали половину времени. Вот только ответили на восторги публики после монолога, только выталкивали кланяться окаменевшую брошенную жену с застывшим лицом, а через полминуты сцена разворачивается и – полюбуйтесь на нее! Совсем иначе одетая, элегантная, с полными интереса к жизни глазами поет застывшему от восторга и сочувствия другому мужчине:

Он говорил мне:
Будь ты моею,
И стану жить я,
Страстью сгорая.

Прелесть улыбки,
Нега во взоре
Мне обещали
Радости рая.

Бедному сердцу
Так говорил он!
Бедному сердцу
Так говорил он!

Но не любил он!
Нет, не любил он!
Ах, не любил он!
Да, не любил меня!

И очередная жертва, вытаращив глаза от восхищения, слушает теперь ламентации бедной оставленной женщины, жертвы любви и долга, мужского эгоизма и черствости.

Спектакль про нее

Зрители расходятся довольные.

– А эти-то: жена и дети! Сидели-то как! Я прям думала – не настоящие. Столько времени – и не пошевелиться! Вот это артисты! А потом она как выскочит, как запоет, я глазам не поверила: гениально! Надо еще раз сходить! Такая постановка! Невероятно!

Леся тоже любила этот спектакль, хоть и знала всю подноготную действа. Ведь это она рисовала куклам лица, придавала им нужные по ходу пьесы мимические выражения, сооружала прически, одевала. От нее зависела та самая хваленая достоверность, благодаря которой публика не в состоянии была обнаружить подмены.

Но кто кого играет – кукла человека или человек куклу – это дело второстепенное. Пьеса задевала ее по существу. Монолог Славика был словно к ней обращен. Весь спектакль – будто бы про нее. Ей становилось жутко, и совесть мучила. Потому что в ее случае вышло даже гаже. В театре главный герой вышвыривает из своей жизни бессовестных потребителей: жену и великовозрастных сына и дочь. В реальности выгнанным оказался муж. Хотя Лесиной вины тут нет: жили они в ее квартире. А собственника жилплощади даже по яростному желанию супруга на улицу, к счастью, не выставишь. В остальном же – один к одному, словно кто-то подслушал ее последний разговор с мужем.

Она знала – он прав.

Жизнь – несправедливая штука. Наказывает невиноватых, награждает тех, кто не заслужил. Вот как в ее случае.

Она испортила жизнь человеку.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 12 >>
На страницу:
2 из 12