Стихи и верлибры

Без остановок у шара маршрут,
Он в каждом мгновении тут как не тут.

Ангел счастья сей мир под крыло не берет,
Ибо кто-то его взял уже в оборот.

Космос молчит, как великий немой,
Вряд ли он путь из мытарства – домой.

Земная орбита —
В зигзагах руин,
Ведь собака зарыта,
Рулит сукин сын.

Поклонение волхвов

Звезда путеводная, вновь сослужившая службу

Божьему промыслу, чья подоплека без дна,

припоминает расплывчато сонмы вселенных,

на которых по ходу спасения ставился крест.

Взгляды Отца, пробуравившие атмосферу,

на земле задают небывалому мировоззрению тон —

и старые добрые принципы ложных суждений

приобретают еще не отточенный, новый аспект.

Чем старательнее у волхвов разгибаются мысли,

тем причудливей позы фигур умолчанья в углах.

На соломе ритмично мерцает начальная точка

для нового летосчисления. Вечер выходит на старт.

У всех в дивном свете как будто не плотские лица,

ослепительная дальновидность сужает зрачки.

В ходе дел и вещей руководство теряя, незримо

беззаветные древние духи грустят у огня.

Меры счастья, престижа, беды и немереные химеры

не будут уже исчисляться привычным путем:

какие-то их единицы начнут обнуление, чтобы

чрез игольное ушко пройти, как не может верблюд.

У тривиальных яслей многомерные бдящие тени —

возможно, привет-поздравленье соседних миров.

Вол, чужеродное проникновение остро почуяв,

ликующе вздрогнул – на миг не собой побывал.

Стороны света, не верившие в посторонность,

вняли: не все направленья охвачены их четверней.

Злоба и счастье, смущенные аурой момента,

их слиянье в злосчастье откладывают на потом.

Поклоны волхвов будто чувствуют точку опоры,

с которой носился в мечтаньях своих Архимед.

Сила тяжести всё, что достала, к себе прижимает,

но у многих неласковых узников крылья растут.

Пространство стоит тупиково-бескрайним пробелом

между словом, что было в начале, и словом конца.

В такой парадигме не выскажется безусловность,

лишь сослагательно вещие громы плодит высота.

Волхвы, приручая среду, пропускают сквозь пальцы

блики, что, с Вести сорвавшись, уносятся невесть куда.

Так, возможно, за тысячи лет световых до Адама

соломки спасения реяли в бесперспективной среде.

Гений

Всё больше прискорбий и скарба