Олег Рязанский

– Неужто и вправду не узнал своего коня, на котором бочоночки вывезли? А конь сразу признал тебя, уши навострил, ноздри подставил…

– Масть странная…

– Коня для отвода глаз слегка подкрасили. Разуй глаза, княже, плюнь да разотри хорошенько его бок… Видишь, натуральный цвет проявляется, серебряно-серый с прочернью! Отмоешь, откормишь… Я обещал отыскать твоего коня и отыскал!

– Через два года! – сбил спесь со Щура Дмитрий Иванович. – И кто его нынешний хозяин?

– Тот, разумеется, кто приехал на нем в Переяславль-Залесский на съезд и кто на нем отправится обратно. Не волнуйся. Возьмем расследование в свои руки. Проследим, понаблюдаем, повяжем. Дело одной ночи!

За ночь снега навалило предостаточно. Кому по колено, как длинноногому князю ярославскому, кому по брюхо, как пузатому костромскому.

Сколько не сиди в гостях, а домой ехать надо. Князь рязанский не стал звать конюха, сам отыскал в стойле своего коня. Сам надел на него, мохнатоногого, седло жесткое, деревянное. На нем и сидеть удобно, и слезать, и садиться. На манер степняков-кочевников. Проверил, не заплела ли чужая нечисть в колтун гриву коня? Почистил ножом кошта широкие, крепкие, подков не знающие. Дал корм в торбе. Заодно сыпанул и соседнему коню с пожухлой серебристо-серой шерстью и печальными глазами.

После быстрого завтрака гости прощались долго, проникновенно. По плечам хлопали. Ножами обменивались. Родне приветы передавали. Обнимались, лобызались, слезу пускали как обычные человеки. Они, в сущности, очень одинокими были, всю жизнь жить в напряге из-за своих правящих обязанностей, держать дистанцию – уметь надо. И напоследок они немного расслабились… Князю новосильскому сунули за пазуху кормовые, проездные, фуражные, обиходные, прогонные, верстовые, столбовые, суточные и прочие нужды. Через седло перебросили суму с гостинцами для детишек – пусть радуются. И снова прощались, слезу смахивая. Лишь князь рязанский заторопился, вскочил в седло и в путь отбыл без слюней прощальных. Оригинал. Но поскакал почему-то не прямиком на тракт, а через Плещеево озеро.

Наконец утро отгремело и всяк поехал в свою сторону. Ростовский князь управится до обеда, если будет гнать коня во весь опор. Кто-то к ночи доедет до своего дома. А костромской либо городецкий доберутся через несколько дней. И в те времена была велика Русь пространствами…

Поразъехались князья. Кто с челядью, кто в одиночку. И в конюшне, где стояли все лошади, коня Дмитрия Ивановича не оказалось! Кто уехал на нем? Следы привели на берег Плещеева озера к месту нахождения местной диковины Синь-камню в рост человеческий. Ночью камень испускал блеклый свет, шорох и передвигался! Увидев такое – человек столбенел! Кто от ужаса, кто в удивлении. Для искоренения камня, как остатка язычества, его и в озере топили, и в землю закапывали. Но шло время и Синь-камень возвращался на свое исконное место, чтобы снова стоять столпом. Указующим? Межевым? Путевым? Сторожевым? Памятным?

Щур пристально вглядывался в следы на снегу, сверкая своим увеличительным третьим глазом:

– Ежели по следам судить, то конь прискакал к озеру не один, а в сопровождении собрата с неподкованными копытами…

– Бросились в озеро и утопли?

– Протри, княже, глаза! Лёд на озере! Перескочили кони подталую полынью вдоль кромки берега и поминай как звали! Но ты, княже, не отчаивайся. Найдем твоего коня. По следам похитителя. Выявим, повяжем. Следы от сапог его чёткие, приметные, каблуки индивидуально стоптаны во внутрь. Сейчас мы срисуем их, измерим, сравним… где-то я такие следы уже видел, очень на твои похожие.

– Разуй глаза, Щур! – в раздражении вскричал Дмитрий Иванович, это и есть мои следы! Вчера вечером кое-кому из гостей я показывал Синь-камень! А ты, кстати, где прохлаждался? Борода всклочена, на шее сено, меж ног солома… Где честь мундира?

– Как где? Всю ночь на службе! В конюшне. В лошадином стойле. Вместе с твоим конём! А с рассветом, для лучшего наблюдения за отъезжающими, перелез на крышу, чтобы видеть все до мельчайших подробностей!

– И не углядел, прозевал коня!

– Сопрел от духа лошадиного и в результате дыра в сознании, так называемое слепое место… Пока лез на крышу площадь обзора уменьшилась, злоумышленник воспользовался сужением видимости и увел коня. Ничего страшного. Стечение обстоятельств. Непредвиденный случай, все логично. Но не будем терять надежды, преступник всегда оставляет следы. След – улика весомая, однако, бывает, след есть, а человека нет. Как отыскать? Проще простого. Взять гвоздь и воткнуть в след искомого. Одно из двух, либо искомый лично явится гвоздь из следа вытаскивать, либо охромеет. Повяжем в любом случае. А ежели не удастся, есть третий вариант – суда Божьего ему не избежать! Кстати, одного подозреваемого я все же углядел. Того, который проявил излишнее внимание к твоей лошади. Корм ей давал, по шее трепал, колючки из гривы выщипывал! Зачем, спрашивается, ему о здоровье чужой лошади заботу проявлять? Не гадай, не ломай себе зря голову, во век не догадаешься!

– Кто?

– Следы от копыт его неподкованного коня на снегу перед твоими ногами!

– Говори, ну!

– Князь рязанский!

– Ты на кого замахнулся? Да чтоб Олег Иваныч позарился на моего коня? Он грубой силою отобрать может, но не таким гнусным способом! Сгинь с глаз, иначе прикажу высечь тебя! За дезинформацию!

– Плетьми или батогами? – Когда были наедине Щур имел право на пререкания. Росли-то на одном дворе при дворе княжеском. С одними и теми же мамками, няньками, дядьками. От одной кормилицы молоко пили. Вместе играли в прятки, в солдатики. Но если княжич, хоть и осиротелый с пеленок, вырос князем московским, то его дружок Щур так и остался дитем коровьей дойницы. По факту рождения. И пусть тянет всего на полушку, но глядит рублем. Так и сейчас. Нос вздернул до самого неба, из глаза искру выпустил и за ответным словом в карман не полез, но для приличия слегка помягчел голосом:

– Возможно, княже, я малость мог и ошибиться – кто быстро бежит, тот и спотыкается…

– Конюшенный мне целый час другое вдалбливал…

– Не верь болтливому, глаза надежней. Особенно сыскарские, увеличительные, что мигом узреют оставленную улику. Так вот, княже, отпечатки человечьих следов перед твоими глазами, как две капли воды похожи на следы обиженного тобой сына недавно почившего тысяцкого Вельяминова! Вопрос: почему он присутствовал на съезде, не будучи званым? Что вынюхивал, чем интересовался, с кем сговаривался?

– Не путаешь?

– У него на голове шапка весьма приметная, не по чину окантованная мехом редкостного золотого соболя. Одна такая на всю Московию!

– И куда поскакала эта шапка?

– Туда же, куда и брякающий бочоночек, в тверские пределы!

Эпизод 4

Будни и праздники

“Да не застанет вас солнце в постели!”

    Владимир Мономах (1058–1125)

Возвращаясь с очередного объезда своих владений, Олег Рязанский сделал крюк к месту стояния первой столицы рязанского княжества на крутом правом берегу реки Оки, куда по древнему столбовому пути из прикаспийских степей, зимой 1237 года, покорив предварительно мордву, булгар и буртасов, явился с войском некий хан Батый на низкорослых выносливых лошадях. Прельщенный новой добычей хан Батый для приличия потоптался чуть возле укрепленных городских стен и отправил послов к местным правителям – рязанскому, пронскому, муромскому с требованием немедленной выплаты ему, хану Батыю, внуку Чингизхана “десятины” со всякого имущества, людей и лошадей всех мастей, иначе… Князья выбрали “иначе”, но не сумели совладать с силой противника и Батый разорил их города до тла, а затем поочередно взял приступом Суздаль, Ростов, Москву…

Олег Рязанский до сумерек ходил по остатним следам насыпного вала, стен каменных, вздыхал горестно… Вспоминал, что после Батыева нашествия рязанская земля то и дело терпела убытки и страдания от прохода по ее территории баскаков с карательными ордынскими отрядами, силой выбивающих от русских князей-данников Орды узаконенную дань-подать.

В 1252 году таковой оказалась Неврюева рать из десяти тысяч человек, отправленной на Русь Сартаком, сыном хана Батыя.

В 1293 году во всю прыть промчалась Дюденева рать, посланная золотоордынским ханом для острастки четырнадцати городов русских.

В 1322 году Ахмылова рать беспредельно хозяйничала на ростовских и ярославских землях.

В 1327 году Шавкалова рать буйствовала в Твери, а Федорчукова наводила ужас в Великом Новгороде.

И каждая рать с гиканьем, ржанием, улюлюканьем шла единственно удобным путем – через землю рязанскую, требуя корма для людей, лошадей и ночлегов со всеми удобствами… Но на этот раз с юга, с приволжских и донских степей древней торной дорогой нагло и разнузданно перла напролом не вражья рать, а весна запоздалая, проливным дождем сохлую землю лаская! И на сердце Олега Рязанского стало радостно. Под раскаты грома отбил низкий поклон месту первого столкновения русичей с силой ордынскою, прихлопнул на затылке шапку свою самонадевающуюся, вскочил на коня и к дому. Но река Ока пустилась в загул разливами и пришлось свернуть с топи на сушь возле сельца Залипяжьего при речке Истье, где жители с издавна из болотной руды железо добывали и куда со слов разведчика-доносителя спустя 400 лет с гаком, заявится царь российский Петр Первый проверить, так ли это, ибо остро нуждался в железе для оснастки судов на верфи воронежской, и где еще через 300 лет встанет во весь свой железный рост на чугунном постаменте у моста через Дон-реку. Но прежде, засучив рукава, наденет фартук и будет бить молотом железо до тех пор, пока вконец не измотает подручника, наковав столько, что заработанных алтынов хватило для приобретения новых башмаков взамен изношенных да заплатанных…

Так или иначе, однако доподлинно известно, что Петр Первый – державный бомбардир, шкипер и плотник с мозолистыми руками шастал по рязанщине в короткой жилетке на голландский манер еще в те времена, когда Санкт-Петербурга и в помине не было.

Прежде, чем прорубить окно в Европу, Петр Алексеевич рубил дверь в Азию. Для выхода в Азовское море дважды брал Азов и рыл канал из Дона в Волгу. Будучи в Астрахани и Дербенте, вынашивал идею соединения рукотворным проливом Каспийского моря с Черным… Попутно, на военном паруснике сушил весла, принимая от насельников Солотчинского монастыря, построенного Олегом Рязанским, гостинцы “на дорожку” в виде яиц, ветчины, гусей, баранов, пивка… В Касимове на реке Оке охотился на медведя не то с рогатиной, не то с пищалью… Бросал чалку в Елатьме, Муроме, Нижнем Новгороде… На Волге близ Саратова имел встречу с престарелым калмыцким ханом, с поднесением ему даров за службу верную…

Не сбился Петр с курса, шел нужным галсом – реформист, реалист, преобразователь! И чего искал в Азии? Не иначе как по зову крови, корни-то у первого императора Российского – рязанские. Крепкие, кондовые, наполовину азиатские. Матушка его, Наталья Кирилловна с поместными землями по Оке из рода Нарышкиных, от отпрыска татарского бека Нарыша, переведшего на службу к русским правителям, а тетка – праправнучка сибирского хана Кучума, с которым бился казачий атаман Ермак в Сибири… Стоп! Бросай якоря! Приплыли, приехали… Так что повязана Рязанщина с Питером узами неразрывными на веки вечные.

* * *

Едва приблизился Олег Рязанский к своей столичной околице, как людишки приворотные хвать его коня за хвост и в крик:

– Ольг Иваныч, сынок у тебя народился!

Обрадовался князь, спрыгнул с коня, заплясал! Так в плясе и добрался до главной городской площади, где повелел столы ставить да накрывать, дескать, подходи честной народ, угощайся!

Пособники в момент бочки с бузой и медовухой выкатили: пить – так пить, гулять – так гулять! За здравие новорожденного! А молодцы-удальцы ставили на стол еду закусочную. Дичь. Окорока. Рыбу. Княжескую. Полуторасаженную. Навалился народ, обглодал до последней косточки. А деликатесную еду от ганзейских купцов с Балтии – мальков кильки в сметанном соусе заглатывали целиком, не разжевывая.