– Павел, Джек! Что у вас? – командир старался оставаться спокойным, но тревожные нотки в голосе выдавали его волнение.
Ответил Павел:
– Я в порядке, Джек не отвечает.
Туман рассеялся, и безграничное пространство вновь окружило станцию. Она продолжала двигаться с той же скоростью вокруг Земли, словно ничего не произошло. Павел увидел Джека. Он парил над платформой, не подавая никаких признаков жизни. Без лишних слов Павел направился к Флейвору, с трудом контролируя свои действия: в голове гудело, и ощущение реальности пропадало, расплываясь перед глазами радужными полосами. Усилием воли он удерживал свое сознание, понимая, что в этот момент от его действий зависит жизнь – и Джека Флейвора, и его собственная.
Милан стоял посреди зеленой лужайки и чувствовал, как вода, заполняющая большую лужу вокруг него, намочила ноги. Он хотел заплакать и не мог. Стыд перед отцом, который держал его за руку, казалось, запечатал рот. Но слезы – жгучие и соленые – вытекали из глаз и катились по щекам; слез становилось все больше, а щеки горели под их едкими струйками.
– Осторожно, так, так… – услышал он незнакомый голос. – Отлично! Берите его, ребята!
Милан открыл глаза, с трудом подняв веки.
– Теперь второго, – командовал все тот же голос, – он, кажется, в сознании… С приземлением! Тихо тихо, уже все позади…
Голоса постепенно стихли, растворяясь в ватном тумане, и только рука отца все еще сжимала его детскую руку, удерживая от небытия и забвения.
Госпиталь Центра реабилитации принял Джека Флейвора на следующий день после посадки модуля «Союз-ТМ». Русские предложили обследовать в Москве обоих космонавтов, попавших в поле действия неизвестного объекта, но посол США, дипломатично поблагодарив за содействие российскую сторону, передал распоряжение своего президента о немедленной доставке Джека Флейвора в Вашингтон.
Состояние Джека оказалось куда хуже, чем Павла Курлясова. Американский астронавт получил ожог кожи лица. Как он мог получить такой, находясь в защитном скафандре, оставалось непонятным. Лучшим специалистам США предстояло дать ответ на этот непростой вопрос. Русский космонавт внешне не пострадал, но уже первые исследования показали, что и в его организме, как и у Флейвора, тоже произошли изменения. Тем не менее, они благополучно вернулись на Землю, и дальнейшая судьба космонавтов теперь зависела от медиков обоих стран.
Флейвор тщетно пытался выйти из тумана, в которое погрузилось его сознание. Лекарства действовали на мозг, и астронавт в очередной раз проваливался в сон, не успевая открыть глаза. Врачи же, наряду с его лечением, решали и другую, куда более трудную задачу. Как только его доставили в Вашингтон, специалисты сделали всевозможные исследования. Результаты настолько обескуражили, что было решено созвать особый консилиум, интерес к которому проявили и военные.
– Первые же исследования Джека Флейвора показали, что его организм претерпел такие изменения, что в данный момент астронавт несколько отличается от статистически нормального человека, – докладывал лечащий врач астронавта.
– Простите, сэр, – перебил врача представитель Пентагона, – разъясните, пожалуйста, что это значит.
– Понимаете, скажем, кровь человека имеет определенный состав, все вещества находятся в определенной пропорции, с небольшими отклонениями. Так вот у Флейвора эти отклонения значительны, и не только в крови. Но удивительно не это. Учитывая перегрузки, которые он испытал, влияние еще не определенного вида энергии, этого стоило ожидать. Я имею в виду – изменение состояния здоровья, но в сторону ухудшения. А его организм словно помолодел. Пока мы не можем провести активные тесты, но уже сейчас можно предположить, что его организм откликнется на такие изменения увеличением физической силы, например.
– Не хотите ли вы сказать, что астронавт стал суперчеловеком? – прямо спросил военный.
– Нет… не думаю… пока об этом говорить рано, – неуверенно ответил медик.
Он подошел к экрану, на который проецировали фото Джека Флейвора, сделанное в операционной. Забинтованное лицо и неподвижное тело производили жалкое впечатление.
– Посмотрите на него. Сейчас этот человек вряд ли может претендовать на звание суперчеловека. – указывая рукой на Флейвора, сказал врач.
В зале повисла тишина.
– Еще раз обращаю ваше внимание на то, что пока рано делать какие-либо выводы. Сначала надо вернуть Флейвору его облик, но прежде, безусловно, здоровье. Сейчас его состояние можно назвать стабильно устойчивым. Мы делаем все, что возможно при нашем уровне медицины и, я надеюсь, что Джек Флейвор пойдет на поправку. Во всяком случае, пока аргументов «за» больше, чем «против», – оптимистично закончил врач свой доклад.
Возражения медиков о возможности мутации астронавта после облучения, как они утверждали – неизвестным видом энергии, не произвели на военных впечатления и за Джеком Флейвором установили особый контроль, объявив самого астронавта секретным объектом.
Джек пришел в сознание. Он хотел открыть глаза, но не смог: что-то ватно-тяжелое давило на веки. Лицо зудело. Он сглотнул и потянул носом воздух: медленно, едва поднимая грудь при вдохе. Воздух в помещении оказался легким, как после дождя в горах, только теплым. Джек наслаждался им, не спеша с выдохом.
– Он очнулся, – послышался незнакомый голос: женский, звонкий.
Должно быть, это сказала медсестра. Ей ответил мужчина:
– Хорошо, наблюдайте за приборами, – и потом ему – Джек это понял, потому что говорящий произнес его имя: – Джек, вы меня слышите? – Пауза. – Если слышите, надавите на мою руку, – и он, приподняв руку Джека, положил свою снизу.
Джек надавил. Пошевелил пальцами.
– Вы чувствуете боль? – снова спросил мужчина.
Джек снова напряг руку.
– Ничего, все уже позади, не беспокойтесь, – спокойно говорил врач, как догадался Джек, – у вас ожог лица, но не сильный, скоро мы снимем повязки, и вы увидите сами, что волноваться не о чем.
Голос врача звучал тихо и уверенно. Постепенно боль утихла, видимо, ему ввели анальгетик. Вот и хорошо. Так лучше думается. Джек сосредоточился. Последнее, что он мог вспомнить, было белое облако, движущееся к ним с Павлом. И огни. Потом яркая вспышка в белой пелене, голос Павла… какие-то люди… все одинаково одетые… и это не экипаж МКС…
Джек погрузился в сон.
– Кажется, он уснул, доктор, – медсестра проверила капельницу и, поправив одеяло пациента, наклонилась к его лицу. – Дыхание ровное.
– Отлично, Мерил, наблюдайте. Если что, зовите.
Доктор Вашевски вышел из палаты. Его не меньше, чем других – тех, кто по долгу службы занимался Джеком Флейвором, – интересовал вопрос: Что же с ним произошло?
«Интересно, а помнит ли он все? – эта мысль раньше не приходила в голову Вашевски. – А если он действительно вступил в контакт с иной формой жизни, с инопланетянами? Вполне может быть… Тогда ситуация может сложиться и так, что Флейвор не расскажет ничего. И причин тому две: ничего не помнит или все помнит, но ничего не скажет. Хотя, контакт – это вряд ли. Всего лишь облако неизвестного происхождения. Астрофизики до сих пор не сказали ничего вразумительного о его природе. А Флейвор…, – Вашевски остановился. – Флейвор попал в облако не один: с ним рядом находился русский космонавт. Да, жаль, что нет возможности исследовать русского. Им бы устроить встречу, очную ставку, так сказать».
Вашевски озадаченно потер подбородок. Узкий, несколько выдающийся вперед, он придавал лицу доктора детское выражение капризности, что никак не вязалось с широким лбом и обширной проплешиной, украшенной в центре пучком редких волос.
Майкл Вашевски – амбициозный и настырный человек – уверенно забирался вверх по служебной лестнице благодаря своему таланту аналитика и поразительному трудолюбию. Более того, он был просто трудоголиком. Работа в Центре космических исследований занимала все его время. Сейчас, когда подвернулся удачный случай многопланово исследовать астронавта, подвергшегося действию силы, неизвестной ученым, Майкл решил использовать все свои наработки в области психоанализа и космической медицины.
Внутреннее чутье подсказывало ему, что астронавт не знает, что с ним произошло. Потому доктор Вашевски решил не просто обследовать его организм, но залезть в его голову настолько глубоко, насколько позволяли современные средства исследования головного мозга и гипноз, которым он владел как никто другой. Но прежде астронавт должен выздороветь физически. Повреждения кожи Джека Флейвора не были столь глубоки, чтобы беспокоиться о его жизни, но пересадку тканей все же придется сделать. Этим занимались хирурги. А доктор Вашевски ждал, когда пациент поправится настолько, что с ним можно будет работать. Интерес военных к астронавту был на руку Майклу. Не усугубляя ситуации, он может просто намекать на то, что возможность контакта с инопланетянами не исключена, и выпускать Джека Флейвора в мир Земли еще рановато, да и опасно. А вдруг он теперь вовсе не он? Таким образом, у доктора Вашевски появлялся неограниченный простор для деятельности. Пациент всегда на месте и не требуется специальных разрешений на глубинные исследования мозга, как, впрочем, и других органов.
Наблюдения за астронавтом вели в комнате, которая располагалась этажом выше над палатой Джека Флейвора. Камеры, установленные в палате, показывали его двадцать четыре часа в сутки. Все было под контролем – и манипуляции медицинских сестер, и врачебный осмотр, и каждое движение астронавта, пока лежащего на широкой кровати практически неподвижно. Но доктор Вашевски работал в своем кабинете, на его компьютер поступали все сведения о Флейворе, включая и показания приборов, которые фиксировали работу всех жизненно важных органов.
Вашевски сел перед монитором и, упершись кулаками в подбородок, уставился на экран.
«Кто ты, Джек Флейвор?» – мысленно вопрошал он, пристально вглядываясь в лицо астронавта, закрытое бинтами.
Ответа на этот вопрос у доктора пока не было. Но он умел ждать. Что-что, а спокойствия ему не занимать!
«Всему свое время!» – эта фраза стала девизом Майкла с детских лет. Он дождется того часа, когда Флейвор откроет ему все секреты, даже те, о которых и сам не догадывается. А пока… пока надо подумать, как подобраться к русскому. Майкл Вашевски интуитивно чувствовал, что раскрутить клубок без Павла Курлясова ему будет намного труднее.
Павел на удивление легко и быстро прошел стадию адаптации к земному притяжению. После возвращения космонавтов из длительных полетов она занимала не меньше месяца. Павел же восстановился за неделю.
– Что ж, голубчик, – заключил профессор Даринов, просматривая последние результаты обследования космонавта, – все у вас хорошо, даже замечательно!
– Спасибо, доктор! – Павел искренне обрадовался.
– Замечательно, замечательно… Но именно это меня и настораживает, Паша, – Даринов отложил бумаги и снял очки. Интеллигент во всем, потомок чудом уцелевшего в России древнего дворянского рода, Василий Иванович Даринов относился к своим пациентам по-отечески. – Вы слишком быстро восстановились. Ваш организм, словно, – Василий Иванович потеребил редкий клинышек бородки, подыскивая слово для выражения своей мысли, – словно помолодел лет, эдак, на пятнадцать!
Павел растерянно улыбнулся.
– Мне всего то тридцать семь…