Доказывать ей, что я здесь вовсе ни при чём, было бесполезно. Я и не стала доказывать.
Из участка я ушла озадаченная, но даже предположить не могла, какая непростая жизнь у меня начнётся.
В редакции меня ежедневно поджидал Лесик, который продолжал предлагать себя в качестве моего продюсера в любой области искусства, которую я выберу, а за стенами редакции в засаде меня поджидала Ильмира, концерт которой отменили, поскольку из тысячи билетов было продано всего одиннадцать. Причём купил их сам Лесик «на почин» для девочек из фан-клуба, «чтобы те на концерте зажигали публику».
Больше билетов никто не покупал, зажигать было некого, и концерт отменили.
Ильмира, оставшись не у дел, стала выслеживать меня в надежде поквитаться. Как она собиралась поквитаться, я не знаю, поскольку старалась на улице в одиночку не появляться.
В общем, оба они – Ильмира и Лесик – целыми днями ходили за мной как пришитые, но каждый по отдельности, и избавиться от них не было никакой надежды.
Через несколько дней мне это сильно надоело, и я сказала Андрею Михайловичу:
– Вы меня в эту историю втравили, вы и решайте проблему. А то покалечит меня эта полоумная, кто отвечать будет?
Уж не знаю, какие шаги он предпринял, но вскоре Лесик с Ильмирой исчезли, как в воду канули. Может, в тюрьму их посадили, а может, поехали искать счастья в другой город – не знаю и знать не желаю.
Вот вам и тихая, спокойная жизнь в отделе культуры! Врагу не пожелаешь…
А теперь на нас надвигались выборы мэра, и вся пишущая братия надеялась хорошо на этом заработать. Ну, и я тоже надумала хоть что-то для себя урвать. Да что там греха таить, хотелось урвать по максимуму.
Лёша, наш ответственный секретарь, впервые поставив в номер предвыборный материал, торжественно провозгласил:
– Господа охотники, сезон открыт, отстрел разрешён. Киллеры, в ружьё!
И мы пустились во все тяжкие. Соревнование в редакции развернулось нешуточное: у кого дичь крупнее, кто нароет больше компромата, кому сколько заплатят за «джинсу»… Лёшка, который сам никогда ничего не писал, подзадоривал нас, аплодировал и улюлюкал.
Сейчас Лёша сидел в кабинете шефа на неудобном гостевом диванчике – тихий, бледный, сосредоточенный. Прилежно изучая пейзаж за окном, он задумчиво потирал ухо – то ли огрёб «отеческий подзатыльник», то ли просто не знал, куда руки деть.
Я послушно встала на «лобное место», сложила руки в молитвенном жесте, смиренно потупилась и приготовилась слушать.
Андрей Михайлович держал в руках свёрстанную полосу, уже готовую для отправки в типографию, и дрожащим голосом вопрошал:
– Это что за безобразие?
– Статья, – пискнула я, даже не взглянув на то, что было у него в руках.
А чего глядеть? И так всё ясно. Вряд ли речь идёт о спортивных новостях или прогнозе погоды. Шороху наделала моя статья о Данилове, нашем действующем мэре и главном претенденте на кресло мэра ещё на один срок.
– Ты что же это себе позволяешь, уважаемая? – брызгал слюной Андрюша.
– Так ведь предвыборная кампания… – защищалась я, не поднимая глаз.
– А тебя она каким боком касается?
– Это всех касается, – тоскливо прошептала я. – Я ведь тоже живу в этом городе…
– Боюсь, недолго тебе жить осталось. И в этом городе, и на белом свете. За такую статейку и тебе, и мне секир-башка будет, ты это соображаешь?!
– Может, и не будет, – горестно вздохнула я, упорно глядя вниз.
– Кто заказывал?
– Никто.
– А платил кто?
– Тоже никто.
– Ну да, ну да, так я и поверил. Ты у нас где числишься?
– В отделе культуры.
– Вот и пиши о культуре! Чего ты, дурёха, в политику полезла?
– Так ведь предвыбор…
– Слышал, слышал! А ты поговорку такую слышала: кесарю-кесарево, ну, и далее по тексту?
– Слышала, – шепнула я.
– Жанна, девочка, ты вообще соображаешь, во что впрягаешься? И чего ты так пристально туфли разглядываешь? Первый день надела, что ли? В глаза мне смотри!
Я снова вздохнула – протяжно, со стоном – и подняла на него глаза.
Андрей Михайлович смотрел на меня участливо, как на душевнобольную. Кажется, он действительно недоумевал, как это я могла вляпаться в такую некрасивую, дурно пахнущую историю.
– Кто статью заказывал? – нормальным тоном спросил он.
– Говорю же – никто.
– Все вы так говорите. Все вы как бы незаангажированные. Прямо эпидемия кристальной честности, и что интересно – всегда накануне выборов.
– Мне никто ничего не заказывал. Просто я, как любой житель нашего города, имею своё мнение о предстоящих выборах. А поскольку работаю в газете, могу поделиться своим мнением с окружающими.
– Не можешь! – закричал успокоившийся было шеф. – Ты будешь мнениями делиться, а мне потом пожары тушить на всех уровнях?! Вы деньги берёте, статейки киллерские пописываете, а потом настоящие киллеры на вас охоту устраивают! И то правда, что-то давненько у нас на федеральном уровне не лили слёз по поводу очередного убиенного «честного и неподкупного» журналиста, который сунулся в воду, не зная броду! А не совался бы куда не просят, так и не пришлось бы потом устраивать вселенскую панихиду! Сто раз уже вам, бестолочам, объяснял это! Сто раз просил – не лезьте под пули! Берегите свою жизнь и репутацию газеты! А ты мне тень на плетень наводишь? Ну вот что, что ты со мной делаешь?!
У шефа началась истерика. Он брызгал слюной, топал коротенькими ножками, и от этого топанья седой хохолок надо лбом подпрыгивал очень и очень забавно.
Чтобы не рассмеяться, я снова опустила очи долу.
Лёша сидел неподвижно, будто сам себе памятник, даже не моргал. Восковая фигура из музея мадам Тюссо.
– Ты на прошлой неделе тиснула статейку, пока меня не было, и я смолчал, думал, может, читатели не заметят, а ты умная и сама всё поймёшь, – лютовал шеф. – Однако мне позвонили из приёмной Данилова и поинтересовались, что это мы себе позволяем. Им очень не понравилась наша самодеятельность, хотя та статья по сравнению с этой, – он опять потряс перед моим носом свежесвёрстанной полосой, – была просто-таки хвалебной.
– Там я тоже критиковала его методы работы, – осмелилась я подать голос.
– «Методы рабо-о-ты», – передразнил меня шеф. – Что ты понимаешь в методах работы сильных мира сего?