Азъ есмь Софья. Сестра

– Вы из Коломенского?

– Да. А вы… полк…

– Мой командир – полковник Крофорд.

– Что в Москве?

– Не знаю. Мятежники направились к вам, в Коломенское. Я хотел прорваться к царю…

– Это бесполезно. Там полно народу, вы не пройдете. Но у меня есть приказ. Скачите обратно, поднимайте полки и ведите их в Коломенское.

Патрик впился глазами в пергамент. Действительно, это был царский приказ, печать… да и сам он хотел идти туда с полком, просто тупица Крофорд колебался…

– Вы поедете со мной?

– Да. И мне нужно еще людей…

– Из Москвы вышли Матвеевский полк и полк Полтева. И Шепелевский должен быть где-то поблизости…

– Вы их не видели?

– Нет.

– Что ж, либо они, либо…

Мужчина хищно ухмыльнулся, снискав молчаливое одобрение казаков. Не то чтобы они были сильно против бунта, им тоже не нравилась ситуация с медью и серебром. Просто царевич был в Коломенском. А его они знали. И его действительно стоило защищать.

Алексей Алексеевич не замечал этого, но люди уважали мальчишку. За ум, пытливость, терпение, за отношение к людям… одним словом – за державу драться никто не собирался.

А вот за своих родных и близких…

Впрочем, людям это чаще всего и свойственно.

* * *

– ВЫ!!! Ходите невесть где!!! Мать глаза выплакала!!!

Алексей с Софьей переглянулись, безмолвно спрашивая друг друга – это еще что за явление хвоста народу? А хвост был впечатляющим. Пухлая темноволосая девочка лет так восьми-десяти гневно топала на них ножками.

Ну да, это оно и есть – сестрица Марфа.

Закончив все дела с гонцом, дети решили вернуться под присмотр мамок-нянек, чтобы потом к ним не было претензий – и первым делом наткнулись на это чудо в перьях.

И в дорогих перьях. Одна душегрея чего стоит – вся жемчугом расшита. А золотая лента в волосах? Кстати – достаточно жидких и редких. Софья даже порадовалась за себя, она-то куда как лучше смотрелась. И румянец на щечках играл, и под платьем гуляли мышцы, а не сальце, как тут. И к чему это обиженное выражение?

На обиженных, Марфуша, воду возят…

– В чем дело? – надменно поинтересовался Алексей, перехватывая инициативу у сестры. Ему с рук спускалось то, что никогда не сошло бы Софье – и он быстро это понял. И научился пользоваться.

– Дети неразумные!

Марфа пыталась подражать кому-то из взрослых, но куда там.

Алексей, недолго думая, ухватил за руку ближайшую девку.

– А ну позвать сюда Лобанову-Ростовскую!

И перевел взгляд на Марфу.

– Ты, девка безмозглая, решила, что можешь на царевича орать? Тебе кто вообще разрешал голос поднимать?

Все-таки мальчишка тоже переволновался и сейчас с удовольствием срывался на сестре. Софья его не останавливала. Зачем?

– Твое бабье дело сидеть ровно да молиться громко, а остальное тебя не касаемо. Бодливой корове бог рога не дал!

– Государь-царевич?

Анна Никифоровна себя долго ждать не заставила, вихрем принеслась. А и то ж… если царевич в покоях, надо об этом первой царице сказать, а то и сына к ней привести…

Мальчишка ее опять разочаровал.

– Княгиня, возьмите вот это и умойте, что ли?

Марфа, действительно слегка испачканная чем-то вроде киселя, надулась. Царевич посмотрел на сестру с презрением.

– Невместно царевне себя как девке кухонной держать! Ежели не знаешь, что сказать, – промолчи. А взрослым не подражай, пока ума не нажила.

Потом взял Софью за руку и потянул за собой, оставив княгиню с царевной хлопать глазами в легком шоке. Девочка только головой покачала. Взрослеет братик. И это – хорошо.

Если так и дальше пойдет – не мальчик вырастет, но муж. Дай-то бог.

Алексей тем временем прошел через расступающуюся перед ним толпу мамок и нянек и присел рядом с бессильно лежащей на кровати царицей. Погладил ее по руке.

– Маменька, не бойся. Все хорошо будет.

Из темных глаз Марии Милославской покатились крупные слезы. Софья незримой опорой стояла рядом с братом и разглядывала свою мать.

М-да, первый бунт, во время которого толпа ворвалась в Кремль, сильно ее подкосил. Вот и сейчас… боится. Очень боится. И все же…

Ты – царица.

Должна держать себя в любой ситуации, что бы там ни происходило. А Мария расклеивается на глазах.

Судить – легко. А смогла бы сама Софья держать себя?

Хотя… странный вопрос. Она уже здесь. Она уже ведет себя как царевна и не срывается в пропасть истерики. Или она просто не представляет всей опасности бунта?

В любом случае – не стоит судить мать. Ей и так тяжело. Лучше подумать, что можно сделать, чтобы помочь ей, и примет ли она помощь. Как-то так…