Зато вот прихожане своего батюшку ценили. Не ругается, никого не клеймит, просто служит и служит, теплом, заботой, пониманием людские души спасает…
– Ты надолго ли в Москву?
– Да…
– Ох, прости, друже. Служба сейчас начнется. Не задержишься ли? Чаек у меня хороший, да медок липовый есть…
Разумеется, Аввакум задержался. И на службе, и ради чая. И, прихлебывая ароматную жидкость, расспрашивал о делах житейских, делах церковных…
Вот дураком отец Феогност отродясь не был, но и беды в своем рассказе не видел. И обстоятельно повествовал Аввакуму, что Никон все равно надеется на свое восстановление. Привык он, что царь – друг его. А оно эвон как повернулось…
Он-де считал, что не может Собор судить патриарха, а царь написал, что патриарх может быть царю подвластен, потому как царь – блюститель церкви, такое вот дело.
И продолжается это долго, и сколько еще будет – неизвестно…
Что в Москву сейчас съехались митрополиты – из Новгорода – Питирим, из Казани – Лаврентий, из Ростова – Иона, а к тому ж Феодосий, Павел Крутицкий, архиепископы Филарет Смоленский, Илларион Рязанский, Арсений Псковский, Иоасаф Тверской – а сколько к тому ж архимандритов, игуменов, епископов – и перечислить страшно. И для начала решать будут, что с книгами делать. А то как раскол пошел, так и идет, хорошо хоть не ширится…
Аввакум на это только улыбнулся. А потом, зная, что Феогност не выдаст, признался то ли ему, то ли себе…
– Бог – он в душе быть должен. Самаритянин, вон, помог в свое время, а праведные мимо проезжали. И кто из них более богу угоден?
– Тебя ли я слышу, брат?
Аввакум только улыбнулся. Да, если б не царевичева школа – давно б он голову сложил в своем неистовстве. А сейчас вот смотрел и понимал, что плетью обуха не перешибешь, и пытаться не стоит. Зато есть у него возможность пойти в обход и воспитать себе достойных преемников, которые, может быть, и смогут колесо повернуть.
– Так все мы… взрослеем.
Феогност усмехнулся в ответ.
– Знаешь ли, что соратники твои приехали?
Аввакум знал про то, что из Соловецкого монастыря привезли старцев, но про остальных…
– А что решать должны?
– Сначала порешали то, что царь-батюшка задал – о греческих патриархах – признаем ли мы их православными. Далее – правдивы ли книги их, и последнее, верно ли решили при Никоне священные тексты править.
– И какой же ответ был?
– А ты, чай, не догадываешься?
Аввакум привычно кулаки стиснул…
Ему-то понятно было, что тексты неверные, да и греки свои, чай, не раз правили – так что теперь, под них подделываться? Но так же и ясно было, что царь сейчас стоит твердо, и сдвинуть его не удастся. А значит – нечего и стучаться, куда не пускают. Вот, подождать немного, царевич-от намного серьезнее к его словам относится и понимает, что и с греками ссориться не с руки, но и веру истинную ломать тоже не след. Не бывает так, чтобы либо черное, либо белое. И ответ они найдут…
Только вот искать надо будет вместе, а ежели друзья его старые сейчас в сибирские земли пойдут да под казни и муки – нет, это не дело…
Вместе б они куда как больше сделали! Только уговорить их надо…
– А далее что?
– Друзей твоих убеждают, дабы они веру новую приняли.
– И как?
– Кто на словах и согласился, душой все равно ее не принял. Великая беда от того быть может, да ты и сам знаешь…
Еще бы Аввакуму не знать.
– А…
– Патриарший иподьякон Федор, да еще священник Лазарь, да дьяк Федор громко объявили, что они-де от веры своей не отрекутся.
– И?
– Пока их словесно увещевают. А вот что потом будет…
Аввакум передернул плечами, на спине кольнули шрамы от плетей и кнутов. Да что там, клочка целого на ней не оставалось когда-то, как и выжил – не знает. Молился, бредил, опять молился…
– Мне бы с ними поговорить…
– Как бы они и тебя предателем не заклеймили…
Аввакум пожал плечами. Вот уж что его не волновало! Он-то правду знал, а слова – ветер. Но вот троих друзей терять не хотелось, а куда их и что с ними…
С Феогностом они еще долго сидели. Разговаривали, попивали чаек, обсуждали, кто новым патриархом станет взамен Никона, а наутро пошел Аввакум бросаться царю в ноги.
* * *
Сильно стараться не пришлось, провели его к Алексею Михайловичу едва ли не сразу, и Аввакум ему в ноги бросился.
– Не губи, государь! Помилуй души грешные, неразумные!
Подействовало отлично. Алексей Михайлович протопопа своей царской дланью поднял и принялся расспрашивать, о каких душах речь идет. Оказалось – о тех самых упертых старообрядцах. О Лазаре и двух Федорах.
Аввакум умолял, настаивал, просил, уверял в их дальнейшем раскаянии…
Царь сначала не соглашался, но потом задумался. Нужен ли ему раскол, да такой активный?
Отнюдь.
И слава богу, Аввакум сидит тихо, ведь если бы он начал народ к бунту скликать да греческие книги обличать – волнений было бы намного больше. Но ведь не лезет никуда, сидит себе уж несколько лет у царевича в Дьякове, как и нет его. Любо-дорого поглядеть. А что за друзей своих просит… только вот куда их?
Ведь начнется смута…
Но и тут Аввакум знал – куда.
Да на Урал! Царевичевы воспитанники туда едут, вот с ними и…