Дорога на Ай-Петри

За раздвинутым и накрытым белой скатертью столом, сидела молодая женщина, а рядом на высоком детском стульчике, как принц на троне, восседал малыш с белыми кудряшками на голове.

– Вот это и есть Варя,– сказал Анатолий.

Таким тоном, словно они о ней только что говорили.

Девушка приподнялась из-за стола и Валентин Юрьевич немного удивился – настолько не похожа была она ни на братьев, ни на младшую сестру. Скорее, в тетю Лену, светлоглазая, тонкая, хрупкая даже в светлых брюках и бледно-розовой кофточке.

– Очень рад, – дружелюбно улыбнулся он племяннице. – Как я понимаю, мы в каком-то смысле коллеги? Я имею в виду преподавательскую деятельность.

– Я школьный учитель, – откликнулась она без улыбки.

От ее, как показалось, слишком внимательного, слишком оценивающего взгляда Валентину Юрьевичу стало немного неловко. Неприветливая. Институт закончила, а простой вежливости так и не научилась. Гости у них, что ли, в диковинку?

– Давай, садись, – кивнул на стул Анатолий. – Вот тут, возле Ваньки. Как тебе Ванька, а? Хорош парень? – спросил, подходя к внуку. – Что это у тебя, Ванька, трактор?

Малыш покачал головой.

– Комбайн?

Ваня с укоризной взглянул на деда – не видит, что ли, что это машина?

– Ага, понял. Шоферишь, значит? – восхищенно произнес Анатолий. – Ну, молодец! Еще чуть-чуть подрастешь, свой грузовик подарю, овечек будешь возить… А ты, че ж это, Варя, без своих приехала? – повернулся к дочери. – Где Серега? И чего Толика, Толика чего не привезла?

– Зашла за ним в детский сад, а он уже спит. Не стала будить. А Сергей занят, сегодня же во всех школах района педсоветы перед новым учебным годом. Обоим нам никак уехать не получалось, тем более, он теперь завуч.

Анатолий снова занялся внуком.

– Ну-ка, Ванька, поздоровайся с дядькой. Покажи, как здороваются мужики, дай руку.

– Сколько ему? – поинтересовался, скорее из вежливости, Валентин Юрьевич, осторожно пожимая протянутую пухлую ручку.

– Год и три месяца, – как о великом достижении с гордостью сообщил Анатолий.

Валентин Юрьевич никогда не знал, как обходиться с маленькими детьми. Не знал, что говорить, и что делать. Он и дочь-то свою, Лилю, толком не видел в таком возрасте. Как раз на тот период пришлась его самая длинная командировка – в Торонто, куда Светлана ехать с маленьким ребенком не захотела. Он растянул губы в улыбке, стараясь придать своему лицу ласковое выражение. Впрочем, малыш, похоже, не нуждался в общении со своим дальним родичем. Наклонившись, схватил ложку и начал стучать ею по столу.

– Обедать пора! – прокомментировал Анатолий действия внука. – Где там ваш обещанный кролик в сметане? Давайте его сюда!

– Сегодня не кролик у нас, а гусь, – поправила тетя Лена, открывая дверцу духовки. – Будет вам лапчатый…

– Сюда! Сюда! – залился смехом Ванечка и еще громче застучал ложкой.

Валентин Юрьевич, натянуто улыбаясь, думал о том, что он, пожалуй, к такой шумной жизни еще не готов. Разумеется, маленькие дети – источник самых положительных эмоций, – вон, каким довольным выглядит Анатолий в роли деда. Но он лично пока не готов. Не чувствовал ни малейшей потребности в возне с детьми, пусть даже славными и милыми. Впрочем, бывают и не славные, а очень даже вредные. Ночами спать не дают, болеют, капризничают… а какая работа после бессонной ночи? Нет, с внуками спешить не стоит. Впрочем, такое ему пока, вроде бы, не грозит. Лиля у них со Светланой поздний ребенок. Ей еще нет двадцати, и замуж еще рановато, не то что детей рожать.

Тетя Лена водрузила посреди стола блюдо с гусем и оглядела стол.

– Можно и приступать. Настя, зови мальчишек, где они там?

Через минуту в столовую явились и близнецы. Поздоровавшись, заняли свои места.

За обедом Валентин Юрьевич исподтишка рассматривал Марину, ревниво сравнивал ее со Светланой. При дневном свете более заметны были морщинки у глаз и в уголках губ, но выглядела она не хуже, чем вчера, при вечернем освещении, а когда улыбалась, то даже и лучше. А улыбалась она всякий раз, когда взгляд ее падал на Ванечку, который снова занял свое место на высоком стульчике и, деловито орудуя ложкой, раскидывал вокруг себя пюре и мясные ошметки. Сама Марина почти не ела. Правда, ей и некогда было, вставала без конца, то поставить на стол хлебницу, то принести сок для Ванечки, то что-то убрать. Все это как бы, между прочим, изредка перекидываясь словом то со свекровью, то с детьми, то с мужем каких-то хозяйственных делах. Только к Валентину так и не обратилась ни разу, ни вчера, ни сегодня ни единого вопроса не задала. Пару раз взгляды их случайно пересекались, но она, хотя и улыбалась, смотрела куда-то сквозь него. В упор не видит, потому что не хочет видеть, нервно отметил Валентин Юрьевич. Явно, не рада его появлению в своем доме. Хотя, с чего, в самом деле, ей радоваться? С чего занимать его, нежданного гостя, светской беседой, как сделала бы это Светлана? В деревне это и не принято. Особенно если является кто-то непрошено, вклиниваясь в обычное течение дел. Заставил их всех суетиться, готовить обед, накрывать праздничный стол – ну, в самом деле, не каждый же день все они вот так обедают, с белой скатертью, с розами в вазах, с ножами и вилками… Чем дальше, тем неуютнее себя он чувствовал. Что с ним стряслось? Обычно такой предусмотрительный, приехал к тете Лене без подарков. И сейчас явился в дом брата с пустыми руками. Ничего не принес с собою. Надо было хотя бы вина какого-нибудь купить в магазине. И конфет для Ванечки. Его вон как угощают, гуся специально приготовили.

– Очень вкусно. Давно такого блюда не ел, – поблагодарил Марину, сделал еще одну попытку сближения. – Спасибо.

Марина кивнула рассеянно.

– Гуся бабушка готовила, она же у нас повар, – откликнулась вместо нее Настя.

Ему ли не знать, что тетя Лена всю жизнь проработала поваром в совхозной столовой!

– Ну, не всю, – поправила тетя Лена и потянулась к блюду в центре стола. – Давай-ка я тебе еще положу.

Он отказывался, уже был сыт под завязку, но она все-таки положила еще кусок гуся на его тарелку. И он принялся его ковырять, делая вид, что занят едой. Анатолий тоже не отрывался от тарелки, ел много и жадно, одновременно расспрашивая сыновей, что утром было сделано на ферме, давал какие-то указания. Парни отвечали немногословно, они вообще говорили мало. Но Валентин Юрьевич видел, как они переглядываются. Близнецы. Говорят, чтобы понимать друг друга, им не нужен язык. Варя, занятая сыном, лишь изредка вставляла в общий разговор словечко. Только тетя Лена поддерживала непосредственный разговор с гостем, да еще Настя проявляла к нему какой-то интерес. То о работе расспрашивала, то вдруг начинала рассказывать ему о своих кроликах, у которых, оказывается, нет мышц в желудке, из-за чего им нужно есть ни три раза в сутки, как человеку, а чуть ли не все двадцать четыре часа подряд. Что они и делают, прожоры.

– Похоже, у Коли такой же желудок, – кивнула Варя в сторону брата. – Всю дорогу жует.

– Да нет, желудок у него нормальный, у него в кишечнике солитер, – прыснула Настя.

– И свиной цепень в пять метров длиной, – меланхолично заметил Иван, и близнецы снова понимающе переглянулись.

– Про глисты забыли, – добавил, не переставая работать вилкой Коля.

– Как не стыдно, такие разговоры да за едой! – сердито прекратила этот обмен медицинскими познаниями тетя Лена.

Потом пили чай.

У него одна Лиля, а здесь четверо, не считая Вариного мужа и внуков. Четверо. А когда все переженятся, да детей нарожают, это сколько же народу будет собираться за этим столом! Считал Валентин Юрьевич быстро. Если у каждого будет, как у родителей, по четверо детей… Двадцать шесть, с Анатолием и Мариной, получается. Хороша семейка. Ему захотелось озвучить свои мысли, неплохой комплимент хозяевам, но, поймав холодный взгляд Вари, сдержался. Варе гость явно не по душе. Наверное, пришлось оторваться от каких-то своих дел, приехать сюда из-за какого-то дальнего родственника.

Странно, но дома они редко обедали все вместе, каждый являлся на кухню, ел и пил, когда вздумается и что вздумается. Это было нормально, учитывая тот факт, что у каждого был свой распорядок дня. Да Светлана и не любила готовить. Поначалу, когда они только поженились, были какие-то порывы, но они скоро сошли на нет. Если он, подписав очередной договор, уезжал читать лекции за границу, и Светлана не ехала с ним, она переселялась с дочерью к матери. Ей так было удобнее. Она работала, а бабушка приглядывала за внучкой, ну, и готовила, естественно. Если бывали за границей вместе, часто заказывали еду на дом по телефону, а по выходным обычно обедали в ресторане. Потом и дома стали делать также. Могли себе позволить и пиццу на дом, и хороший ресторан по субботам-воскресеньям. Если же дома случалось какое-то застолье, обычно приглашали тещу, она умела все организовать самым достойным образом.

Нет, пожаловаться на жену он не мог. Всегда считал, что с ней ему повезло. Да так оно и было. Светлана была на редкость спокойной. Ему казалось, она его хорошо понимала, потому что сама была такой же, как он, – всегда занята, вся в работе, в каких-то своих проектах. Он даже пошутил однажды в компании, что столкнувшись с ним в ванной, жена его не узнала, настолько была погружена в свои мысли. Вон, у Анатолия даже здесь, на кухне, на стене плазменный экран. А у них со Светланой телевизор был старый, допотопный, лишь недавно купили второй, да и то, по настоянию дочери, ей же в комнату его и поставили. Сами телевизор смотрели мало, новости в основном. Он предпочитал тишину. И одиночество. Одиночество его не напрягало, как некоторых других. Он даже любил его, свое одиночество, считая необходимой составляющей жизни ученого. В стремлении «уйти от мира» (по выражению Светланы), виделось ему отличие человека творческого, думающего от тех, кто мог существовать только в стаде, мыслить шаблонами, и питать бедное воображение жуткой смесью дешевых сериалов и страшилок из жизни преступников и экстрасенсов, что потоком льется в каждое жилище с экранов.

– Смотрим все сюда!

Валентин Юрьевич поднял голову. В руках у Насти появился фотоаппарат. Она заходила то с одной, то с другой стороны, нажимая кнопку.

Валентин Юрьевич ощутил легкое недовольство. Фотографироваться в последние годы он не любил. С чувством неловкости разглядывал себя, как правило, окруженного молодыми лицами, и мысленно вопрошал: неужели этот усталый пожилой мужчина с глубокими залысинами – он и есть? Как и когда он заменил собой стройного молодой человек с обаятельной улыбкой и высоким лбом интеллектуала? Варя, похоже, внезапной фотосессии тоже не обрадовалась. Предупреждать надо, сказала, я хотя бы накрасилась.

– Ты у нас и без косметики красивая, – не согласилась Настя.

– Ладно тебе, Варя, – поддержала младшую внучку тетя Лена. – Пусть сделает пару фотографий на память. Валентин жене и дочке покажет, какие у него родичи в деревне.

– Очень надо меня показывать! – фыркнула, отворачиваясь, Варя.

– Не тебя одну, всех. И, вот что, – поднялась решительно тетя Лена, – давайте в комнату перейдем. Пусть Настя сфотографирует нас не за столом с грязными тарелками, а на диване под фикусом.

Пришлось перебазироваться в комнату. Настя взялась за дело как профессионал, усадила на диван тетю Лену с Ванечкой на руках – в центре, Валентина Юрьевича разместила справа, отца и Марину слева, за диваном, ворча, стали в ряд Ваня, Варя и Николай. После нескольких кадров сестры поменялись местами. Настя, прежде чем занять свое место между братьями, побежала переодеваться. «Фотосессию», прервал звонок мобильника.

– Павлюченков, – озабоченно объяснил Анатолий, переговорив по телефону. – Просит, в поле подъехать.