Дорога на Ай-Петри

Заполучив адрес, Нина минут через сорок уже стояла перед обшарпаной дверью квартиры в старом доме на Пушкинской. Звонка не было. С бьющимся сердцем она подняла руку и постучала. С той стороны послышалась какая-то возня, но открывать ей не спешили. Подождав с полминуты, она снова нерешительно постучала.

– Да иду я, иду. Кто там?

Не очень-то приятно переговариваться через дверь, но Нина решила идти до конца.

– Я ищу Романа.

Дверь, наконец, открылась. Полная пожилая женщина, щурясь, вглядывалась в её лицо.

– Извините, что побеспокоила. Я… – бормотала Нина, чувствуя себя побирушкой у чужих ворот. – Я квартиру снимала у Романа, была к родителям, вернулась, а там чужие люди, – попыталась всё-таки объяснить. – Говорят, он уехал…

– Понятно, – усмехнулась женщина. – Уехал, значит. И адреса не оставил. Ну, так и мне он его не оставил. Опять черти его где-то носят. Сколько сил отдала, чтобы его выучить! – сорвалась вдруг. – И всё зря! Зря!

Испуганная Нина сделала шаг назад. Шмыгнув носом, женщина помолчала, потом, тяжело вздохнув, подняла на Нину полные слёз глаза.

– Ты его не ищи. С ним такое не первый раз. То во Владивосток он подастся, то в Мурманск, то ещё куда. Ненадёжный он, – произнесла уже почти спокойно, – непутёвый. С виду только приличный, а так – шалопут, без царя в голове. В отца, отец у него такой же был, всё лёгких денег да красивой жизни искал. Сколько с ним жила, ни дня радости не видала. Этот такой же. Шалопут, – повторила, закрывая дверь.

– Шалопут, – сказала Нина Алексеевна.

Наверное, от того, что было ей в то время всего лишь восемнадцать лет, эта история её сильно травмировала. Так сильно, что едва ли не все годы учебы она избегала парней. Попросту боялась их. Замуж вышла уже после окончания института, за своего бывшего преподавателя. Само собой, не по какой-то там любви. Муж старше на пятнадцать лет, серьёзный человек, доцент. Спокойный, надёжный. Никогда Нина Алексеевна о выборе своём не пожалела.

– Может и шалопут, – кивнула Софа, соглашаясь. – Только тебя он любил.

От неожиданности Нина Алексеевна даже поперхнулась.

– Да уж, – пробормотала, откашлявшись. – Как там в поговорке? Любил волк кобылу, оставил хвост да гриву.

– Да нет, правда!

Два мужика за соседним столиком одновременно повернули головы в их сторону и Софа, оглянувшись на них, убавила громкость.

– У него ж всегда девушки с понтами были, если не сказать больше, – продолжила тише. – И вдруг ты, вся из себя скромная, белая и пушистая. Он и прибалдел, сам говорил Игорю, мол, не думал, что такие ещё встречаются. А когда его чуть не повязали, как же он боялся, чтобы тебя это вдруг не зацепило!

– Что не зацепило? – не поняла Нина Алексеевна, отодвигая тарелку с недоеденной курицей.

– Ты же у него комнату снимала, значит, могла быть в курсе всех его делишек.

– Каких делишек?

– Только не говори мне, что ты не знала, чем он промышлял! – с упрёком произнесла Софья, вытирая рот салфеткой. – Попадись он снова на скупке валюты, как пить дать, упекли бы за решётку. К нему должны были с обыском прийти и загребли бы, если бы один клиент из органов, которого он постоянно долларами снабжал, не предупредил. Он в два счёта квартиру сдал, уволился, и на Север улетел. А перед отлётом, – тут Софа слегка подалась вперёд и перешла почти на шёпот, – перед отлётом к нам ночью заявился! Я уже спала, так они с Игорем меня разбудили, и Ромка меня лично попросил предупредить тебя, чтобы ты ничего никому, а лучше, чтобы тоже уехала и вообще нигде не высовывалась. Но я тебя тогда разыскать не смогла. Специально в ресторан ходила, только там о тебе никто ничего не знал.

– Я уехала.

– Ну, я так и подумала. Хотела тебе домой написать, да адреса не было.

Переночевав у Катерины, Нина поднялась с рассветом и отправилась на переговорный сказать матери, что они с Романом рассорились и что она не может оставаться в Ялте. Подготовить хотела к своему возвращению. Думала, будет неприятный разговор и упреки последуют, но мать новость восприняла на удивление спокойно, не ругала её, а в конце разговора неожиданно предложила ехать не домой, а к тёте Клаве в Киев. «Я ей позвоню», сказала. Тётя Клава была старшей сестрой матери. Детей у неё не было, может быть поэтому она очень Нину любила. Поехать к ней – лучшего выхода и придумать было нельзя.

Тётя Клава и посоветовала поступать в институт пищевой промышленности, он рядом был, через две улицы. Удобно, никаким транспортом пользоваться не придётся. Нина нашла институт, записалась на подготовительные курсы и не пол-лета не вылезала из библиотеки. Документы подала на механический факультет, на который в тот год почти не было конкурса. Осенью стала студенткой и начала изучать холодильные машины и установки.

– Он и потом, в город вернулся, о тебе расспрашивал, интересовался твоей жизнью. Только что я могла рассказать? – Софья пожала плечами. – Могла хотя бы мне адрес оставить, – добавила с упрёком.

– Так получилось, – Нине Алексеевне не хотелось вдаваться в подробности. – А где Роман сейчас? – поинтересовалась, чтобы перевести разговор.

– Да где ему быть? – Софа пожала плечами. – Тут и живёт. всё в той же квартире. Давно его, правда, не видела, но по слухам, совсем с рельсов сошел. Спился.

Расплатившись, они вышли на набережную.

– Неужели ты и вправду ни разу не приезжала сюда все эти годы? – спросила Софья, глядя на море. – Тебе же так Ялта нравилась.

– Не получалось как-то. А ты в Киеве часто бываешь?

– Да нет. Что мне там делать? – искренне удивилась Софья. – Я вообще не люблю ездить, да и дома дел всегда по горло.

– Ну вот и у меня примерно также, – улыбнулась Нина Алексеевна. – Но если вдруг там окажешься… – она вытащила из сумочки визитку.

– А может быть ты к нам вечерком всё-таки заглянешь? Или завтра? Ну, как освободишься? – она взглянула на визитку. – Созвонимся?

Нина Алексеевна покачала головой – вряд ли получится. Очень плотное расписание. Да и не было у нее желания идти в гости. Так что они, – во всяком случае, в этот приезд, – уже не увидятся.

– Ладно, пока!

Софа исчезла, а Нина Алексеевна медленным шагом вышла к Киевской и отправилась вверх по улице. Смотрела по сторонам, пытаясь припомнить, как все вокруг выглядело тогда, когда она ходила по этой дороге восемнадцатилетней девочкой. Не очень-то получалось. Или город за эти годы очень переменился или память у неё ухудшилась. Неудивительно, что, когда она попала, наконец, в нужный район, она и знакомый дом не сразу узнала, он буквально утонул в купе разросшихся деревьев. В столице такие «хрущевки» уже разбирают, – отслужили своё, – а здесь в них по-прежнему живут. Возможно, и она жила бы до сих пор, выйди тогда замуж за Романа.

Нина Алексеевна постояла некоторое время посреди двора, роясь в сумочке, делая вид, будто что-то ищет, и взглядывая одновременно на окна третьего этажа. Ей показалось, что кто-то стоит там, в квартире, у окна той самой комнаты, в которой она когда-то так недолго жила, так недолго любила. Наверное, единственный раз в жизни. Медленно прошла мимо подъезда, закрытого новой железной дверью с кодовым замком и ещё раз оглянулась. Там, за стеклами, ей почудилось какое-то движение. Может быть, это было отражение пролетевшей мимо окон стайки воробьев. А может быть, – она слабо улыбнулась своей абсурдной мысли, – может быть, это она сама, в какой-нибудь параллельной реальности, мелькает там, убирает или готовит что-нибудь на ужин.

Увидев скамейку, присела и тут только ощутила сильную усталость. Ноги гудели. Рано поднялась, весь день в движении, и вот ведь, вместо того, чтобы как следует отдохнуть, пошла искать этот двор. Спрашивается, зачем? На скамейке у чужого подъезда посидеть? Глупо, глупо все это. И так непохоже на нее сегодняшнюю. В самом деле, что она тут делает? Ей захотелось побыстрее оказаться в гостиничном номере. Прикрыла глаза, прислушалась к себе. Нет, ничего не шевельнулось, ничего не откликнулось. Что было, то прошло. Попросту исчезло. В памяти, конечно, остались какие-то следы той первой, нескладной ее любви, но вот в душе – пусто. Ни-че-го.

Еще раз оглянувшись на окна, за которыми мелькали тени прошлого, Нина Алексеевна встала и, развернувшись, пошла обратно, в гостиницу.

Оставляй прошлое прошлому, сказал какой-то китайский мудрец.

ТРОЙНАЯ ЗАЩИТА

– Нет, – сказал Пальцев, – так не пойдет. Дом я вам не отдам. Я его для себя столько лет строил, чтобы было где в спокойствии доживать. Сад посадил, огород.

– У тебя и квартира есть, – перебила раздраженно жена. – Умные люди ближе к старости не за город, а в город перебираются.

– Это у тебя есть квартира. Я в ней только прописан, – внёс уточнение Пальцев.

Жена вскинула брови.

– Я тебя, что, выгоняла из неё, что ли?

Ещё минута и разразится очередной скандал. А Тамаре не до скандалов, она и так, как на иголках. У неё и без этих вечных родительских разборок волнений выше головы. Деньги позарез нужны. И чем раньше, тем лучше, иначе… Если отец не согласится – плакал её магазин, в который она не меньше сил вложила, чем отец в этот свой дом. Одна реконструкция здания чего стоила! Зато теперь не магазин – конфетка, что внутри, что снаружи. Отца жалко, но и магазин кому-то отдать за просто так очень будет обидно. А если отец не согласится, то отберут, ведь, и не спросят. Отцу все равно придется в город перебираться, рано или поздно. У него радикулит, сердце прихватывает. Так почему бы не сейчас? Потом – через год или два – для неё, Тамары, поздно будет. Ей сейчас и срочно нужно спасать свой магазин. В ней с новой силой поднялась волна злости. Если отец не согласится на её предложение сегодня, то уж точно она останется без своего бизнеса. И всего делов-то – нужно, чтобы он вернулся к матери в двухкомнатную, а Тамара с семьёй въехала бы сюда, в этот дом, а свою квартиру продала бы, чтобы выплатить долги. Она, конечно, предлагала отцу с ними остаться в этом доме, но это заранее был неприемлемый вариант, отец на дух не переносил ее мужа Алика. Хотя пора бы смирится, уже три года вместе и Ленка у них, его родная, между прочим, внучка.

– Ну зачем, зачем тебе этот дом, спрашивается? – Мать была на стороне дочери. – Одному! В нём столько работы! Одна уборка целый день отнимает.

Да и не убирает он, мысленно дополнила Тамара. Живет в одной комнате, остальные пустуют. И во дворе трава по пояс. А как хорошо бы здесь смотрелся английский газон… И все эти грядки долой. Овощи и фрукты на юге копейки стоят. Нет, конечно, с грядки оно вкуснее, тут с отцом не поспоришь. Но она бы лучше цветами всё засадила. Или теплицу сделала бы для ранних овощей на продажу. Отцу предлагала, но он отказался. Ему этот цветник из диких трав милее, видите ли. Нет, ну не эгоист ли? Ну, прямо собака на сене! Не может он уступить, не может, видите ли, в квартире на пятом этаже жить! Они живут, а он не может!

– Я вам сделал квартиру? – вдруг повернулся к ней отец. Словно мысли ее подслушал. – Сделал. Вот живите и радуйтесь. А дом я строил для себя.

– Ну как ты не понимаешь, что это единственный выход! – рассердилась Тамара. – У меня же магазин отнимут!

Внезапно её осеняет.

– Ладно. Давай тогда дом пополам разделим, вот здесь стенку поставим, дверь пробьем с этой стороны, будет у тебя отдельный выход и кухня пусть тебе останется, на ней и одному не повернутся. А мы себе новую, на террасе устроим, утеплим…

– А ну идите-ка обе отсюда! – голос у Пальцева срывается. – Давайте, давайте, шустренько! Разделялы!

Жена с дочерью изумленно переглядываются. Раньше отец никогда не повышал голос. Всегда молчал, когда мать ворчала.

– Живо, я сказал! – рявкнул вдруг с ещё большей силой. Глаза его налились кровью, губы задрожали.

– Идём, мама, – вскочила Тамара.

Мать громко щелкнула замком сумочки и тоже быстренько поднялась. Лишь на ступенях крыльца опомнилась.

– Отец называется! – крикнула, полуобернувшись. – Совсем к старости с ума спятил от жадности!

Для родных детей не мог пойти на маленькую уступку!

Калитка с грохотом захлопывается.

Подойдя к окну Пальцев видит, как отъезжает «мазда». Его машина, между прочим.

И он – жадный! Всё им отдал. Работая на стройке прорабом, всем троим детям сделал квартиры. Тамаре, как младшей и самой любимой, в прошлом году машину отписал с гаражом впридачу. Других тоже не обидел – старшему участок у моря, среднему, который в столицу недавно перебрался, накопления кое-какие. Всех троих любил. Всех выучил, у всех высшее образование. Никто из них, как он в свое время, на тяжелых работах не горбатился…

Ставя дрожащими руками на плиту чайник, вспомнил вдруг, как ездил с детьми в деревню к своему старому отцу. Вспомнил, как c тайной гордостью говорил ему, кивая на детей, радостно носившихся по просторному деревенскому двору: моя тройная защита. И отец его, давно живший к тому времени один, отводя глаза, усмехался. Дай-то Бог, отвечал, дай-то Бог.