Комплексная гуманитарная экспертиза

В общем и целом в западных экспертных сообществах считается, что их открытость, ясность критериев, на основе которых проводится экспертиза, ясность принципов подготовки и легитимизации экспертов есть средство привлечения к проблемам экспертизы внимания общества, потенциальных заказчиков, придания данному экспертному сообществу авторитетности в международной и национальной структуре экспертной деятельности. Именно поэтому критерии, методы, принципы, примененные в той или иной экспертизе, обязательно прописываются в отчетных документах, причем довольно подробно и четко. Именно это делает обоснованными рекомендации, вырабатываемые на основе знакомства с ситуацией и ее экспертного анализа.

1.3. Специфика комплексной гуманитарной экспертизы

Гуманитарная составляющая присутствует во многих социальных проектах; особенно актуальна ее оценка в ситуациях масштабных изменений, в частности, при реформах любого рода.

Все экспертные задачи грубо можно подразделить на «деловые», связанные с эффективностью, и «коммунальные», связанные с благополучием (см.: Зиновьев, 2000, с. 133–138).

Первые связаны с вопросами, приведут ли данные действия к достижению определенных целей, каковы вероятность и условия, а также цена достижения этих целей. Вторые связаны с вопросами о смысле целей, цене и последствиях их достижения и недостижения, о побочных непреднамеренных эффектах их реализации. Деятельность может быть целесообразна, рационально выстроена, эффективна, экономична и поставленные цели успешно реализуются, но сам замысел может не решать проблемы или порождать больше проблем, чем решает. Плохо, когда лечение не приносит ощутимых результатов, но еще хуже, когда оно переносится тяжелее, чем болезнь. Задача экспертизы будет тогда заключаться в том, чтобы расширить контекст целеполагания. Так, Р. Оппенгеймер и А. Эйнштейн, расширив изначально технический контекст проекта создания атомной бомбы до ценностно-мировоззренческого, ввели в свои технические и естественнонаучные открытия гуманитарную составляющую. В принципе, эту составляющую можно усмотреть в любом проекте, если рассматривать его в достаточно общем контексте. Идея КГЭ расширяет само понятие экспертизы, показывая, что наряду с экономической эффективностью существуют не менее объективные критерии социальной эффективности. Можно говорить и про гораздо менее изученную, но вполне поддающуюся объективному определению персонологическую эффективность, в качестве критериев которой может выступать многоуровневая система индикаторов качества жизни (см.: Зараковский, 2009). Междисциплинарная по своей сути проблема качества жизни играет в вопросах КГЭ очень важную роль, которая еще не получила должного осмысления.

Таким образом, гуманитарные, или «коммунальные», вопросы связаны с более широким контекстом. Они касаются ненанесения людям ущерба в разных его проявлениях – ущерба здоровью, собственности, душевному спокойствию, безопасности, нравственности, культуре, идентичности, целям и деятельности по их достижению, в конечном счете, качеству жизни. Эта группа вопросов нацелена на профилактику возможных неблагоприятных последствий для человека событий разного рода, которые не обязательно сводятся к утилитарной пользе или вреду. Так, спрос на высшее образование в Европе в значительной части диктуется не его значением для профессиональной работы и удовлетворения потребностей общественного развития, а его вкладом в личностное развитие, самореализацию и качество жизни индивидов. Подобные тенденции начинают появляться и у нас в стране, например, в отношении к психологическому образованию, мотивация получения которого все чаще не имеет отношения к перспективам профессиональной карьеры.

КГЭ становится необходимой и возникает тогда, когда будущее не воспроизводит прошлого, когда она носит «прогнозно-проективный характер» (Тульчинский, 2006). Это определяет как принципиальные ограничения КГЭ, так и ее стратегию – творческое конструирование сценариев развития множественно детерминированных процессов и событий, своего рода деятельность по производству предсказаний, которая включает в себя не только точную оценку тех или иных факторов и их возможных взаимодействий между собой, но и понимание того, какие вообще факторы требуют учета. Это понимание во многом связано с общей картиной мира эксперта, его жизненной философией, в не меньшей степени, чем с его практическим опытом работы.

1.4. Ценностные аспекты гуманитарной экспертизы

Гуманитарная экспертиза оценивает любую деятельность с точки зрения ее последствий для индивида и общества. При этом она должна исходить из того, что общество само по себе неоднородно, у разных субъектов взаимоотношений есть разные интересы и разные ценности. Вопросы об эффектах воздействия поэтому необходимо требуют дифференциации. Каждая социальная общность является субъектом своих интересов и действий. Поэтому, во-первых, любая социальная группа имеет право заказывать экспертизу с точки зрения своих интересов. Во-вторых, экспертиза должна учитывать базовые цели и ценности, не обязательно подразумеваемые заказчиком. В-третьих, экспертиза предполагает высокий уровень толерантности заказчика, поскольку работа эксперта часто не совпадает с интересами заказчика, точнее, с представлением заказчика о своих интересах.

Гуманитарная экспертиза характеризуется, в частности, тем, что в отличие от отраслевых видов экспертизы она обречена на выход за пределы поставленных технических вопросов и учет более широкого ценностного контекста. Она оценивает не только средства в их отношении к цели, но и цели в их отношении к общечеловеческим и культурным ценностям. Этот социокультурный и персонологический момент присутствует в гуманитарной экспертизе всегда (см. подробнее: Тульчинский, 2006). В частности, в число базовых ценностей индивида и общества, которые любая междисциплинарная гуманитарная экспертиза должна принимать в качестве точек отсчета, входят ценности безопасности, свободы и развития. Иными словами, любые решения в социальной сфере, угрожающие ценностям безопасности, свободы или развития, должны расцениваться как по меньшей мере рискованные. Вместе с тем задачи, поставленные перед экспертом, могут и не затрагивать уровень базовых ценностей, и если эксперт не усматривает нарушения этих ценностей в самой постановке задачи, он должен работать на том уровне анализа, который ею задан. Хороший эксперт, однако, примет во внимание несовпадения и конфликты ценностных контекстов разных сторон взаимодействия и отразит их в своем анализе. «По самой своей сути гуманитарная экспертиза оказывается соотнесением нормативно-ценностных комплексов различного уровня: национального, этнического, конфессионального, возрастного, профессионального и т. д.» (Тульчинский, 2006, с. 22). Именно поэтому «она оказывается средством достижения баланса толерантности» – соотнесения ценностей разных социумов и определения той меры, в которой реализация социумом своих ценностей не наносит ущерб другим (Там же, с. 23). Нужно следовать принципу «не навреди», однако не ограничиваться им, а сохранять и расширять возможности выбора – со всеми последствиями для того, кто этот выбор сделал. Любые решения, действия, рекомендации, направленные на то, чтобы сузить возможность выбора, возможность осознания, – манипулятивны и противоречат ценностным основам гуманитарной экспертизы, даже если они продиктованы, казалось бы, благими целями.

Вместе с тем принцип «не навреди» предполагает наличие субъекта соответствующей оценки – кто решает, принесут ли определенные действия вред тем или иным людям или нет? Многие задачи экспертизы связаны с вопросом «что такое хорошо и что такое плохо». Но кто является носителем этой истины? Раньше, в эпоху классической науки, когда критерии истины были однозначно заданы системой социальных ценностей и традиций, этот вопрос не вставал. Появление неклассической науки и культуры постмодернизма породило вопрос: почему мы опираемся именно на те, а не на другие критерии? – и было доказано, что никаких объективных оснований для этого нет – просто так сложилось исторически. Тем самым многое из того, что считалось истинным, было подвергнуто сомнению. Действительно, часто нелегко найти опору, когда мы решаем вопрос о том, что такое хорошо и что такое плохо, например, какую школа считать хорошей, а какую плохой, и что будет ребенку на пользу, а что нет. Родители, практикующие телесные наказания, мотивируют их применение исключительно благом или пользой для наказываемых детей, хотя вред этой практики давно доказан наукой. С другой стороны, считать, что человек всегда сам в состоянии наилучшим образом оценить, что для него хорошо, а что нет, тоже было бы преувеличением. Двойственность или, в более общем случае, множественность субъектов оценки порождает специфическую область проблем КГЭ.

1.5. Субъективность и многозначность комплексной гуманитарной экспертизы

Как уже отмечалось, комплексная гуманитарная экспертиза требуется прежде всего в ситуациях неоднозначных, в которых не существует одного «правильного» ответа или решения. Разные решения влекут за собой как положительные, так и отрицательные следствия, одни из которых сравнительно легко предсказуемы, а другие прогнозировать невозможно. Более того, во многих ситуациях, требующих комплексной гуманитарной экспертизы, невозможно говорить о детерминации, прямой причинной связи. Одна причина взаимодействует с другими, и доказать напрямую, что именно породило некоторое событие, редко удается.

Конечно, эксперту приходится решать и задачи оценки того, что уже произошло или происходит, но чаще всего перед ним ставят задачи прогностические. Оценочные суждения неизбежно включают вероятностный прогноз, риск и многовариантность. Кажущаяся ненадежность, субъективность и произвольность гуманитарной экспертизы объясняются не только и не столько недостаточной методологической и методической оснащенностью экспертной деятельности, сколько ее природой и сутью. Отсюда же вытекают как принципиальные ограничения экспертизы, так и ее методология – творческое конструирование сценариев развития множественно детерминированных процессов и событий, своего рода деятельность по производству предсказаний, которая включает в себя не только точную оценку воздействия тех или иных факторов и их возможных взаимодействий между собой, но и понимание того, какие вообще факторы требуют учета.

Итак, эксперт нужен тогда, когда возникают вопросы, достоверный ответ на которые не может быть выведен дедуктивно из существующего на данный момент научного знания – из справочников, словарей, учебников, юридических норм. Там, где есть однозначная формула, которая позволяет делать выводы дедуктивно, по алгоритму, экспертиза не нужна. Чтобы констатировать то, что есть, не нужен эксперт, достаточно лаборанта. Этим же экзамен отличается от теста. При тестировании также не нужен эксперт, все происходит по алгоритму и, что самое важное, никто не несет за это ответственность. Принимая экзамен, преподаватель, напротив, решает задачу экспертной оценки знаний экзаменуемого и несет личную ответственность за выражение своего мнения в выставляемой оценке. Алгоритмизированный способ решения задач всегда догматичен: он исходит из одной конкретной, локальной, узкой постановки вопроса. Если используется тест, то этот тест ориентирован на совершенно определенные компоненты или уровни изучаемой способности и не может дать ничего сверх того, что в него заложено.

Закономерности «точных» естественных наук связаны с определенными уровнями движения материи, в которых проявляются законы природы, жесткие причинно-следственные связи; на них мы опираемся, в частности, в таких видах предметной экспертизы, как генетическая, баллистическая и т. п. В области гуманитарных наук таких однозначных связей практически нет. Во многом это связано с тем, что гуманитарные науки имеют дело с той реальностью, которая создана человеческим опытом, а она ничем жестко не обусловлена. Есть ли какая-то система причинных факторов, предопределивших то, что Толстой написал «Войну и мир»? Философ Михаил Эпштейн (2004) очень точно определяет область гуманитарных наук как область расходящихся дискурсов: гуманитарные науки имеют дело не с необходимым, а с возможным, и они описывают спектр возможностей, с которыми сталкивается человечество. Психология находится на границе естественных и гуманитарных наук, она, может быть, единственная наука, через которую проходит этот водораздел, поэтому она имеет дело и с тем и с другим.

Ответы гуманитарной экспертизы на поставленные вопросы обычно не носят характера однозначного определения причинно-следственной связи или констатации ее отсутствия. Как повлияет та или иная реклама на людей, какое произведет впечатление, как та или иная образовательная практика скажется на становлении личности детей – это вопросы, которые не имеют однозначного ответа. При первом, поверхностном взгляде можно говорить о вероятностном ответе: у какого-то количества людей это вызовет одни эффекты, у какого-то – другие. При более подробном анализе можно говорить о кондиционально-генетическом анализе, в терминах К. Левина (2001): при каких условиях причинный фактор окажет негативное влияние, при каких не окажет. Всегда, даже в экстремальных ситуациях, в условиях травмы и смертельной опасности, обнаруживается разнообразие реакций людей на одну и ту же ситуацию.

Смысл экспертной работы – это во многом расширение постановки вопроса; важно не столько дать ответы, сколько по-иному поставить вопросы. Хороший эксперт прежде всего рассматривает постановку вопроса. Изначально заказчики ставят вопрос достаточно узко, поскольку их видение проблемы ограниченно. Эксперт обязан видеть разные грани проблемы, меняя и расширяя саму постановку вопроса. И даже если на заданный вопрос не удается дать ответ, само изменение его постановки уже является ценным продуктом экспертной работы, позволяющим увидеть, что ситуация не столь проста и линейна, как представлялось вначале. То, в какой мере нужна экспертиза и какая именно экспертиза необходима, вытекает из понимания характера решаемой проблемы. Любая экспертиза должна начинаться с «паспорта проблемы», который характеризовал бы суть проблемы, поставленной перед экспертом.

Таким образом, главным результатом работы эксперта или экспертов выступает разворачивание и экспликация разных, в первую очередь скрытых и неочевидных аспектов ситуации, рисков, связанных с разными сценариями, и цены, которую придется платить за те или иные выборы, делаемые в данной ситуации. Подлинная экспертиза никогда не может быть ответом «как правильно» или «как оно есть на самом деле». Экспертную работу нельзя считать «поиском истины», потому что экспертиза нужна там, где истина не выводима непосредственно. И то, что заявляет эксперт, он не вправе представлять как «истину».

1.6. Ответственность в ситуации комплексной гуманитарной экспертизы

При анализе вопросов ответственности становится особенно очевидным отличие экспертизы от стандартного компьютерного алгоритма. Эксперт должен на уровне своей компетентности максимально полно раскрыть все возможные значимые контексты и следствия рассматриваемых событий и решений. Он отвечает за свой анализ ситуации, а также за то, чтобы его оценки, суждения и рекомендации были понятны заказчику. Серьезное обоснование экспертных суждений не является свидетельством того, что эксперт говорит «правду» или что его решение является правильным, оптимальным, но оно свидетельствует, что эксперт подходил к решению проблемы ответственно и компетентно, на основе максимально доступного в данный момент уровня знаний и методической оснащенности. Аргументация эксперта, его рациональные аргументы, которые он приводит в обоснование своего вывода, позволяют оценить, в какой степени его мнению стоит доверять. Хотя, с одной стороны, многое в работе эксперта основано на интуиции, с другой стороны, настоящий ученый в состоянии подвести рациональное обоснование под то, к чему он пришел на основе профессиональной интуиции. И, конечно, очень важный компонент экспертизы – обоснование экспертом цены, которая будет заплачена за те выборы и решения, о которых спрашивает заказчик. Эксперт несет ответственность за полноту анализа, понятность и обоснованность своих суждений. Эксперт не несет ответственности за выводы и решения, которые будут сделаны на основе его суждений – потому что эти выводы не обусловлены содержанием экспертных оценок, даже если всерьез считаются с ними.

Допустим, эксперт говорит, что из таких-то событий произойдут такие-то следствия при таких-то условиях с такой-то вероятностью. Следует ли дальше что-то делать или нет – ответственность за это лежит на заказчике экспертизы или другом лице, принимающем решение (для удобства примем, что это одно и то же лицо). Принятие решения по итогам экспертизы – это не только и не столько интеллектуальный выбор, сколько принятие на себя ответственности за его последствия, включая готовность делать дальнейшие шаги по его реализации и платить за них необходимую цену.

Именно заказчик, а не эксперт, располагает ресурсами и полномочиями, необходимыми для осуществления дальнейших шагов, и будет испытывать на себе последствия как ошибочных, так и правильных действий. Поэтому ответственность эксперта ограничивается чисто интеллектуальными аспектами анализа ситуации, а ответственность заказчика определяется прежде всего предпринятыми или не предпринятыми им действиями. Заказчик свободен в плане использования либо неиспользования результатов любой экспертизы. Это обстоятельство диктуется спецификой распределения ответственности в общении заказчика и эксперта. Заказчик также несет полную ответственность за свое решение учитывать или не учитывать предоставленные ему результаты экспертизы, и если учитывать, то в какой мере, а также за выбор экспертов или за решение не пользоваться услугами экспертов в конкретном случае.

Таким образом, методологический анализ комплексной гуманитарной экспертизы приводит к выводу о ключевой роли личности эксперта, что коренным образом отличает экспертизу от репрезентативных опросов (см. ниже). Вместе с тем большинство задач, требующих экспертного анализа, не предполагают однозначного «правильного» ответа и допускают широкую вариативность и ограниченную предсказуемость развития событий, даже если анализ производится наиболее компетентными экспертами. Поэтому эксперт вправе расширять постановку вопроса; он несет ответственность прежде всего за полноту и объемность своего анализа ситуации, обоснованность и ясность своих выводов и заключений. Ответственность за принимаемые решения, а также за использование или неиспользование возможностей и результатов экспертизы несет в полной мере лицо, принимающее решение в данной проблемной ситуации. Оно же оценивает уровень допустимого риска при принятии решения. Эксперт в этой ситуации мог бы сказать о том, какие следствия будут вытекать из тех или иных решений, как и на какое количество людей это может повлиять. А заказчик в зависимости от своей собственной оценки уровня приемлемого риска делает окончательные оргвыводы.

1.7. Значение и особенности личности эксперта КГЭ

Экспертиза отличается от опроса или интервью тем, что в первом случае источником информации выступают эксперты, а во втором – информанты, или респонденты.

В имеющейся литературе по методологии психологии, педагогики и социальных наук отсутствует четкое разграничение этих понятий. Так, нередко экспертом называют любого информанта, к которому обращаются за суждением или который сам добровольно высказывает свои суждения по публично сформулированным, например выставленным в интернете, вопросам (см., напр.: Шмелев, 2006). Понятие «метод экспертных оценок» подразумевает именно такое, безгранично расширенное понимание «эксперта». Такое словоупотребление представляется крайне неудачным, потому что при нем утрачивается различие между двумя такими принципиально разными способами получения информации, как собственно экспертиза в узком смысле слова и репрезентативный опрос, который нередко тоже называют этим словом. В первом случае считается, что опрашиваемые – носители специального знания, доступного далеко не каждому, гарантиями чего является профессиональное обучение и опыт профессиональной деятельности в определенной области опрашиваемого, которого по этим критериям относят к экспертам. Заказчик специально отбирает таких людей, считая, что эксперт может сказать больше других. Во втором случае респондентами выступают случайно отобранные люди, а результатом опроса становится репрезентативное мнение, срез распределения мнений по популяции. Собственно эксперты вносят в него заведомый сдвиг, ибо их «субъективное» видение проблем «объективнее», то есть шире, глубже, дальше и объемнее, чем у среднего информанта. Мнение эксперта может даже прямо противоречить репрезентативному опросу: эксперты-астрономы Бруно, Галилей и Коперник, придя в рамках своей профессиональной компетенции к выводу, что Земля вращается вокруг Солнца, столкнулись с противоположным мнением популяции и не смогли при жизни доказать свою правоту. Но опрос общественного мнения на тему, что вокруг чего вращается, явно не заслуживает названия экспертного. То же относится и к другим ситуациям, хоть и не везде это различие выступает столь наглядно, как в приведенном примере. Оно тем очевиднее, чем сложнее и новее решаемая проблема.

Законодательство и неформальные правила общежития предполагают, что каждый вменяемый человек, который достигает совершеннолетия и становится юридически полноправным, должен обладать способностью анализа, прогноза и оценки связей своих действий с их последствиями, чтобы иметь возможность за них отвечать. По-видимому, к тем, кто профессионально занимается экспертизой, это требование относится в большей степени, нежели к тем, кому профессионально этим заниматься не приходится. Тем не менее в реальности далеко не все совершеннолетние люди являются психологически взрослыми, способными выполнять такой анализ и прогноз. Даже те, кто берется за профессиональную экспертизу, не всегда справляются с задачей анализа причинно-следственных связей, хотя в оправдание им можно сказать, что эти связи редко бывают прямыми, однозначными и о них можно говорить лишь с какой-то степенью определенности.

Одним из основных является вопрос о статусе эксперта. В российских текстах последних лет фигура эксперта становится почти сакральной, ему приписываются всевозможные положительные качества, к примеру: «Эксперт – это хороший аналитик, подлинный ученый-исследователь, блестящий администратор <…> искусный и мудрый оценщик, знаток нужной сферы, спец в определяемом научном и практическом пространстве, настоящий ас среди родственных профессионалов» (Ярская, 2003, с. 8). В российском сознании эксперт стоит выше профессионала.

В США и Западной Европе такого пиетета перед экспертом нет. Экспертом может стать любой человек с соответствующим образованием, поскольку «экспертным знанием» считается любое знание в той или иной сфере, даваемое хорошей вузовской подготовкой. Многие университеты включают в свои рекламные материалы объявления о том, что они обеспечивают своим выпускникам именно такой уровень профессионализма. Вместе с тем для включения в полноправные члены экспертных сообществ требуется не только квалификация, но и опыт и – нередко – рекомендации.