Загробная жизнь и бессмертие души. Свидетельства и факты

Важность поминовения усопших

Святая Православная Церковь, как благопопечительная мать, заботится о своих чадах, при жизни испрашивает им у Бога здоровья, во всем благопоспешества и оставления грехов и по смерти возносит о них частые моления к Богу, например, на полунощнице, утрени, вечерни и повечерии она просит о прощении грехов и упокоении их со святыми.

Но особенно на Божественной Литургии Святая Церковь вопиет к Богу за умерших, твердо веруя, что Честною Кровию Божественного Искупителя нашего Господа Иисуса Христа отмываются грехи всех поминавшихся за Литургией. Это поминовение преимущественно важно в течение первых сорока дней по кончине, потому что в сороковой день изрекается определение Божие о душе, решающее участь ее до Страшного Суда. Потому-то и советуется служить и заказывать о скончавшихся «сорокоусты». Польза, важность и сила этого поминовения засвидетельствована многими примерами не только в житиях святых, но и в устных и письменных сообщениях от начала христианства и до настоящего времени.

Однажды великий подвижник св. Макарий Египетский, идя в пустыне, увидел человеческий череп на дороге. «Когда я, – говорит он, – дотронулся до черепа пальмовою палкою, то он что-то сказал мне. Я спросил его:

– Кто ты?

Череп отозвался:

– Я был начальником языческих жрецов.

– Каково вам, язычникам, на том свете? – спросил Макарий.

– Мы в огне, – отвечал череп, – пламя охватывает нас с ног до головы, и мы не видим друг друга; но когда ты молишься о нас, тогда мы начинаем видеть несколько один другого, и это доставляет нам отраду» (Христианское чтение. Ч. 2. 1821).

* * *

Святой Григорий Двоеслов рассказывает такой случай. Один брат, бывший в его монастыре, за нарушение обета нестяжания, в страх другим, лишен был по смерти церковного погребения и молитвы в продолжение тридцати дней, а потом из сострадания к его душе тридцать дней приносима была за него Бескровная Жертва с молитвою. В последний из этих дней усопший явился в видении оставшемуся в живых родному брату своему и сказал: «Доселе я жестоко страдал, теперь же мне хорошо, и я нахожусь во свете, ибо сегодня вступил в общение». Таким образом, через спасительную Бескровную Жертву усопший брат избежал наказания (Собеседования Григория Двоеслова. Кн. 4, гл. 55).

* * *

Во время жизни преподобного Венедикта, – рассказывает св. Григорий Двоеслов, – были две постницы, которые, славясь святостию жизни, имели несчастную страсть говорить много, и много ложного и вредного. Святой старец умолял их удерживать свой язык и за непослушание угрожал им даже отлучением от Церкви. Но страсть ко лжи так укоренилась, что и угроза не остановила их. Спустя несколько дней они умерли.

Погребены они были в церкви. Когда диакон во время Литургии возглашал: «Оглашении, изыдите», – они, как отлученные, выходили вон из церкви, что видели некоторые благочестивые из христиан. Когда сообщили об этом преподобному Венедикту, то святой муж послал в церковь, где они были погребены, просфору, приказав вынуть из нее часть за упокой душ их и поминать их. После этого уже никто не видел, чтобы они выходили из церкви, и верные поняли, что молитвы умилостивили Бога, и они получили от Него прощение (Собеседования Григория Двоеслова. Кн. 2, гл. 23).

* * *

В «Прологе» повествуется, что у блаженного Луки был родной брат, который и по вступлении в монашеский чин мало заботился о душе своей. В состоянии такой беспечности постигла его смерть. Блаженный Лука, скорбя, что брат его не приготовился как должно к смерти, молил Бога открыть его участь.

Однажды видит старец душу брата во власти злых духов и тотчас после видения посылает осмотреть келью его. Посланные нашли там деньги и вещи, из чего старец уразумел, что душа его брата страдает, между прочим, за нарушение обета нестяжания. Все найденное старец раздал нищим за упокой души его.

После, во время молитвы, старцу открылось в видении судилище: Ангелы света спорят с духами злобы о душе усопшего брата. Старец слышит вопль злых духов: «Душа наша, она творила дела наши!». Но Ангелы говорят им, что она избавляется от их власти милостынею, розданною за нее. На это духи злобы возразили: «Разве усопший раздал милостыню? Не этот ли старец?» – и указали на блаженного Луку. Подвижник отвечал: «Да, я сотворил милостыню, но не за себя, а за сию душу». Поруганные духи, услышав ответ старца, рассеялись, и старец, успокоенный видением, перестал скорбеть об участи брата (Пролог, 12 августа).

* * *

В житии преподобной игумении Афанасии мы находим следующее повествование. Игумения Афанасия перед смертью своей завещала сестрам своего монастыря кормить нищих в намять ее до сорока дней. Между тем сестры приглашали нищих лишь десять дней, а затем, по нерадению, не исполнили завещания своей бывшей начальницы. И что же? Игумения Афанасия явилась сестрам, говоря: «Да будет всем известно, что творимые до сорока дней за душу усопшего милостыни и питание алчущих умилостивляют Бога. Если грешны души усопших, то через это они получают от Господа отпущение грехов; а если праведны, то благотворительность за них служит ко спасению благотворителям» (Четьи-Минеи, 12 апреля).

* * *

Много есть примеров, из которых видно, что усопшие ожидают молитв за себя, являясь во сне или в бодрственном состоянии, просят о них, показывая это в различных знамениях или образах.

Так св. Григорий Двоеслов рассказывает, что некий пресвитер имел обычай мыться в теплицах. Однажды, придя в баню, он застал там какого-то незнакомого ему мужа, который стал ему помогать раздеться. Незнакомец снял с пресвитера сапоги и взял его одежду на хранение. Когда пресвитер вышел из бани, то он подал ему полотно отереть пот, помог ему одеться, и все это делал с великим почтением.

Так повторялось несколько раз, то есть пресвитер этот приходил в баню, встречал незнакомого человека, который молча делал ему услужение. Желая выразить благодарность за усердие, пресвитер однажды, идя в баню, взял с собою две просфоры, чтобы дать их незнакомцу; и вот, по обыкновению, он встретил его. Затем, когда выходил из бани, просил принять просфоры в знак любви к нему.

Незнакомец с плачем сказал ему: «Для чего даешь их мне, отче? Это святой хлеб, я не могу вкушать его. Ты видишь пред собой бывшего некогда владельца этого места, но за грехи мои я осужден на служение здесь после смерти. Если же хочешь наградить меня, принеси этот хлеб за грехи мои в жертву Всемогущему Богу. И когда придешь сюда мыться и не найдешь меня, знай, что молитва твоя услышана Богом». Сказав это, незнакомец мгновенно стал невидим.

Тогда пресвитер понял, что незнакомый человек, доселе являвшийся в баню для услуги ему, был дух. Пресвитер провел по нем целую неделю в слезах и молитвах о прощении его грехов, принося каждый день бескровную жертву. Через неделю он пришел снова в баню, и уже более не нашел здесь незнакомца, и после никогда не встречал его (Собеседования Григория Двоеслова. Кн. 4, гл. 55).

Просьба умерших о поминовении их и благодарность за молитвы живых

«Возвратясь от заутрени в первый день Пасхи, – передает А. Т. Б., – я легла спать и едва забылась, как у самого изголовья услышала, что кто-то горько плачет. Сердце сжалось у меня от жалости; боясь открыть глаза, я робко спросила: “Надя, это ты, моя родная?” – и страшилась услышать ответ, ибо мне пришло в голову, что, может быть, сестра моя Надя, давно скончавшаяся, не получив блаженства в вечной жизни, явилась мне для испрашивания молитвы, но на мой вопрос нежным грустным девичьим голосом, дрожащим от рыдания, послышался ответ:

– Нет, я не Надя.

– Кто же вы? – спросила я. – Скажите, что вам нужно? Я все сделаю.

Тогда рыдания усилились, и плачущая отвечала:

– Я Варвара Н. Ради Бога, помолитесь обо мне, помяните меня за Литургией!

Я обещалась, и рыдания утихли. Я открыла глаза, в комнате уже было светло, и никого не было.

Когда приехали к нам родственники В. Н., я спросила зятя мужа моего, как звали его сестру, скончавшуюся недавно в Москве? Он отвечал: “Варварой Николаевной”. Тогда я передала мое видение. Он был поражен рассказом и немедленно озаботился о поминовении сестры своей» (Душеполезные размышления. 1882. № 5).

* * *

«Моя племянница Юленька живет у нас уже семь лет, – рассказывает г-жа Д. – Я взяла ее трехлетним ребенком тотчас после смерти ее матери, а моей сестры. Теперь ей минуло десять лет. До последнего времени она была девочка здоровая и веселая и хорошо училась. Раз утром она говорит мне: “Тетя, я видела во сне мою мамашу, она обещала прийти ко мне наяву, и сказала, чтоб я не боялась ее”.

Три дня спустя, тоже утром, Юля твердила урок из географии. Вдруг она встала и пошла по направлению к двери, как бы к кому-то навстречу, сказав при этом: “Мамаша пришла”. Затем протянула руку и подняла голову, как бы для получения чьего-то поцелуя, и села на стул рядом с другим, на который, как нам сказала, присела ее мать.

Потом Юля говорила, что мать велела передать мне то-то и то-то. При этом заговорила о таких вещах, которые были ей совершенно неизвестны, а главное – недоступны в ее лета. Например, она рассказала факты из прошлого, известные только покойной сестре и мне, и передавала такие рассуждения от ее имени, каких ни один десятилетний ребенок не только не мог бы придумать, но даже и передать с толком. Впоследствии мы вели с покойной сестрою через Юлю целые разговоры. Явления эти повторялись часто в продолжении целых шести месяцев, и мы совершенно привыкли к ним. Одно место в зале было, по-видимому, любимым у посетительницы из загробного мира – на него она обыкновенно садилась и начинала разговор с дочерью.

“Скажи тете, – сказала она однажды, – что я могла бы сделаться видимою и для нее, но она не вынесет и может заболеть, потому-то я и говорю с нею через тебя: дети меньше нас боятся, чем взрослые”. Очень часто она просила молиться о ней и как-то раз даже заказала отслужить по ней заупокойную обедню и панихиду.

Мы все тогда отправились в церковь. Наш священник уже привык к нашим рассказам и перестал им дивиться. Только что началась обедня, как Юленька сказала: “Вот и мамаша пришла со своей подругой”, – и при этом она пошла к кому-то, для нас невидимому, навстречу, с кем-то поздоровалась и, вернувшись на свое место, прибавила: “Они обе стали на колени пред царскими вратами”. В начале панихиды Юленька сообщила: “Мамаша сказала, что ей не такую надо панихиду, а сугубую”. Я подошла к священнику и повторила ему просьбу покойницы, причем спросила, действительно ли есть сугубая панихида. “Так она не называется, – сказал священник, – но все равно я понимаю, что вам нужно, – это очень пространная заупокойная служба, отправляемая больше по монастырям. Хорошо, я отслужу такую”.

Когда запели “Со святыми упокой”, Юленька сказала: “Мамаша плачет, молится и говорит: куда уже мне со святыми, хотя бы немного успокоиться”.

В одно из своих явлений она сказала Юленьке: “Отец твой скоро женится, но ты не пугайся, мачеха твоя будет добрая и очень тебя полюбит; даже оставит в наследство тебе все свое состояние”. Предсказание это исполнилось буквально.

По прошествии шести месяцев она объявила, что миссия ее окончена и она более приходить не будет. Под конец своих посещений сестра приходила с одной приятельницей, тоже умершей, совсем неизвестной Юле, но хорошо знакомой мне, и от той я не раз получала привет, все через Юленьку. Сестра постоянно просила меня молиться за нее, хотя до той поры мы, откровенно сказать, были не особенно богомольны, а тут по просьбе сестры стали очень часто ходить в церковь» (Ребус. 1884. № 41).

* * *

Архимандрит Симеон, живя в Екатеринославе, был дружен с одним благородным семейством. Отец этой семьи умер в феврале 1844 года. В это время о. Симеон уже служил в Воронеже. В числе осиротевшей семьи была дочь Любовь, которая страдала чахоткою. 6 августа того же года больная приобщилась Св. Таин, не снимая с себя траура. Мать заметила ей, зачем она ради причастия не сняла с себя траура, на что она ответила: «Я 15-го числа наряжусь». И действительно, в день Успения Божией Матери она надела на себя полное венчальное убранство, послала за священником и снова приобщилась Св. Таин. Потом попросила читать ей отходные молитвы, и во время чтения их, обращаясь к умершему отцу своему, как бы явившемуся ей, сказала: «Папенька, милый папенька, подождите». С последним словом отходной улетела душа ее.

В тот же день и час, когда она умерла в Екатеринославе, о. Симеон увидел в Воронеже наяву отца скончавшейся девицы, который сказал ему: «Вам в Екатеринославе надо утешить скорбных, а Любонька со мною, но вы и нас не забывайте» (Монастырские письма. 1884. П. 17).

* * *

2 июля 1893 года к преосвященному Мартиниану, епископу Таврическому и Симферопольскому, явились настоятель Петропавловской церкви о. Димитрий Койко и один из местной интеллигенции, человек с высшим образованием. Они рассказали владыке о следующем.

В ночь на 30 июня означенному лицу приснился сон, что к нему подошел какой-то офицер с окровавленной повязкой на голове и просил его передать священнику Петропавловской церкви вопрос, почему тот не молится за него, а равно не молится тем угодникам Божиим, мощи которых находятся в пожертвованной им иконе, причем прибавил, что 20 июля, на Илию, образу этому исполнится двести лет. Видевший сон немедленно утром отправился к настоятелю Петропавловской церкви и сообщил ему свое сновидение. На это о. Димитрий заметил, что в церкви нет двухсотлетней иконы, так как самая церковь существует лишь с 1805 года, а равно нет икон с частицами мощей, но что его удивляет явление офицера во сне, так как в церкви есть икона, которую, как рассказывал ему предшественник его, протоиерей Руднев, ныне уже умерший, во время Крымской кампании привез какой-то офицер и оставил в церкви с условием, что если он возвратится из Севастополя, то возьмет икону обратно, если же не возвратится, то жертвует ее в храм.

Неизвестный офицер не возвратился, и икона осталась в церкви. Это совпадение побудило о. Димитрия Койко осмотреть эту святыню, причем о. Димитрий, как лицу, передававшему сон, так впоследствии и владыке, засвидетельствовал, что, состоя четырнадцать лет при церкви, он ни разу не открывал того образа. Немедленно послали за диаконом, и все три лица отправились в церковь для осмотра иконы.