Что играет мной? Беседы о страстях и борьбе с ними в современном мире

По отношению к себе у стяжателя вид некоторых добродетелей бросается в глаза. Он будто бережлив, а между тем скуп и жаден по отношению к окружающим; труд и аскетизм его направлены на добычу денег; от удовольствий и наслаждений воздерживается он и для экономии денег, и потому, что в сердце своем наслаждается он только деньгами. У него нет заботы ни о душе ни о теле, так как себя он приносит в жертву вещам. Желание большего и зависть не дают ему насладиться даже тем, что уже приобрел, и от этого нет мира в его душе. При несчастье с его имуществом легко падает духом, становится как будто сумасшедшим, а иногда налагает на себя руки. В истории таким характером в большей степени обладал Аракчеев, всесильный временщик Александра I.

По отношению к окружающим он бесчеловечен, завистлив, коварен, вероломен и склочен. Благодеяний без награды не любит, разве только победит тщеславие. Нет греха, на который не решился бы служитель мамоны – от него воровство, святотатство, убийства, предательства.

Личность стяжателя зачастую олицетворяет собой идеологию пуританства с его вымученным аскетизмом, культом деловых отношений и сведенными к минимуму телесными потребностями при непомерной гордости.

Гордость житейская есть ненасытимое желание возвышения или усиленное искание средств и путей, через которые можно было бы стать выше других.

Самолюбие в этой страсти действует очевиднее всего. Гордость и есть олицетворение самолюбия, явление его в действии, в заботе о своем «я».

Первое порождение гордости – внутреннее и скрытое – самомнение, считающее всех людей ниже себя: даже великие мира сего случайно являются таковыми, когда мы пребываем в унижении, по причине случая и козней завистников. Внешне гордость обнаруживает себя или в искании превосходства через телесную красоту, одежду, связи с сильными мира сего – и тогда это есть тщеславие. Обращаясь к чести и славе гордость выступает как властолюбие и честолюбие; а ища людского преклонения и внимания – она есть славолюбие.

Во всех этих видах гордость сопровождается еще своеволием, самоуверенностью, самонадеянностью, высокомерием, претензиями на лучшее, презрением к окружающим, неблагодарностью, завистью и гневливостью до мести и злопамятства. История и литература переполнены персонажами, страдающими этой страстью, и думается, каждый найдет там пример.

По отношению к религии и к Богу гордец есть самый опасный человек. Он способен впасть в самую бездну нечестия. Желая выделиться из толпы, он или сам изобретает, или легко увлекается новыми учениями и философиями, дающими ему возможность хоть как-то отличиться. Такие люди чаще всего являются изобретателями различных ересей и сомнительных верований, они становятся во главе нового учения или секты и пожинают славу мудреца и учителя, упиваясь своей мнимой властью над людьми. Протопоп Аввакум, увлекший Церковь к расколу, Блаватская, создавшая теософское общество, царь Иван Грозный, возомнивший себя высшим судией и вершителем судеб, Вольтер, разрушивший основания нравственности, а также современные лидеры различных сект – все они и многие им подобные были жалкими рабами этой пагубной страсти.

Во внешнем богопочитании такой человек любит блеск, искусственность, поклонение, во внутреннем – напряженность и высоту, в молитве – велеречивость, в поведении – причудливость.

Часто воздержанность, высокая работоспособность, терпеливость, упорство создают таким людям ореол истинного подвижника и мученика за идею – но только ореол, ибо все это добродетели-средства, а не добродетели-качества, и цена их зависит от того духа, с каким они стяжаются и реализуются. Ведь конечной целью такого «подвижника» всегда будут собственный блеск, слава и жажда восхищения от окружающих. Гнев и зависть не дают ему покоя, от чего он скоро истощает свои силы и наживает болезни.

По отношению к окружающим он больше других типов несправедлив: все свершение относит к себе, а поражения приписывает окружающим, всегда жаждет повелевать и никогда – повиноваться. Другие для него лишь средство к достижению цели, и он манипулирует людьми, где силой, а где лестью и обманом. Ему более приятно, чтоб его боялись, чем любили.

В жизни частной и общественной все самые страшные беды от таких людей. Низшие с таким характером не хотят повиноваться, не признают никаких авторитетов, не сулящих им выгод, не терпят лежащей на них ответственности и уз долга и поэтому всегда готовы к возмущению и бунту. Высшие – самовольные, жестокосердные тираны, не знающие милосердия и сочувствия. Такие люди ни в ком не вызывают симпатии, ненавистны людям и Богу, Который им противится и нередко их унижает для вразумления.

Вспомним революционеров-террористов и их судьбы.

Как это ни странно, лучше всего дух гордости передают имперские культуры Древней Персии, Древнего Рима, с одной стороны, и высокая готика – с другой, с ее воплощенными в искусстве душевными порывами, рвущимися в небо любой ценой.

Рассмотрев три порождения самолюбия – похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую, мы видим, что они являются как бы родоначальниками всех других страстей человеческих. Что же такое страсть?

Святоотеческое учение дает следующее определение: «Страстью называют такую склонность и такое действие, которые, долгое время гнездясь в душе, посредством привычки обращаются как бы в естество ее. Человек приходит в это состояние произвольно и самоохотно; и тогда помысл, утвердясь от частого с ним обращения и сопребывания и согретый и воспитанный в сердце, превращается в привычку»[16 - Прп. Нил Сорский. Устав о скитской жизни. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1991.]. То есть, говоря о страсти, мы будем говорить о том состоянии греховности человека, когда грехи в нем проявляются и как расположение, как состояние и настроение души.

Согласно православной антропологии страсти – это не сторонние силы, которые пришли в нас извне и которые мы должны искоренять, но, скорее, это энергии души, которые повреждены и нуждаются в преображении.

Страсть – последний этап в развитии греха. При повторяющемся действии она набирает силу и завладевает человеком. В аскетическом богословии страсть определяется как противоестественное движение сил души.

Все бесконечное разнообразие «страстей», соответственно множеству и разнообразию духов злобы, свв. отцы[17 - См. прп. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. М., 1993.] сводят обыкновенно к восьми главным:

1) чревоугодие,

2) блуд,

3) сребролюбие,

4) гнев,

5) печаль,

6) уныние,

7) тщеславие,

8) гордость —

и обычно разделяют их на телесные (плотские) и душевные. Телесные, или плотские страсти основаны на естественных физиологических потребностях и инстинктах, а душевные коренятся в чувственной и волевой сфере человеческой психики. Однако причинами и телесных и душевных страстей является поврежденная грехом человеческая душа[18 - Подробнее об устроении души и ее связи с телом см. в 4-й части «Путь ко спасению».]. Поэтому даже в такой, казалось бы, сугубо «телесной» страсти, как чревоугодие, очень трудно провести четкую грань между физическим и психическим элементами.

Нелишне будет кратко охарактеризовать понятия «тело» и «плоть» в аскетике[19 - См. Свщ. Андрей Лоргус. Православная антропология. М, 2003.].

Словом «плоть» христианская вероучительная традиция обозначает падшую душевно-телесную природу человека, на которую действуют мир и диавол. Пока человеческое тело сводится к биологическому естеству, оно будет плотью. Плоть, если можно так выразиться, – это биология. Но тело может быть и «бесплотным». Оставаясь телом, оно преображается и становится нетленным, прелагается в свет. Тело может «уподобиться душе» (прп. Максим Исповедник[20 - Прп. Максим Исповедник. Книга 1. С. 168.]). Человеческое тело может стать иным, его ждут духовное преображение и воскресение в силу сопричастности Христу. Несмотря на эти различия, очень часто понятия «тело» и «плоть» подменяют друг друга.

Итак, на основании многочисленных святоотеческих писаний всякую страсть можно определить как длительное и сильное желание, а желание, в свою очередь – как осознанную потребность, проявившуюся и определившуюся благодаря прежним опытам ее удовлетворения. Например, пока человек не попробовал пиво, он не знает, вкусное оно или нет, ему его и не хочется. Но если знакомые и реклама примутся вовсю его уговаривать, то, уступив им, он получит первый опыт удовлетворения страсти чревоугодия – организм получит ненужный для себя и вредный продукт, а человек, поддавшись на приманку, может приобрести страсть к винопитию или, выражаясь проще, пивной алкоголизм. Таким образом, в составе страсти следует различать сердечное расположение и привычные действия, удовлетворяющие страсть.

Прп. Иоанн Дамаскин так определил душевные страсти: «Страсть есть чувственное движение желательной способности, вследствие воображения блага или зла»[21 - Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Гл. 22 (36).].

Если проанализировать схему постепенного развития в человеке греха и страсти: помысел – прилог – сочетание – сосложение, то мы придем к выводу, что все без исключения страсти – не только душевные, но и телесные – своим источником имеют именно душу. Вот почему и аскетическое отношение к питательной и половой функциям принадлежит именно к психической области борьбы духа не с телом, а именно с помыслом. Для нас это очень важная мысль, потому что она объясняет собой всю систему православной аскетики и в то же время показывает, что христианство в целом и православие в особенности никогда не имели к телу ненависти или презрения. Такие аскетические подвиги, как пост, малоспание или бодрствование, воздержание от половой близости, – это средства воздействия на душу человека через тело[22 - См. Зарин С.М. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996. С. 258–267.]. С этой точки зрения оказывается, что основная причина подчинения души плотским страстям указывается многими аскетами именно в удалении души от созерцания Бога. Сами по себе отправления организма ни в коем случае не могут быть названы страстями в этически дурном, отрицательном смысле: страстями являются только душевные состояния сластолюбия и сладострастия. Так что мы смело можем снять с христианства и православной аскетики столь модные обвинения в человеконенавистничестве, в ненависти к своему телу или к процессу размножения (половому акту как таковому). По учению аскетов[23 - См. Макария Египетского, Исаака Сириянина, авву Дорофея и т. д.] чревоугодие и блуд осуждению подлежат не в качестве естественных функций человеческого организма (как физиологические процессы), а как психические состояния после грехопадения, греховные именно потому, что помысел примешивается к духу.

Говоря по-простому, еда и половой акт превратились у нас в самоцель, когда получение естественного удовольствия от этих процессов требует все большего и большего усложнения самих процессов еды и полового акта. Когда влюбленные первый раз целуются, они выражают так свою любовь друг к другу, и для них поцелуй – естественный способ выразить свои чувства. Но когда мужчина платит проститутке, он пользуется ею как бездушным орудием для достижения определенной эмоции и чувства удовольствия. То есть в первом случае мы видим близость душ, выражаемую телесно, а во втором – грубое и безличное удовлетворение животной похоти. В этом и заключается грех.

Стало быть, и специфические особенности «телесных (плотских) страстей» не объясняются нормальными телесными потребностями в еде и половом акте. Эти потребности служат лишь поводом, исходным пунктом для страстей чревоугодия и блуда, а развиваются они и доставляют удовольствие душе, в которой действуют.

По учению св. Немезия Эмесского[24 - См. Об удовольствиях// Св. Немезий Эмесский. О природе человека. М., 1998.], удовольствия называются «телесными» потому, что они обращены к пище и половому общению, а не потому, что они – проявления телесной жизни. Телу принадлежат только органы потребностей (желудок, половые органы и т. п.), а удовольствия – проявления именно душевной жизни.

Отсюда мы и говорим о противоестественности страстей. По определению прп. Иоанна Дамаскина, действие называется страстью, когда оно возбуждается несогласно с природой[25 - См. Об удовольствиях// Св. Немезий Эмесский. О природе человека. М., 1998.]. Это значит, что особенности страстей не объяснимы потребностями телесной жизни. Например, чревоугодник хочет что-нибудь съесть вовсе не потому, что голоден. Блудник жаждет сексуальной близости не оттого, что его организм нуждается в этом. Именно душевное желание возбуждает тело к действию. Еще замечательный богослов проф. Н. Н. Голубинский заметил что, по учению апостола Павла, грех не есть исконное и необходимое свойство человеческой природы и по существу он мало связан с материальным, видимым и телесным миром. Несмотря на то, что грех выражается в плотяности, мы можем заметить, что и тело и дух подчинены душевному движению.

В зачаточном виде в душе каждого взрослого человека, как правило, существуют все восемь страстей. Какая из них доминирует – это уже зависит от обстоятельств. Интересно заметить, что когда одна из страстей однозначно берет верх, остальные отступают, отходят на второй план, хотя и не исчезают вовсе. Так, сребролюбец не пойдет в публичный дом, где сможет предаться блуду, потому что за это удовольствие надо платить. И не будет чревоугодничать, потому что еда тоже стоит денег. Вспомнить хотя бы столь популярные литературные образы скряг, которые, имея огромные сундуки с золотом, отказывали себе и своим близким в самом необходимом, ограничивали себя в пище и были скромны в одеяниях. Деньги для них перестали быть средством самоублажения, а превратились в самоцель. Блудник же, напротив, готов пожертвовать деньгами, и порой немалыми, ради блуда, а записная кокетка, одержимая желанием нравиться, готова голодать, чтобы не испортить фигуру. Или взять хотя бы гневливого человека, который, поддаваясь порывам гнева, нередко совершает поступки себе же во вред. Он лишается работы, жены, карьеры, принося все это в жертву своей страсти.

Но пока ни одна из страстей не одержала победу, они все вместе теснятся в душе человека, превращая его в раба, отдаляя от Бога.

Для каждой страсти существует красивое прикрытие, своеобразная яркая, цветастая обертка, которая вызывает восхищение или даже зависть у окружающих.

Так, чревоугодник с гордостью называет себя гурманом; блудник говорит о большой и светлой любви; сребролюбца уважают как человека, нажившего целое состояние собственным трудом; в гневливце видят человека независимого или правдолюбца; одержимого печалью считают ответственным и серьезным; впавшего в уныние, которое гонит из дома, – рубахой-парнем и хорошим товарищем; человека тщеславного восхваляют за упорство, за то, что он многого добился; а гордость в повседневных своих проявлениях считается одним из главных достоинств человека.

Красивые обертки страстям необходимы, ибо человек, будучи от природы добродетелен, так или иначе стремится к добру и красоте. Если демон-искуситель покажет своей жертве истинное лицо страсти, то жертва в ужасе отшатнется от искушения. Многие из нас содрогаются от омерзения, узнав о разных видах сексуальных извращений. Но мы сами – дело другое, наши мелкие похотливые мыслишки кажутся нам красивыми и очень светлыми. Именно в этом и кроется истинное коварство демонов: ведь даже самый страшный скряга некогда был просто экономным, а самый заядлый извращенец когда-то отличался большой влюбчивостью. Ведь ни один бес не покажет нам, к какому отвратительному, безобразному концу он желает нас привести через романтическое начало греха.

Болезнь

Одним из следствий первородного греха стало появление болезней. В раю ни телесных, ни психических расстройств не было. Появились они здесь, в нашем падшем, искаженном грехом мире.

Представление о болезнях как о прямом следствии греха довольно распространено. В древние времена эта идея формулировалась так: «Господь наказал и послал болезнь». Сейчас православные психологи и психиатры находят другое объяснение человеческим недугам, говоря о них как о воплощении греховности на физическом уровне. Одним из последователей этой точки зрения является известный православный врач Н. Д. Гурьев. «И во всем мире, – пишет он, – люди не очень хотят, мягко выражаясь, признать, что причина их заболеваний в них самих, в их греховных расположениях, хотя об этом ясно и многократно говорится в Священном Писании».

Можно выделить три основных вида болезней:

1) болезни, посылаемые Богом для вразумления (промыслительные);

2) болезни, являющиеся прямым следствием образа жизни человека;

3) наследственные болезни.

Конечно, человек не всегда виноват в своих болезнях, и в Священном Писании мы найдем тому примеры. Взять хотя бы упомянутую уже историю Иова, болезнь которого явилась не следствием грехов, но испытанием и послужила для посрамления диавола. Другой, не менее выразительный пример – это евангельская история со слепцом: И проходя увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (Ин. 9, 1–3)