Стефания долго стояла под холодным душем. Никак не могла поймать тёплую струю – уже месяц как смеситель не слушался.
«Нет в доме мужской руки. Ладно, пусть будет холодный. Холодный душ – в самый раз для сегодняшних впечатлений. Как будто не день прошёл, а год. Не год – целая жизнь…»
– О! Тёпленькая пошла. Мы перестали впускать в свою жизнь новое, – процитировала Ипполита из «Иронии судьбы». – Потрите мне спинку, пожалуйста. Ну, что вам жалко, что ли? – попросила своё отражение в зеркале.
Милые, добрые старые фильмы. «Экипаж». Что там в небе творилось.
И в её небе сегодня такое творилось…
«Обязательно надо написать! Пусть я буду две тысячи пятой, кто на это решится. И мой две тысячи пятый рассказ не будет похож ни на один другой. Одинаково прожить свободное падение невозможно».
Наскоро замотав длинные волосы в чалму, накинув халат, Стефания выбежала из ванной, не прикрыв дверь. Принялась открывать дверцы шкафов, попадавшиеся ей по ходу движения. Доставала, перерывала, пересматривала бумаги, книги, диски, фотоальбомы, детские рисунки, всякую всячину. Что-то из этого укладывалось обратно, но больше оставалось на полу и образовывало хаотичные груды.
– Где же она? Может, в тёмной?
Она вытащила оттуда на свет старую коробку из-под пылесоса – единственную вещь, не тронутую после переезда из коммуналки. До сих пор Стефания не может поверить в это чудо. Их богом забытый дом попал в программу «Ветхое жильё», и вот они с дочкой – в отдельной однокомнатной, «просто райской» квартире.
Коробку оказалось не так-то просто открыть. Она была наглухо замотана скотчем. «Это кто ж так постарался?» – Стефания вспомнила про соседа-художника, который последнее время всё лез с вопросами:
– Может, помочь чем? Смотри, Стефания, разъедемся скоро, не увидимся.
– Плохо разве? В хоромах поживём. Вы себе возвышенную мастерскую соорудите.
«Подкатывал, что ли, ко мне?» – размышляла Стефания, пока ножницы разрезали ленту, спёкшуюся за годы. Наконец, открыла крышку.
Прямо на Стефанию летела пара сказочных птиц. Та самая – с обложки. Она взяла тетрадь, провела ладонью по гладкой поверхности. Одним движением пролистнула сразу все странички. Долго-долго смотрела на обложку. «Давно же я тебя не открывала».
Вернулась в комнату, уютно устроилась на полу среди вываленных с полок вещей, держа в руках тетрадь, за которую когда-то готова была заплатить любую цену.
«Что в ней такого особенного? Дело ведь не только в птицах – символе любви, гармонии, счастья…»
Тетрадь – единственное, кому она могла доверить самое сокровенное. Понятно, что кругом люди. Но у них свои заботы, проблемы. А есть такое, о чём даже себе признаться страшно.
«А бывает, что от счастья просто разрывает. Бегать и эмоции расплёскивать? А вдруг сглазят. Люди разные бывают. Но не о них сейчас…
Сегодня я такое испытала в небе! Написать об этом надо, пока ощущения свежие. Где тут у нас чистые странички?»
Стефания открыла обложку. Пальцы уже были готовы к перелистыванию страниц, как в голову полезли какие-то странные строчки: «Сначала это ты прочтешь, потом и чистый лист найдёшь». «Не ходила б ты туда, ждёт здесь боль, тоска, беда».
Что за шутки? «Я, конечно, люблю буриме, но не настолько, чтобы из-за них откладывать важное дело. Приступаю к описанию сегодняшнего полёта немедленно!»
«Сначала это ты прочтёшь, потом и чистый лист найдёшь», – настойчиво повторяла первая мысль. Стефания согласилась: «Ладно, раз без этого нельзя – прочту». Тут же услышала в ответ: «Не ходила б ты туда, ждёт здесь боль, тоска, беда».
– Вы бы мысли, подруги мои, договорились, а то сами себе противоречите, – заявила уже вслух Стефания.
«Не ходила б ты туда, ждёт здесь боль, тоска, беда» – всё повторяла вторая. «Поняла. Я только на одну страничку, можно?» – пошла на компромисс та.
Тут же шлагбаум открылся и загорелся «зелёный». «Если что, я предупреждала», – сняла с себя ответственность сдавшаяся вторая.
Договорившись со всеми, Стефания отправилась в прошлое…
«13 июля 2009 года
Еду туда, не знаю куда. Встречу то, не знаю что…
16 июля 2009 года
Убила бы их всех – моих соседей! За что мне такое наказание? Меня ведь только три дня дома не было. Приезжаю, а тут такое…
Дверь в комнату взломана. Они меня, видите ли, спасали – стучали, не открываю. «Вдруг что с тобой», – говорят.
А дальше… В комнату вхожу, а там голая девица на моём диване растянулась. Рядом – художник с этюдником, типа с натуры изображает. Начала на них возмущаться, так девица даже не шелохнулась.
А художник мне:
– Подожди, последние штрихи остались.
– Какого черта здесь? У тебя своя мастерская напротив.
– У тебя, – говорит, – интерьер возвышенный.
Дала я им одну минуту, на кухню пока вышла. А там ещё хлеще… Фотография моя в чёрной рамке, а рядом иконка.
Это что, старушка наша, божий одуванчик, пошутила так? Меня при жизни хоронить?
Они что, с ума все посходили?»
Да, обида тогда была нешуточная. Разводы на странице округлые, еле заметные. Плакала.
Сейчас это откровение вызывает у Стефании улыбку, и нет желания убивать этих людей. Вскрыли дверь – проявили бдительность, заботу. Как могли.
Художник назвал возвышенным интерьер её комнаты? Так это для неё как для женщины комплимент.
А божий одуванчик и не собиралась Стефанию хоронить, просто молилась, чтобы с ней всё хорошо было.
Полезно всё-таки иногда возвращаться туда, где раньше боль причиняло. Раз здесь уже не болит, значит, излечено. Не с помощью таблеток, лекарств, а всего лишь осознанием. Иногда для этого должно пройти время.
Пальцы шумно листали страницу за страницей. Похоже, мысли этому уже не сопротивлялись: «Раз не страшно, не больно – иди дальше!».
Где-то глухо раздалась песня: «Мама – первое слово, главное слово в нашей судьбе…».
«Доча звонит!» Кое-как в разбросанных вещах Стефания разыскала телефон.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: