Агний

– Бог мой, Лера, что случилось? – он присел передо мной на корточки и взял меня за руки.

– Какие-то уроды перепутали меня с какой-то Ингой и вот – результат, как говорится на лице.

В тепле, в квартире Вовки я почувствовала себя наконец-то в безопасности и если бы не дергающая боль, можно было подумать, что все это мне приснилось. Вовка с ужасом и сочувствием смотрел на меня, потом опомнился и бросился к телефону.

– Куда звонить собрался?

– В скорую!

– Стой, не надо.

– Почему?

– Потому что меня не отпустили, я сбежала и теперь меня будут искать. Боюсь, что в больнице меня найдут быстро. Я поэтому и домой не поехала.

Володя бросил трубку на рычаг. На скулах у него гуляли желваки, а синие глаза стали почти серыми – он был в бешенстве.

– Найду скотов, голыми руками передушу! – сквозь зубы процедил он.

– У тебя есть водка?

– Есть коньяк.

– Водка тоже нужна.

– Сейчас сбегаю. Коньяка налить?

Я кивнула. Володя прикатил из спальни сервировочный столик, на прозрачной крышке стояли полбутылки коньяка и тарелки с почти нетронутой закуской.

Пока он бегал в ночную палатку за водкой, я выпила три рюмки и съела пару ломтиков красной рыбы. От выпитого боль притупилась, а тошнота и головокружение усилились. Я закурила и услышала, как открывается входная дверь. Вошел Вова с бутылкой водки.

– Как ты, Лер?

– Обалденно. Мне бы теплой воды и полотенце, до ванны боюсь не доползти.

– Сиди не двигайся, я сейчас все сделаю. – Он сбросил с ног ботинки. Потом принес свой теплый спортивный костюм, снял с моих ног обувь и помог переодеться. Растревоженная боль усилилась, и мне пришлось выпить еще. Сдвинув в сторону тарелки, Володя поставил на столик кастрюлю с теплой водой и протянул мне чистое полотенце.

– И зеркало, – вздохнула я. Не было никакого желания снова смотреть на себя, но пришлось. Смывая теплой водой свежезапекшуюся кровь и протирая водкой ссадины, я подумала, что, скорее всего никогда уже не буду выглядеть как прежде. Накопившиеся страх, отчаяние и боль прорвались наружу, и я разревелась в родных, добрых объятиях друга.

Глава 4

Проснувшись утром, я поняла, что без врача все-таки не обойтись, вдобавок ко всему подскочила температура, и чувствовала я себя так, что умереть было бы самым лучшим выходом. Вовка позвонил на работу, наврал про страшный внезапный грипп и остался ухаживать за мной.

– Вов, – проскрипела я, стремительно погружаясь в вязкое полубессознательное состояние, – может у тебя есть знакомый врач, который не станет про меня никому рассказывать?

Вовка глубоко задумался.

– Отец Кости Калугина! – осенило его. – И что ж я, дурак, вчера об этом не подумал?

– Кто такой Костя Калугин?

– Институтский приятель, ты его не знаешь, он проучился у нас первый курс, потом перешел в медицинский. – Вова бросился к телефону.

До Кости он дозвонился и, ничего толком не объясняя, попросил его приехать.

Часа через полтора Костя прибыл. Он оказался высоким молодым человеком с холодным породистым лицом и ледяными глазами. Его русые вьющиеся волосы были аккуратно подстрижены и зачесаны назад, а под длинным темно-синим пальто виднелся белый свитер и черные джинсы, на ногах – немыслимо сверкающие туфли. Обаяния и очарования у Кости Калугина было не больше чем у скальпеля, и я очень усомнилась в его способности быть чьим-то приятелем. Он посмотрел на руины, возлежащие на диване, и повернулся к Вовке.

– Когда ее так разукрасили?

– Вчера, – в руке Вова держал нож и морковку, он варил мне суп, – какие-то ублюдки-отморозки. Она сбежала от них, теперь опасается, что будут искать, вот я к тебе и обратился.

– Угу. – Костя присел на край дивана, отбросил плед и без всяких вопросов задрал футболку. Я собралась, было, возмутиться, но не оказалось сил. Прохладные пальцы прошлись по моим ребрам и по всему покрытому лилово-черными синяками и кровоподтеками телу. От Кости пахло тонким и свежим запахом со вкусом подобранной туалетной воды. Осмотрев так же и мою многострадальную голову, Костя накрыл меня пледом и повернулся к Вове, все еще стоявшему в дверном проеме с ножом и морковкой.

– Все кости целы, но есть сильные ушибы, нос сломан, сотрясение мозга. Температуру мерили?

– Тридцать восемь и четыре.

– Понятно. – Костя вышел в коридор, извлек из кармана пальто мобильник, вернулся в комнату и сел в кресло. Набрав номер, он сказал: – Папа? Ты сегодня у себя принимаешь или в клинике? У себя? Пап, тут такое дело, подругу Володи Колоскова, помнишь Колоскова? Да, он самый, так вот его подругу вчера сильно избили, посмотришь? Да, я на машине. Ну… – он посмотрел на часы, – со скидкой на пробки, минут через сорок. Ага, едем.

Костя отключил телефон и поднялся из кресла.

– Володь, собирайтесь, я вас в машине жду.

– Пять минут! – Вовка бросил нож с морковкой на столик. Затем вытащил из шкафа толстый свитер, осторожно натянул его на меня, зашнуровал на моих ногах ботинки, оделся сам и, закутав меня в свой необъятный пуховик, на руках вынес на улицу.

У подъезда стояла роскошная темно-синяя «Вольво». Володя устроил меня на заднем сидении, сам уселся впереди. Включив обогрев, Костя приоткрыл окно, и они оба закурили. Не в силах держать себя в вертикальном положении, я сделала из пуховика подушку и прилегла. Мы выехали со двора, и Костя включил тихую классическую музыку. Вовка вполголоса делился с ним своим мнением насчет «козлодоев, избивших Леру» и планами на ближайшее будущее вышеупомянутых козлодоев.

– Ничего ты не сделаешь, Володя, – спокойно сказал Костя. – Найти их будет очень трудно, может даже невозможно. По закону посадить вряд ли получится, откупятся или же с Лерой что-нибудь сделают, а самому бригаду нанимать…

– Так что же, пусть все так остается? Они же изуродовали Лерку ни за что ни про что!

Костя промолчал. Я тоже ничего не говорила, понимая, что он прав. От осознания этой правоты, от полного бессилия перед ублюдками, уверенными в своей безнаказанности, затрясло и залихорадило еще больше, но не от температуры, а от злости, граничащей с ненавистью – с абсолютно незнакомым и несвойственным мне чувством.

Проживал Костя Калугин в старинном четырехэтажном доме. В вестибюле дежурил охранник. Володя на руках внес меня в лифт, и мы поднялись на последний этаж. На единственной металлической двери с домофоном и видеокамерой камерой была привинчена табличка: «Калугин Николай Николаевич» и больше ничего, никакого номера квартиры. Костя открыл дверь своим ключом, и мы вошли в огромный холл с кожаным диваном и креслами.

– Папа!

– Да! – раздался откуда-то голос. – Проходите в зал, я сейчас!

Володя разулся и пошел вслед за Костей, держа меня на руках. В зале мне сразу же бросился в глаза камин в полстены, потом уже я увидела висящий на стене плоский черный экран домашнего кинотеатра и резные напольные часы под потолок. Зал освещался неизвестно откуда льющимся лиловым сиянием. На темно-красном диване лежало штук пять пультов дистанционного управления, Костя взял один из них, пощелкал кнопками и потолок вспыхнул нормальным верхним светом.

– Располагайтесь, – кивнул Костя, – я сейчас.

Пока он отсутствовал, Володя присел на диван, а меня устроил у себя на коленях.

– Лер, ты как? – он обеспокоено посмотрел на мое, с позволения сказать лицо, покрытое испариной. Мне оставалось только пожать плечами.

Вернулся Костя, он принес поднос с бутылкой «Реми», бокалами, пепельницей, пачкой сигарет и тарелочкой с нарезанным лимоном. Поставив все это на прозрачный стол у дивана, он спросил, хотим ли мы есть. Мы оба отказались, я по причине мешающей жить тошноты, а Володя, вероятно, из солидарности. Костя снова пощелкал кнопками на пульте, и я услышала, как едва слышно зашелестела вентиляция, после он закурил, а я попросила Вовку снять ботинки с моих ног и посадить мой полутруп на диван. Вовка оперативно выполнил эту просьбу, отнес мою обувь в коридор, а Костя тем временем разлил коньяк по рюмкам.