Завтра не наступит никогда

И мерзкий человечишко с капитанскими погонами мелко, хрипло рассмеялся.

– А болтают, что она прехорошенькая, – вдруг заговорил Орлов, медленно поднимаясь.

Разве он мог позволить, чтобы последнее слово осталось не за ним, разве упустил бы возможность вогнать поганый левинский смех ему обратно в глотку? Нет, конечно! Это в нем, наверно, ген родовитых Орловых зашевелился.

– А что? – потускнел сразу Левин, с неприязнью разглядывая туго натянутый китель на широченных плечах бравого лейтенанта Орлова. – Что меняет, хорошенькая она или нет?

– Да нет, я так, – одно плечо чуть поднялось и опало, голова даже не повернулась. – Если хорошенькая, то, наверно, ее прямо на столе в кабинете можно будет?.. Чего время терять на поиски, если все под рукой. Спасибо начальству!!!

Левин аж захрюкал от возмущения, но сказать в широкую сильную спину ничего не успел. Орлов уже ушел. Если бы ему довелось узнать, какие демоны сейчас разрывали душу лейтенанта, он бы остался доволен.

Вот сука!!! Решил все же додавить!!! Решил, что таким вот мерзким подставным способом заставит Орлова написать рапорт. Орлов последний, наверное, в их РОВД остался, кто не брал, не стучал, не подставлял, а просто работал. Он у них, как прыщ на заднице, торчал, который не задеть нельзя было. Он ведь молчать не мог. Нет-нет да подковырнет мздоимцев так, что у тех хребет дыбом топорщился. Стоит тот бедолага и думает, а что, если тот сизый дядя, которому без денег было отказано в возбуждении уголовного дела, а за деньги – пожалуйста, и правда из службы собственной безопасности?! Что, если Орлов не соврал, когда намекнул на это?!

Бельмом Орлов был, прыщом и мозолью. От такого надо было как можно скорее избавляться. А как?! Как избавишься, если у него процент раскрываемости самый лучший не только по району, но и по городу? Как избавишься, если один из парней из его отдела ушел как раз в эту самую службу собственной безопасности? Может, он им стучит? Может, так и ждет случая, чтобы зацепиться и всех под суд отдать? А вот кабы он ушел! Сам бы взял и ушел, а!

А он не уходил и не уходил. Уже и весь отдел его развалился, он все равно сиднем сидит. И пашет, и пашет, пашет как проклятый. Ночью уходит с работы и часа через три-четыре возвращается. И даже о помощниках не заикается.

Ну, ничего, они ему и без его ходатайств помощника подсуропили. Век помнить будет такую заботу от начальства. В чем подвох? Так ведь девку необстрелянную со студенческой скамьи ему в отдел сунули. Пускай теперь повозится с ней и сопли ей повытирает. Что-то теперь с его раскрываемостью станет, а? А то, понимаешь, лучший он!..

Девица не понравилась Орлову с первого взгляда. Со второго он понял, что стойкая неприязнь будет сопровождать их отношения вечно и ничто уже не способно исправить ситуацию.

Очки на маленьком носике. Волосики серенькие в тугом пучочке на затылке. Серая юбка до коленок. Какие-то нелепые туфли на толстом каблуке. Сизая кофта с застежкой под самый подбородок. Там, где должна быть грудь, – какие-то оборки, оборки. Попробуй угадай, есть что под кофтой или только шелковое жабо топорщится.

– Отличница? – спросил он вместо приветствия.

– Нет.

Строгие глаза цвета талой воды смотрели на него сквозь тонкие стекла с легкой усмешкой, и это Орлову не понравилось.

Что же, и эта тля вздумала над ним насмехаться? Мало ему Левина! Так теперь еще и эта? Может, сродни она капитану, а?

– А кто же? Удовлетворительница?

Он пропустил ее мимо себя в кабинет, специально встав в дверном проеме так, чтобы девушке пришлось протискиваться. Должно же было ее что-то смутить. Но девица проскользнула так виртуозно, что меж ними и еще одна такая же прошла бы.

– Из троечниц мы, Геннадий Васильевич, – она протянула ему узкую ладонь, пожала руку по-мужски крепко. – Влада… Влада Владимировна Удалова.

– Орлов, – буркнул он, быстро избавляясь от женской ладошки, оказавшейся очень сильной. – А что же из троечниц-то, Влада Владимировна?

– Так не захотела быть удовлетворительницей, – просто ответила она, погасила улыбку и кивнула на пустой стол у окна, как раз напротив его стола. – Можно занять тот стол?

– Валяй, троечница.

Ее ответ Орлову понравился, но размягчаться он не собирался.

Ну, востра на язык, дальше-то что? Может, врет? Может, троечница потому, что вместо занятий шлялась и пьянствовала. А сессии на папины деньги сдавала.

Они расселись. Влада Удалова тут же начала двигать ящиками, доставать какие-то бумаги, просматривать, делить на стопки.

Работать она приступила, скажите пожалуйста! Чуть не гавкнул на нее Орлов. Так и тянуло заорать на нее, чтобы положила все на место. Не ею положено было, не ей и сортировать.

Понимал, что не прав, конечно. Он сам давно должен был этим заняться и проверить, что там ребята наоставляли ему в наследство. Но все некогда.

Ладно, хрен с ней, с этой троечницей, не пожелавшей быть удовлетворительницей, пускай сортирует.

– Вам ведь меня в наказание прислали, так? – нарушила она тишину часа через два своей кропотливой, пыльной работы с бумагами.

– Не понял! – Орлов повысил голос, оторвавшись от отчета.

Надо же, третий день собирался делать его, а все руки не доходили. Пришла какая-то серая мышь в отдел и, ни слова не говоря, ничего не требуя, ни на что не намекая, взяла и засадила его за отчет. А писать отчеты он ненавидел!

– Ты что-то сказала, детка? – Скулы у Геннадия заходили. – Не много ли себе позволяешь для первого рабочего дня?!

– Да я ничего такого и не позволяю себе, – спокойно парировала Влада, пододвинула к краю стола три равные по высоте стопки бумаг. – Вот позволила себе немного разобрать документацию. Первую кипу можно утилизировать смело. Вторую надлежит сдать в архив. А с третьей…

– Что с ней?

– С ней надо работать. Тут показания свидетелей, даты совсем свежие. Думаю, что показания эти каким-то чудом не попали в папки с заведенными делами. Да и не чудом даже, а по недогляду.

– Это по чьему же недогляду, Влада Владимировна? – У Орлова затрепетали ноздри.

Девка не сахар. Видимо, Левин знал, кого просить. Вишь ты, недогляд она тут нашла чей-то. А чей? Ясный перец, его недогляд. Он же был начальником отдела.

– Это не мое дело, Геннадий Васильевич, – ровным тоном ответила она.

Снова глянула на него с пониманием, и от этого Орлову еще противнее сделалось. Только умниц ему и не хватало тут. Станет умничать, лезть под руку, раздражать.

Нет, сильно умных баб Орлов не любил. Глупые раздражали, конечно, но сильно умные казались ему существами бесполыми.

– Я очень проблемный человек, Геннадий Васильевич, – нарушила она тишину еще через полтора часа, когда Орлов уже хотел было собираться на обед. – Постоянно лезу не туда, куда надо. Где нужно промолчать, там рот раскрываю непременно.

– Это как же? – вдруг заинтересовался он, отчет закончил, можно было и поболтать. – За справедливость, что ли?

– За нее, за нее, родимую, – обронила она с печалью. – Поступила в медицинский институт. Так со второго курса попросили.

– Попросили? – выгнул Орлов бровь дугой.

Сам-то он из педагогического был изгнан. В школу милиции уже потом поступил.

– Завалили, вернее, – призналась она с неохотой.

– А за что? – поинтересовался он.

– Так на декана жалобу накатала, он у меня взятку вымогал.

– За что? Не успевала?

– Все я успевала! – возмущенно отозвалась Влада. – Факультет престижный стоил очень дорого.