Без вины преступница

– Пару часов назад его труп был обнаружен, не поверите, на том самом месте, где убили вашего бывшего парня Вадима Синева. Место такое проклятое, что ли? Зачем он туда поперся, да еще в новогоднюю ночь? Вот старый дурак!.. Послушайте, гражданка Волгина, можно я пройду, а?

Его правая рука неуверенно застыла на верхней пуговице толстой черной куртки.

– Входите уже, раз пришли, – махнула она рукой и поплелась в кухню.

Что-то подсказывало, что сейчас Окунев точно не откажется от кофе.

Он шуршал в прихожей своей нелепой курткой. Потом крикнул, нужно ли снимать ботинки. Оля прокричала в ответ, что, если его не затруднит, она была бы признательна. Даже подсказала, где найти гостевые тапочки, но Окунев тапки искать не стал.

Вошел в кухню в носках, сразу сел за стол. Странно, что на то же самое место, где не так давно сидел Галкин. Таким же пустым, пугающим взглядом уставился в окно. Их там учат, что ли, взглядам таким, безучастным, непроницаемым? Или он просто смертельно устал и борется со сном?

– Кофе будете? – Оля уже доставала кофейные чашки.

– Кофе? – Окунев помолчал и вдруг попросил почти жалобно: – А нет ничего съедобного, Ольга Викторовна? Уж простите великодушно, но сначала дежурство, потом, не успел до дома доехать, вызов на происшествие. Там на морозе проторчал три часа. Понимаю, это не по уставу, но… Просто в голову ничего не лезет, так есть хочется. А разговор у нас с вами получится не на пятнадцать минут.

– Оставьте, Георгий Михайлович. Все равно мне одной столько не съесть. Зачем-то готовила, хотя знала, что никто не придет.

– Я пришел. – Он пожал плечами, неуверенно улыбнулся и тут же смутился. – Извините.

Оля шагнула к холодильнику. Не зря хлопотала, хоть кому-то польза.

Достала утку из контейнера и прямо в фольге сунула в духовой шкаф на подогрев. Вытащила пару контейнеров с салатами, снова наполнила ими салатники. Тарелочку с сыром вытащила из-под пищевой пленки. Через пять минут накрыла стол. Поставила перед Окуневым чистую тарелку, разложила приборы, подала чистую льняную салфетку.

– Вы бы руки вымыли, Георгий Михайлович. На труп ведь выезжали.

Он резво вскочил, метнулся в ванную и там долго плескался. Когда вернулся, щетина на лице была влажной. Точно, боится уснуть.

Только сейчас она, наконец, внимательно его рассмотрела. Без куртки он оказался даже стройным. Длинные крепкие ноги в узких черных джинсах. Черный джемпер крупной вязки с высоким горлом. Широкие плечи, короткая стрижка. Небрит, как в прошлый раз. Глаза карие, нос с горбинкой, рот очерчен жесткой линией.

Мужик! Так, наверное, сказал бы Олин покойный отец. Интересно, как бы отнесся к тому, что Окунев мент? И что Оля кормит его за столом, купленным на его деньги? Да еще в новогоднюю ночь!