С первого взгляда
– Им? – завопил тут же Борис. – Ты сказал им?! Почему, Леня?!
– Ну… Не знаю я, так вырвалось.
– Вряд ли. Почему?
– Вот достал, а! – проворчал Леонид и тут же пожаловался жене: – Ты ему хоть скажи, Ален, чтобы дал последние часы законного выходного спокойно дотянуть.
Та, видимо, не поддержала, уткнувшись в вышивание. Да и знала она, что жалоба мужа – лажа чистой воды. И к игрищам подобного рода она давно привыкла, иногда даже помогала поддержать нить рассуждений в своих женских руках. И получалось у нее ее поддерживать ничуть не хуже, чем в вышивании своем.
– Почему ты сказал им, отвечай?! – уже непозволительно грубо требовал Борис от друга ответа.
– Ну… Может, потому, что Логинов не один видел Валентину тем вечером.
– И общался с ней не он один! – заорал как ненормальный Борис. – А кто еще?
– Ну… – замешкался с ответом Леня.
– Правильно, с ней еще общался и Снегирев Иван – хозяин вечеринки! – продолжил надрываться сыщик, успев избавиться от зыбкой кочки под ногами. – Эти двое говорили с ней. Логинов – заметь – дважды! Снегирев потом указывал ей дорогу, где ее впоследствии и нашли!
– А может, он не дорогу ей указывал, а наоборот, говорил, куда ехать не следует, а? – тут же все испортил противный Леня.
– Может, и так, – нехотя согласился Борис, чуть подумав. – Но ведь общались?
– Да.
– Умолчали об этом?
– Да! Хотя и знали, что девушку ищут, что она пропала. Или не знали? Черт, придется с ними отдельно беседовать. Как считаешь?
– Я бы прямо сейчас, да воскресенье, – пожаловался, хныкая, Борис. – Станут жаловаться и… Вот знаешь. Лень, если они мне скажут, что промолчали про визит Валентины в тот вечер потому, что не сочли это важным, я им не поверю.
– Ты уже им не веришь! – фыркнул Леня. – А Марину веришь?
– Не знаю…
– Даже при том, что друзья и подруги лжесвидетельствовали в его пользу?
– Не знаю… К тому же его невеста утверждает, что не соврала. Что сказала правду. Всю ночь будто бы металась из своей комнаты в его.
– А ты сказал ей, что он мог в любом из этих временных промежутков выйти из своей спальни, задушить свою бывшую жену, а потом снова улечься в постель?
– Сказал. И ей сказал, и подруге ее – Александре.
– Что-то голос у тебя при упоминании Александры неестественным образом подрагивает? – тут же углядел или догадался проницательный напарник. – Али понравилась старому холостяку?
– Я не старый, – огрызнулся тот.
– Понравилась, значит, – вздохнул Леня. – Вариант проигрышный. Она мужа любит наверняка.
– Знаю.
– И терпеть твои чудачества с работой в выходные и праздничные дни не станет.
– Знаю.
– А все равно нравится?!
– Ну… Приятная женщина. И муж у нее урод.
– Это кто же так решил, ты, что ли? – заржал с издевкой дружище Ленька.
– Нет, это Марин так про него сказал.
– А-а-а, тогда это серьезно, – продолжил издеваться тот. – Тогда у тебя есть шанс увести у преуспевающего бизнесмена…
– Он не бизнесмен, он ученый.
– Ого! – Леня присвистнул и снова заржал. – Тогда у тебя, дружище, шансов нет! Если бизнесмен, то еще туда-сюда, а вот ученый…
– Он все равно урод! – закончил Борис и повесил трубку.
Говорить про достоинства мужа Степановой ему не хотелось, потому что хотелось говорить и наблюдать ее достоинства. А их у нее, по его понятиям, было хоть отбавляй. И сегодня, когда она сидела пред ним в его кабинете и с юношеской пылкостью доказывала, какой хороший ее дружище Марин, что он не способен ни на что гадкое, а на убийство тем более, он ей почти поверил.
Она была такой милой, такой чистой и искренней, какой, по его мнению, и должна быть его подруга жизни. Не Марина, нет, а его – Бориса. И впервые он поймал себя на мысли, что вот ради нее-то он готов бы был отказаться от работы и в выходные, и в праздничные дни. И не тяготили бы они его своей пустотой и праздностью. И не рвался бы он к своим пыльным рабочим папкам. И не считал бы время, проведенное с ней в ничегонеделании, потраченным впустую.
Пустота бы тогда была заполнена ею – милой, пылкой и искренней. Разве же от такой убежишь?
А муж ее – урод, раз такую женщину променял на истеричку. А что? Истеричка и есть, раз прикатила за город караулить своего любовника. Приедет он на вечеринку к друзьям со своей женой или нет? Надо же было до такого додуматься, а!
Хотя нет худа без добра. Если бы не эта мадам, они так и не узнали бы никогда, что Валентина приезжала в тот вечер, что встречалась с Сергеем – куда же он все-таки подевался-то, – что дважды общалась с Логиновым и один раз со Снегиревым. И что в глаза не видела Марина. Во всяком случае, на тот момент, когда она уехала в направлении, указанном ей Снегиревым или наоборот не рекомендуемым – тут еще разбираться и разбираться, Марин ее видеть не мог. Из дома он на тот момент не выходил. А потом…
А потом и не сумел бы, потому что вдрызг напился. И уж тем более не сумел бы найти в полной темноте припрятанную в кустах машину.
Значит, что? Значит, Логинов соврал? Почему?..
Глава 17
Что надеть? Что надеть-то?!
Влада лихорадочно металась от шкафа к зеркалу и обратно. Завалила горами тряпок оба кресла и диван в гостиной. Но ничего не находилось такого подходящего, что можно было бы надеть к Антону на свидание.
Ах, как бы то свидание да на городской набережной. Или в ресторане, или в парке городском, где зацветает аллея вишен. Тут и костюм из тончайшего шелка цвета бирюзы подошел бы, и юбка в пол с коротким сверкающим искрами топом. А что надеть на свидание в тюрьму?!
Наденет что-нибудь эффектное, Антон может не понять.
С какой такой радости вырядилась, может возникнуть у него вопрос. Довольна тем, что он на нарах? Отомщена, стало быть, теперь. За все годы одинокого ожидания отомщена.
Нет, нарядной быть нельзя. Влада вздохнула и вернула обратно в шкаф вешалку с новым платьем. Дернула за подол другое, висевшее рядом. Мелкая кофейная клетка по бежевому полю.
Нет, оно совершенно безликое и будничное. И Владу сделает такой же. А очень уж не хотелось перед Антоном выглядеть именно так – безлико и буднично.
Может, ему и не до чего, и не до нее тем более. Он намучился там, устал от неизвестности, от несправедливых обвинений, и плевать ему наверняка на то, как она будет выглядеть на свидании с ним. У него к ней какое-то дело. В единственном телефонном звонке он дал понять, что ей придется кое-что сделать для него. Но…
Но он ведь позвал именно ее, когда ему позволили свидание. Не Сашу, не Ивана Снегирева, а ее – Владу. И от этого сладко и тревожно сжималось сердце. И понимала, конечно, понимала, что не место и не время, а выглядеть красивой очень хотелось.
Нашла юбку до колен, темную, узкую, с глубокой шлицей в заднем шве. Тонкую кофточку нежной голубизны. На шею – нитку жемчуга. В тонком высоком каблуке не смогла себе отказать. Это же не пижонство, так ведь? Такой каблук удлиняет ногу, чеканит шаг.
Оделась, причесалась, и хотя Антон мог ее стараний и не заметить, она очень себе понравилась. Еще раз последний взгляд на себя в зеркало в прихожей. Подняла с пола две тяжелые сумки с продуктами и вышла из квартиры.
– Это нельзя… – методично сортировал дежурный в милиции пакеты с ее угощением. – А это можно… Этого слишком много, отсыпайте.
– Ой, да не нужно мне этого обратно, деньте куда-нибудь, – взмолилась Влада. – Куда я с этими пряниками?!
– Разберемся, – кулек с пряниками ушел куда-то под стол. – Так, это постараюсь пронести, но не факт… Это тоже не положено…
Через десять минут она уже сидела в комнате для свиданий на обшарпанной скамье и с нетерпением смотрела на дверь. Антона привели через десять минут.
– У вас полчаса, – хоть чем-то порадовал конвоир. – Не задерживайтесь.
– Я бы с радостью, – попытался пошутить Антон конвоиру в спину, но тот шутки не принял, дверь захлопнул.
– Привет, – пробормотала она и улыбнулась ему навстречу.
Антон рассматривал ее без улыбки, сунув руки в карманы помятых штанов. Внимательно рассматривал, как никогда прежде.
Влада встала со скамейки, вытянулась, как школьница. Что дальше нужно делать, понятия не имела. Надо бы подойти, обнять, может, даже поцеловать, так будто и принято при встрече, но он ведь мог не позволить и оттолкнуть. И все ее тайные надежды оттого, что он именно ее позвал на свидание, а не кого-то еще, и что все теперь может поменяться в лучшую сторону, и что она вдруг стала для него значимой фигурой – просто лопнули бы, и все.
Лишаться их не хотелось, поэтому она как ненормальная протянула ему руку для пожатия.
– Чего это ты как товарищ, Влада? Только красной косынки и не хватает, – ухмыльнулся он, потер тыльной стороной ладони заросшую щеку, шагнул к ней, обнял, привлек к себе, шепнул: – Прости, что небрит. Прекрасно выглядишь.
– Спасибо.
Она вдруг так засмущалась, что тут же начала вырываться. Ну не дура! Столько лет ждала, мечтала, грезила и во сне и наяву, а тут вдруг локтями вперед, спину выгнула.
– Ты зачем позвал меня, Антоша? У тебя какое-то дело?
И тут же губу с досады закусила.
Что несет?! Ну, вот что несет?! Он позвал ее на свидание, обнял при встрече, сделал комплимент. Не готова оказалась к такому приему? Могла бы обнять его тоже, рассказать, как переживала за него, как соскучилась, что ездила к ювелиру и смотрела кольцо. Оно почти готово. Выходит потрясающе.
А она вместо этого официозу в тон выше нормы. И локтями от него загораживаться. Не умно…
– Вот так вот тебе, Марин, по носу щелк, – выпятил он нижнюю губу и качнул головой, ее из рук выпустил, отступая. – Думал, что позову, и за мной на край света.
– Так и есть! – возразила она с пылом и запоздалым раскаянием. – Просто… Просто ты позвал меня. Я не ожидала. И не знаю теперь…
– Что? – поторопил он ее и выразительно глянул на допотопные часы над дверью, время не шло, оно мчалось, оно скакало просто.
– И я не знаю теперь, как с тобой себя вести, вот, – выпалила Влада, покраснела, но все же набралась храбрости, чтобы подойти к нему и уткнуться лбом в его грудь. – Я очень скучаю, Марин, очень! Очень мучаюсь оттого, что соврала тебе.
– О чем еще? – Он осторожно обнял ее за плечи, притянул к себе поближе.
Все же без пяти минут жена, имеет полное право, хотя и не осознавал прежде, насколько приятным это для него окажется.
– Я… Я соврала тебе, что будто не видела тебя той ночью, – выпалила она на одном дыхании и сжалась в комочек. – И не знаю, чем ты занимался. Я соврала, Антоша, прости меня!!!
– Как не видела?! – не понял Марин, напрягаясь. – А где ты меня видела? А чем я занимался?!
– Да все дело в том, что ничем! Спал ты как убитый! Я каждые десять-пятнадцать минут к тебе забегала, проверяла – дышишь ты или нет. Я следователям сказала правду, а тебя обманула, чтобы ты на мне женился, прости, а?!
– Дышал? – поинтересовался Марин с издевкой, но рук с ее плеч не снял.
С чего-то вдруг стало жаль ее, глупую, за ее наивную бабскую изворотливость. Последним шансом было для нее ее вранье. Последним шансом быть подле него. А ему она не так уж и соврала. Как она сказала: каждые десять-пятнадцать минут прибегала? Именно так. Да за время ее отсутствия он мог что угодно сотворить. Мог пробудиться, пройти неслышно в комнату Аллы и там…
– Нет, ты не мог этого сделать!
Надо же, а он и не заметил, что начал размышлять вслух.
– Следователь говорит то же самое, но я ему не верю! Ты не мог, Антоша, не мог! Ты слишком любил ее, чтобы сделать такое.
– Любил, не любил, – проворчал он и покосился на ее влипшую в его грудь голову. – Я же ничего не помню, Влада! Вообще ничего, как отрезало! И теперь еще попался с этой девушкой. Так глупо, так бездарно!!! Надо было мне, а!
– Ты про Валентину? – догадливо покивала Влада и потащила его к скамейке, на которой его дожидалась десять минут назад. Надо же, уже десять минут прошло, а еще ни о чем и не поговорили. – С этой девушкой вообще все непонятно. Она ведь была там тем вечером. Встречалась с Сергеем, его вызывал на улицу Вадик Логинов.
– Да ну!
Антон оторопело моргал, глядя на Владу, как тем давним, забытым хмельным утром. Видение это или в самом деле она? Только неузнаваемая какая-то. Деловитая, смышленая. И выглядит эффектно. Жемчуг ей к лицу.
Кольцо! Елки-палки, они же должны были в конце этой недели забирать у ювелира кольцо! А он теперь здесь, и как быть?!
Нет, поначалу идея казалась ему абсурдной. Зачем, если вся затея фарс? Но потом как-то увлекся, втянулся, и сегодня, без вранья, сердце екнуло, когда ее увидел.
– Ты меня не слушаешь?! – обиделась Влада, заметив его отсутствующий взгляд. – Это ведь тебя касается. Антоша!
– Я не смогу забрать с тобой твое кольцо.
– Что?! – обмякшим голосом ахнула она.
– Я вряд ли успею забрать с тобой твое кольцо. Мне не выйти к концу недели.
– Ты помнишь?! Господи, ты помнишь! – И она, дурочка такая, расплакалась, повиснув у него на шее.
И совсем забыла, что хотела рассказать ему так много-много всего важного. И спросить забыла, зачем он ее вообще позвал. А времени совсем мало, и не отведено его на рев ее и страдания. Уже пятнадцать минут минуло, а у них разговор ни с места.
А может, это самый главный разговор и есть в их жизни, а? Тот самый, на который она уже и надеяться устала, а все же надеялась?
– Ну, ну, перестань. Не плачь. В нем, может, теперь и необходимость отпадет. Вот посадят меня, разве станешь ждать меня так долго?
Нес чушь несусветную. Потом уже, сидя в камере на койке, понял, какую несусветную чушь нес. Эгоистичную сопливую чушь.
Что, так захотелось услыхать в ответ, что она станет ждать его все равно сколько лет? Захотелось вдруг ощутить себя кому-то нужным? И помнить, укладываясь на прогаженный тощий матрас, что тебя кто-то помнит и думает в этот момент о тебе?
Хотелось, хотелось, отрицать глупо. И чтобы помнили, и чтобы думали, и чтобы ждали. И не кто-нибудь чтобы это делал, а именно она – эта терпеливая, симпатичная женщина, тщательно и со вкусом подобравшая одежду на встречу к нему. Он это тоже понял и оценил.
Конечно, она сказала, что станет ждать его все равно сколько лет. Что ждала уже вон сколько, а уж теперь-то… И он, странное дело, растаял, размяк и тоже совсем позабыл, зачем позвал ее.
– Владочка, Владочка, давай о деле, – спохватился он, когда их встречи оставалось семь минут. – Я все понял! Логинов как-то замешан, это точно! Что-то не так в его желании выложить мне информацию о погибшей девушке.
– Да, а что? – Голова кружилась, перед глазами все плыло, в сердце щемило и подрагивало.
Все так! Все так, как мечтала! И обман он ей простит, и все забудет.
– Какой у него в этом интерес? А, какой?
– Какой?
– Ему нужно запачкать меня. Запачкать так, чтобы не отмылся. Откуда он узнал, где погибла Валентина?
– Не знаю, – растерялась она от его напористого вопроса.
Полезной очень хотелось быть, очень. А не получалось. Все погубила любовь ее проклятая, всю сообразительность, всю собранность. Просто слюни пузырем пускать осталось от щенячьего восторга. А времени… Времени пять минут всего осталось.
– А надо узнать! Почему она погибла там, куда показал Снегирев? Почему нашел ее там Логинов? И почему она, черт возьми, прикатила туда?! Ну следила она за Аллой, и что? Она… Она стопроцентно хотела скандала! Может, Сергей ее отговорил. Может, потому, что он оттуда уехал, смысла в этом не стало. Куда он мог подеваться, куда?! Не найдет ли и его Логинов раньше всех следственных органов?.. И почему Валентина не уехала следом за Сергеем? С кем еще жаждала встречи? С Аллой? Так вряд ли бы та пошла к ней на встречу… Слушай, детка, тебе нужно навестить кое-кого и задать один вопрос, который не дает мне покоя. Я очень пожалел, что не задал его сам. Теперь сокрушаться поздно. Но ты сможешь, я уверен. Запоминай адрес…
Глава 18
– А Снегирев будет после восемнадцати ноль-ноль, слезно просил не отвлекать его в рабочее время.
– Слезно? – поднял бровь Борис. – Что за ерунду мелешь, Леня? Выписал бы повестку и…
– Ладно тебе кипятиться. – Леонид накатил под завяз солдатскую кружку кипятка, загрузил туда две ложки растворимого кофе, четыре куска сахара, начал сосредоточенно размешивать. – Явится после восемнадцати ноль-ноль. Какая тебе-то разница, домой, что ли, спешишь? У тебя же по плану на вторую половину дня беседа с Логиновым, так?
– Так-то так, да не будет Логинова, – взорвался Борис, наблюдая за сосредоточенными размеренными движениями Лени, не выдержал все же: – Чего вот ты над кружкой воркуешь, а! Просто не можешь взять и выхлебать! Нет, все не спеша, все с ленцой!
– Не ори, Борис, – поморщился Леня. – Если тебя сегодня у начальства вздрючили, я-то при чем? А над чашкой я всегда танцую. Это у меня церемония такая.
– Церемония только чайная бывает, – огрызнулся Борис, досадливо морщась. – А от начальства, между прочим, не мне одному досталось. Тебя тоже вспоминали через слово, дорогой ты мой человек.
– А я знаю, если что. – Леня вытянул губы трубочкой, с шумом втянул в себя горячий кофе, зажмурился от удовольствия, подмигнул другу. – Так мне плевать, что оно меня вспоминало. Я-то не виноват, что ты затягиваешь с отправкой дела в суд.
– Я не затягиваю! – Борис ударил кулаком по столу.
– Затягиваешь! – маслено улыбнулся Леня и еще раз отхлебнул. – Все у тебя на руках, все факты. Нет, тебе Марина вдруг стало жалко. Отчего, дружище? Не из-за прекрасных ли глаз его закадычной подруги?
– И из-за них тоже, – вдруг сдался без боя Борис, потер затылок и затих.
Стричься пора, шея заросла, а некогда вдруг стало. И даже выходных рабочих стало не хватать. Банальное дело, в котором изначально все было просто и понятно, вдруг перестало быть таковым. Листал и перелистывал страницы, читал и вчитывался в показания. И снова казалось, что топчется на одном месте. Что изначально пропустил что-то очень важное.
Поначалу все подозрения были связаны с исчезнувшим в неизвестном направлении Сергеем. Потом начали думать, что к делу причастна и его бывшая невеста, у которой были все основания желать сопернице смерти. Потом…
Потом все перемешалось. Начало всплывать то, что свидетельские показания в пользу Марина оказались фальшивыми. Невеста, ну да-да, бывшая невеста исчезнувшего в неизвестном направлении Сергея вдруг обнаружена была мертвой. А Сергей по-прежнему не появлялся.
Может, и его нет в живых? Может, и его труп в каком-нибудь овраге теперь покоится в сгоревшей машине? У кого спросить? Кто об этом может знать?
Марин отказывается не то что признаваться, в последнее время вообще отказывается говорить. То есть совершенно не желает сотрудничать со следствием.
Кто остается? Логинов? Снегирев? Рогулин?
Снегирев, вишь, после восемнадцати только могут. Высокого назначения и полета теперь птица.
Рогулина звоночком сверху порекомендовали вообще не трогать. Мол, человечек совершенно ни при чем, не мотайте нервы. Да и не было того не только в городе, но и в стране. И подписку ему, опять-таки, не вручили по высочайшему повелению сверху. Дядечка у того родной где-то добросовестно служил государству.
А Логинов…
А эта дрянь ползучая – почему-то именно так о нем теперь думалось Борису – вдруг сердцем занемог и в кардиологию на больничную койку завалился. Борис сунулся было в отделение, так на него руками, ногами и всеми имеющимися там катетерами замахали. Плох, мол, человек, очень плох, не смейте тревожить до полного выздоровления. Он и ретировался, хотя ни в какое недомогание кардиологическое не верил ни черта.
И с чем он теперь остался? Правильнее, с кем? Опять с Мариным?! Так…
Так не убивал он ни хрена, хотя и не помнит ничего! Вот верилось в это Борису, хоть убей. И не столько из-за прекрасных глаз его закадычной подружки – хотя и не без их участия, – но верилось, и все тут.
Что-то же он все-таки проглядел. Что-то не додумал. А Ленька, сволота такая, отказывается помогать ему. Кофий с удовольствием пьет из литровой баклахи и дел ему никаких нет. Он еще вчера мог дело на Марина в суд отправить. Он в его невиновность не верил. Мало того, считал, что тот единственный, кто мог убить с такой жестокостью свою бывшую жену. А что касается погибшей в овраге девушки…
Так экспертиза установила, что следов насильственной смерти нет. Девушка могла попросту в темноте заблудиться и на скорости в овраг тот ворваться. Там и погибла, там и машина сгорела.
Только вот машина та сгоревшая снова не нравилась Борису. Больно на поджог смахивало. Эксперты пожали плечами и не стали отрицать, но и заключения такого не дали. Пожарные тоже, в носу поковыряв, обронили со значением, что вряд ли поджог. Мол, времени много прошло, и установить точную причину трудно. Взрыва не было точно. Даже бензин в баке уцелел. А вот краска на капоте и передних дверях обгорела сильно. Скорее всего, загорелось из-за неисправности в электропроводке. А что пламя до бака не дотянуло…
Может, дождик вовремя прошел и затушил. Может, из-за утренней или вечерней росы разгореться сильно не смогло. Кто же его теперь знает, как там было дело.
А дело было очень темным и каким-то неправильным.
– Слушай, Леня, а что, если убийство Аллы заранее планировалось, а? – вдруг проговорил Борис, вдоволь налюбовавшись, как его друг высасывает из кружки последние глотки кофе, так бы и дал по затылку, чтобы не уродничал.
– Еще чего придумаешь, а? – вытаращился на него Леонид, с сожалением отставляя опустевшую кружку, фыркнул со злостью. – Заранее планировалось! Кем?
– Не знаю, – признался Борис.
Так далеко он пока не думал. Просто ляпнул первое, что пришло на ум, и все.
– Вот именно – кем?! И чего ты вообще мне нервы мотаешь, а?! Собрались состоятельные люди отпраздновать какую-то там годовщину.
– Пятнадцатилетие со дня знакомства, – подсказал Борис.
– Ну да, пятнадцатую годовщину знакомства, – тут же вспомнил Леня показания фигурантов.
– Вишь, как живет народ, а! – вдруг сощурился Борис, скроив противное недоверчивое лицо. – Годовщину знакомства даже отмечает.
– И что? На что ты намекаешь-то? Некоторые люди каждый месяц могут отмечать значимое событие. У меня один знакомый день ухода со службы каждый год отмечает. Чудно? Еще как, а он не нарадуется. Говорит, только тогда и жить начал. А ты… Не вижу ничего странного. Собрались состоятельные люди, денег много, погулять себе позволить могут. Давно дружат все. Ошибку сделали, конечно, что эту, как ее там – Аллу – позвали. Не нужна она была там. Зачем позвали? – Леонид растерянно глянул на друга. – Не узнавал у хозяев торжества?
– У хозяйки узнавал, – признался тот. – Плачет и клянется, что позвала Аллу из добрых побуждений. Что очень ей хотелось, чтобы эти двое помирились.
– Двое – это кто же? – Леонид повернулся всем корпусом к другу, загромыхав стулом так, что того и гляди ножки отвалятся.
– Это Марин и Алла. Им всем будто бы очень хотелось, чтобы у них снова была семья… будто бы.
– А позвали ее с любовником! – фыркнул недоверчиво Леонид. – Как-то не вяжется, Боря, тебе не кажется?
– Мне много чего кажется, потому и не тороплюсь дело в суд передавать, тем более что некоторые возможные подозреваемые в бегах находятся.
– Или того хуже! – Леонид пригорюнился, подпирая подбородок кулаком. – И ты тоже об этом думал? А я все себя ругал за излишнюю подозрительность.
– Я много о чем думал, очень много. До того додумался, что кажется, все принимали участие в убийстве этой шалавы. Одна девушка, которая обслуживала тем вечером, рассказывала, что вела та себя препротивно. И она же подтвердила, что ремень Марин снял в гостиной во время грязных танцев, пытался с себя и штаны снять, да его остановили.
– Вот уроды, что творят, а! – хмыкнул Леонид. – Попробовал бы я при Ленке такое вытворить, она бы меня тугим узлом завязала и вышивку по мне пустила с угла на угол.
– Но ведь без ремня тот был, так? Так. И куда потом этот ремень подевался? На шее убитой оказался. А в чьих руках побывал в этом промежутке? Веришь в то, что Марин с пьяной рожи своей по гостиной шарил в поисках собственного ремня? Зачем он ему ночью?
– Чтобы бывшую задушить, – неуверенно предположил Леня.
– Ага! Гремел, лазил за креслами, под столом, перебудил полдома, а потом поднялся по лестнице, все так же громыхая, и задушил?
– Хреновня какая-то.
– Именно! И… – Борис кивком указал куда-то в сторону окна. – И этот гад в больницу завалился, представляешь!
– Логинов?
– Он самый.
– Так Снегирев явится. Его будем жать.
– Ты уже пожал его, – фыркнул со злостью Борис и снова затеребил страницы дела. – Позволил прийти на допрос тогда, когда ему удобно. Скажите, какие мы важные…