Ты и я

– На него это вроде не похоже. Парень на вид серьёзный.

– Да, в общем, я не знаю, особо не интересовалась. Мне до них как-то нет дела.

Где-то в душе я стала осознавать, что это может быть и правдой. Такая обида внутри стала подниматься! Получается, как будто бы обман; он ничего не говорил, не обещал, а словно обманул. Как же всё глупо! «Он смотрит, он не смотрит…», а в дураках остаюсь я. Рассказала Вере, но она не поверила.

– Ерунда! Зачем же тогда ему сюда приезжать на Масленицу? Торчал тут несколько часов. Оставался бы со своей Ампиловой, гулял бы по Второй Балашихе. Зачем приезжал в каникулы? Один! Если у него там девчонка, что ему тут делать? И потом, он же с тебя глаз не сводит. Я, что ли, слепая? Или это такое раздвоение личности? Никому не верь. Просто он ещё не понял, как к тебе подкатиться. Ты тоже тот ещё фрукт! Я помню, как ты на Масленицу столбом стояла, будто тебе ни до чего нет дела.

Утешила! Никакой я не фрукт, я просто такая. Сам выбирал, пусть сам и придумывает, как из положения выходить, а то всё я да я! Но во мне уже обида поселилась, я перестала верить его взглядам, и эта обида мне была нужна. А Вера своими словами всё повернула обратно; значит, нужно опять надеяться. А я уже не хочу!

Как у Пушкина:

Быть может, всё это пустое,
Обман неопытной души!
И суждено совсем иное…

Я бы теперь смотрела на него со злостью, а так… Лучше бы Вера меня не утешала.

– —

15.04.1964, среда. Вчера случилось что-то непонятное. Я закончила работу, от нечего делать стала слоняться по цеху; народ разбрёлся, был перерыв; ребята из второй школы уже пристраивались к своим станкам работать. Девчонки пошли в буфет, а я поднялась наверх в классы. И на моём столе, прямо на том месте, где я сижу на теории, лежал цветок. Правда, это был цветок, сорванный в нашем цехе – у нас на окнах стоят кадки с растениями, – но это не важно. Кто это сделал? Я выскочила из класса и стала разглядывать тех, кто работал внизу. Может, кто-нибудь не выдержит и я пойму, кто это был. Перед нами в этом классе занятий ещё не было.

Все работали опустив голову, никто на меня не взглянул, чтобы посмотреть на мою реакцию. Может, этот цветок просто положили на первый попавшийся стол? Я ведь сидела за первым от входа столом. Андрей не дрогнул и на меня не взглянул, смотрел на крутящуюся деталь. Я решила дождаться, когда деталь остановится; остановилась, но Андрей головы не поднял. До других ребят мне никакого дела не было. Этого секрета мне не разгадать; остаётся только надеяться, что это был Андрей.

– —

18.04.1964. Я простудилась и заболела, четыре дня провалялась дома. Родителей дома нет, папа снова в командировке в Алма-Ате на несколько дней, а мама месяц назад уехала в ФРГ. Она туда ездит примерно раз в год; раньше уезжала на месяц, а теперь на целых три, у них там какие-то заказы у фирмы Круппа.

А я валяюсь дома и даже не знаю, какие лекарства пить. Когда лежишь и болеешь, никаких хороших мыслей в голову не лезет. Забегал Петька после школы; он мне не поможет, я ведь ему ничего не рассказываю. Поболтали о повести Василия Аксёнова «Звёздный билет». Прекрасная вещь, напечатана в журнале «Юность»; очень похоже на нас. Так и хочется, как главные герои, после окончания школы пуститься вместе в путь осваивать жизнь.

Наконец-то прибежали Вера и Нина, сказали, что только что видели Бежина и Кругликова у нас, в Третьей Балашихе. А я тут болею! Хорошо, что девчонки меня не забывают. К понедельнику нужно выздороветь!

– —

22.04.1964. В понедельник Максим и Андрей пришли первыми, около половины двенадцатого, и залезли наверх на лестницу. Стоят и смотрят с площадки. Я убрала станок, пошла причёсываться. Мне Нина говорит: «Пойдём наверх залезем, там ребята». Я подняла голову: они стояли наверху и смотрели на нас. Как всегда, в меня вселился чёрт: я специально сначала пошла в раздевалку, потом подошла к мастеру Щукину, поболтала. Смотрю, Кругликов начинает спускаться по лестнице, а Андрей тянет его за руку и говорит что-то наподобие «Стой, пока стоишь».

Почему-то я подумала: они ждут, когда я туда пойду. И решила: вот назло буду тянуть время, пусть ждут. Но не выдержала, взяла тетрадку и пошла. Андрей стоит наверху, смотрит и смущённо улыбается. Когда я стала подниматься по лестнице, Максим вдруг пошёл к ней – видно, собрался спускаться. Андрей стоит, уткнулся в перила – мол, хоть убей, не сдвинусь с места. Максим остановился уже на лестнице с какой-то каменно-хитрой рожей и стоит смотрит. Когда я поравнялась с ним, вдруг не выдержал, как фыркнет – и побежал вниз. Потом остановился, снова оглянулся и смотрит.

А я уже ни на кого не гляжу, отвернулась, вся внутри замерла. Андрей тоже не посмотрел, уткнулся в перила. А может, и посмотрел, я не видела. Когда я прошла мимо, и он пошёл вниз, так ничего и не сказал. Вошла я в пустой класс, рассмеялась и подумала: «Да, Кругликов тебя выдаёт».

– —

23.04.1964. День трагикомедии. Два удара в один день. Что же будет дальше?

Сегодня, когда я выходила из столовой после уроков, встретила Зою Званцеву из второй школы, она учится уже в десятом классе. Зоя – соседка и знакомая Нины Большаковой, через неё мы и познакомились. Знакомство было шапочным, просто как-то гуляли втроём – я, Нина и Вера Измайлова, встретили её. Оказывается, Зоя хорошо знает Андрея, они ведь учатся в одной школе.

Мы с ней поздоровались и разошлись, как вдруг она окликнула:

– Маша! – Я подошла. – Тебе привет от Бежина.

Я остолбенела от неожиданности:

– С чего бы это?

– Да я не вру. Мы как-то разговорились, Андрей сказал, что на практике ходят втроём девчонки, описал их, это были вы. Я спрашиваю: «А кто из них тебе нравится?» Он сказал, что ты, и просил передать привет.

– Может, ты ошиблась?

– А кто ещё из вас троих Маша?

Наверное, у меня был такой растерянный вид, что Зоя озабоченно спросила:

– Что с тобой? Ты влюблена в него?

Несколько секунд я помолчала, а потом решилась:

– Зоя! По-моему, не просто влюблена, я его люблю.

– Бог мой! А он?

– А он, я думаю, нет. По крайней мере мне об этом ничего неизвестно. Только, прошу, ему не говори. Просто передай привет.

– Не переживай, я всё устрою. Можешь на меня положиться.

Я вдруг вспомнила ту историю, когда девчонки знакомили его с Жанкой:

– Мне кажется, Андрей не из тех людей, кому нужно что-то устраивать.

– Посмотрим…

Домой я летела как на крыльях. А тут ещё нужно было ехать в музыкальную школу в Первую Балашиху. Еду в автобусе, вижу – Андрей стоит на остановке. Впервые его встретила, когда он возвращался из школы. Проехать до своего дома ему предстояло три остановки, а мне ехать дальше. Он с каким-то парнем был и меня увидел. Встали сзади меня, а я замерла и даже не могу обернуться, не говоря о том, чтобы поздороваться; прямо онемела. Рядом со мной освободились два места, я села, а он только хотел сесть, как влезла какая-то тётка. Тогда он прошёл вперёд и сделал вид, что незнаком со мной. Как пустое место. Что-то сказал парню, но явно не обо мне, хотя тот обернулся и с интересом посмотрел на меня. Я думала, что Андрей хоть раз обернётся, но он этого не сделал. Вышел из автобуса и не оглянулся. Я так обиделась и сразу подумала, что Зоя просто меня обманула.

– —

28.04.1964. Нет, Зоя не обманывала. Я рассказала о встрече с ней Нине Большаковой, та всё разузнала. Зоя подтвердила, что он действительно передавал привет, но я всё равно была очень обижена на него, даже видеть его не хотела. Потом успокоилась, стала анализировать: может, он просто растерялся? А может, моя неприступность его оттолкнула? Ведь я сама первая показала, будто бы не знаю его. Стояла как истукан, нет бы просто поздороваться и поговорить. А то я его обвиняю, а сама первая сделала вид, что мы незнакомы. Как же мне тяжело с самой собой!

М. Ч.: Небольшое отступление.

После этого разговора мы с Зоей вдруг подружились. Она очень мне нравилась: красивая, необыкновенно женственная, она была старше меня не только по возрасту, но и по жизни вообще. Сама Зоя была из очень простой рабочей семьи, мама её не работала, отец, по-моему, выпивал; был ещё младший брат. В семье вечно какие-то трения. Она мне ничего не рассказывала, я догадывалась сама, когда приходила к ним в гости. Квартира была небогатая, видно было, что денег не хватает. И при всём этом Зоя обладала каким-то необыкновенным свойством излучать тепло и сострадание к другим людям. В силу своего социального бытия Зоя вращалась в кругу так называемой шпаны Третьей Балашихи. Она встречалась с кем-то из их лидеров, поэтому имела какую-то незримую власть над людьми. При всей её женственности характер у неё был твёрдым. Она не боялась ничего, могла разговаривать и даже несколько повелевать кем угодно. У Зои была какая-то притягательная магия, так что все, с кем она общалась, в общем прислушивались к ней. Меня она в свою компанию не вводила – видно, понимала, что эта компания будет мне чуждой.

Зоя тоже привязалась ко мне. Я видела, что она хочет дружить, тянется к моему дому, я ведь была такой рафинированной, немного тургеневской девушкой из весьма интеллигентной семьи. Родители мои были высокооплачиваемыми специалистами, ездили в командировки за границу, дом был полон книг. В общем, мой дом был совсем другим миром для неё, и она тянулась к нему, понимая, что вряд ли где-то ещё она столкнётся с таким. Мне же было всё равно, из какого она мира, в нашей семье было не принято разделять людей по общественному положению. Я никогда не задумывалась, дружу ли я с высокоинтеллектуальным человеком или с совсем простым, важно было только, порядочен он или нет. Мама моя влюбилась в Зою с первого взгляда, наконец-то она увидела подружку, с которой можно было спокойно отпускать меня куда угодно. Зоя приходила к нам нечасто, но когда приходила, то всегда приносила какой-нибудь небольшой подарочек моему младшему брату, которому тогда было шесть лет. Они с моей мамой любили посидеть за чашкой чая и поговорить о жизни; я в этом не участвовала, меня считали слишком некомпетентной для их серьёзных разговоров.

В девятом классе встречались мы редко, я немного стеснялась делать шаг ей навстречу: я проговорилась и думала, что Зоя может просто посмеиваться надо мной, но она была искренна и действительно хотела мне помочь. После летних каникул встречаться стали ещё реже – Зоя училась уже в одиннадцатом классе, нужно было как-то заканчивать школу. И тут на нашу дружбу обратили внимание девчонки из моего класса, они моей привязанности к Зое не одобрили. Наша вездесущая троица: Татьяна Баринова, Татьяна Леонтьева и Светка Осокина – встала на дыбы. С Бариновой с десятого класса по одиннадцатый я сидела за одной партой, и ей было легче всего начать разговор со мной о Зое. Оказывается, они про неё знали много всего плохого: и что она водится не с той компанией, и что она меня затянет в омут разврата, и что я с ней пропаду. Леонтьева мне всё время пыталась рассказать, как она встречалась с Зоей в весьма неприличной обстановке. Я, правда, не стала спрашивать, как сама Леонтьева в этот момент попала в эту неприличную обстановку.