Крылья любви. Рассказы

– Как где? Конечно же, в областном драматическом театре, – уверенно ответил Николай. – Второго мая в восемнадцать ноль-ноль… Поедем, хоть в настоящем театре побудем!

– Ой, Николай, не знаю, не знаю. А кто поросёнка и кур вечером накормит? А корову кто загонит да подоит? Да и картошку мы с тобой второго мая собирались сажать, – сокрушённо вздыхала Нюра.

– Не волнуйся, до обеда будем сажать картошку. А за живностью приглядеть попросим Ивановну, соседку. Ведь ты же ухаживала за её хозяйством целых три дня, когда она к сыну ездила, – убеждал Николай жену.

– А как и чем доберёмся до театра? – с тревогой в голосе выспрашивала она.

– Да я всё уже продумал. – Поедем, – настаивал Николай.

– Ой, не знаю, не знаю, – повторила Нюра. – Третьего числа тебе ехать на работу в шесть утра, и мне бежать к семи. – Ох, не знаю, – вздохнула она.

Между тем сама Нюра уже думала, что надеть из зависевшихся в шифоньере нарядов… «Костюмчик с белой юбкой и жакетиком в василёк? Да к нему и бусы голубые подойдут, что ещё на двадцатипятилетие подарил мне папа. – Бережно она их хранила в резной деревянной шкатулочке все эти годы и надевала всего лишь два раза. – Ах, папа-папа, – вспомнила она с благодарностью отца, которого уже нет десять лет, и глаза её наполнились влагой… – Или сиреневое платье? – продолжала рассуждать Нюра, глядя, как муж ест с аппетитом второе в прикуску с солёным огурцом. – Хоть оно мне и идёт, но не надевала я его уже лет пять… – А надену-ка я чёрную юбку-карандаш да белую атласную блузку. Нитка белого речного жемчуга есть – подарил когда-то Николай на восьмое Марта; туфли замшевые чёрные я себе в прошлом году выиграла по лотерее, которую устраивали на заводе в связи с дефицитом товаров в магазине; в руки возьму сумочку того же цвета, что оставила мне осенью дочь, когда приезжала в отпуск. Будет и прилично, и нарядно», – рассудила, наконец, Нюра…

– Решено! Поедем! – твёрдо произнесла она, глядя на мужа, который допивал компот из сухофруктов. – Дай Бог, чтобы в этом году был такой же богатый урожай в саду, как и в прошлом», – подумала женщина…

Электропоезд был полон. Люди возвращались из гостей и с дач, молодёжь с гитарами и опустевшими рюкзаками – из лесу.

Николай с Нюрой сели у окна друг напротив друга. Николай невольно залюбовался женой: пышные тёмные волосы, аккуратно заложенные в причёску «улитка»; на висках пробившаяся седина ещё больше украшала едва тронувшее весенним загаром лицо; прямой носик; достаточно пухлые губы, слегка подкрашенные помадой цвета вишня и открытые глаза. Белый атлас кофточки ещё больше подчёркивал красоту женщины. «Как я люблю эти карие глаза и этот выбившийся из причёски непослушный завиток волос, – думал Николай, глядя с любовью на жену. – Только вот усталость всё-таки заметна на её лице. Ну, ничего, приедем в театр – посидит, отдохнёт», – успокоил он себя.

Не успел Николай налюбоваться на жену, как объявили их остановку.

Счастливо улыбнувшись друг другу, мужчина и женщина направились к выходу. Боясь зацепиться каблуком за ступеньку лестницы, по которой они поднялись на мост над железнодорожными путями, Нюра и Николай взялись за руки и чуть ли не вприпрыжку, как когда-то в двадцать лет, заторопились к троллейбусу…

Вот и театр… Трепетное чувство охватило душу. Театральные колонны, тяжёлая дубовая дверь, просторное фойе, где одни сдавали верхнюю одежду в гардероб, другие – в основном это были женщины – задерживались у зеркала, а мужчины терпеливо их поджидали.

Прозвенел первый звонок – публика неторопливо направилась в зал. Не взглянув на указатель, Нюра и Николай зашли в зрительный зал слева. Убедившись, что там начинается отсчёт мест, они поспешили ко входу с противоположной стороны.

– Шестой ряд, – говорил Николай вслух, не выпуская из своей руки ладонь жены, – тридцать шестое и тридцать седьмое место.

Всматриваясь в номера кресел, он вдруг обнаружил, что в ряду мест всего двадцать четыре. Нюра недоумённо взглянула на мужа. Лоб Николая покрылся испариной. Он оглянулся, должны же быть рядом коллеги по работе, но вокруг – ни одного знакомого лица. Прозвучал второй звонок. Лёгкий гул человеческих голосов, как жужжание пчёл у улья перед заходом солнца, ошеломил Нюру.

Видя замешательство стоявщих на проходе мужчины и женщины, которые всматривались то в билеты, то в номера кресел, подошла дежурная по залу.

– Вам помочь? – спросила она приветливо.

– Вы знаете, у нас шестой ряд, а тридцать шестого и тридцать седьмого места здесь нет, – обескураженно сказал Николай, подавая билеты.

– Действительно, у нас в каждом ряду только двадцать четыре места, – ответила дежурная. – А где вы купили билеты?

– Мне их дали на работе в качестве премии, – вконец смутившись, ответил Николай.

– Ну, раз в качестве премии, – добродушно улыбнулась дежурная, – садитесь вот сюда, – указала она на седьмой ряд, – на двадцать третье и двадцать четвёртое место: сегодня они свободны.

Вздохнув с облегчением, Нюра опустилась в кресло, ощутив его мягкий бархат. Она легонько погладила рукой краешек сиденья. Прозвенел третий звонок. Струящийся свет огромной люстры постепенно угасал. Людской гул затих, воцарилась звенящая тишина. Тяжёлый занавес тёмно-вишнёвого цвета, который поразил Нюру своим величием и красотой, двинулся, открывая сцену. Представление началось.

Минут через десять Нюра шепнула мужу в самое ухо:

– Содержание пьесы не соответствует названию почему-то.

– Наверно, заменили спектакль по каким-то нам неизвестным причинам, – едва слышно ответил Николай.

Нюра изо всех сил пыталась вслушиваться, всматриваться в то, что происходит на сцене. Но её внимание постоянно рассеивалось, она едва сдерживалась, чтобы не закрыть глаза. Спасли аплодисменты, которые оповестили об антракте. Нюра с Николаем вышли из зрительного зала.

Поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж, Нюра увидела мужчину и женщину, шедших им навстречу. «Надо же, одета точно так же, как и я, – отметила она про себя. – Обе пары приближались друг к другу. – Хм, дама даже похожа на меня». Николай вёл жену по локоток. На площадке, у большого зеркала, он остановился на несколько секунд, чтобы полюбоваться своим с Нюриным отражением. Нюру на мгновение качнуло.

– Что с тобой? – испуганно спросил Николай.

– Господи, это же зеркало, – только и ответила женщина.

Галерея портретов, висевших в просторном зале второго этажа, впечатлила Нюру своей многочисленностью. Она вглядывалась в каждую фотографию и думала: «А смогла бы я быть артисткой?» Ей вдруг ощутимо больно стало оттого, что она всего лишь контролёр ОТК приходящего в упадок завода…

– Нюра, что тебе взять? Кофе или чай с пирожным? – становясь в очередь в буфете, спросил Николай.

– Возьми горячего чаю.

Чай с запахом бергамота подействовал на Нюру расслабляюще. Она была рада тому, что они скоро вернулись в зрительный зал, и спектакль продолжился. Николай придвинулся ближе к Нюре. Её голова сама собой коснулась его плеча, взгляд затуманился, веки отяжелели. «Бедняжка, умаялась на огороде, пусть подремлет», – подумал Николай и плотнее прижался к жене, взяв её руку в свою ладонь…

Анна не просто дремала, она крепко уснула. Ей приснился сон: она – Анна, не контролёр заводского ОТК. Она – королева Франции Анна Австрийская. На ней охотничий костюм, изумительно идущий ей, фетровая шляпа с голубыми перьями, бархатный лиф жемчужно-серого цвета и юбка из голубого атласа, вся расшитая серебром. А самое главное: на левом плече сверкали подвески, схваченные бантом того же цвета, что перья и юбка. При виде этих подвесок её муж – король Людовик тринадцатый, затрепетал от радости, взяв руку Анны, нежно поцеловал. Крик восхищения вырвался из уст стоявших рядом вельмож, и раздались громкие аплодисменты…

Николай коснулся губами тыльной стороны Нюриной ладони и приложил её к своей щеке. Нюра открыла глаза. Зрители, стоя, рукоплескали артистам. Она тоже встала и, с улыбкой вспоминая свой сон, который был навеян недавно прочитанным романом Александра Дюма «Три мушкетёра», зааплодировала.

Артисты, взявшись за руки, из глубины сцены подошли к её краю. Благодарные зрители вручали актёрам цветы. И только молоденькая девушка-артистка оказалась без букетика. Смущённая этим, она первая ушла со сцены. «Жаль, что у нас нет с собой цветов», – сочувствуя девушке, подумала Нюра.

Зрители, вышедшие из театра, заспешили к троллейбусной остановке. Образовалась длинная очередь.

– На двадцать один ноль-ноль всё равно уже не успеем, – сказал Николай, взяв жену под руку, – не будем спешить, поедем электричкой в одиннадцать вечера.

Налюбовавшись вдоволь городской иллюминацией, пропустив три троллейбуса, наконец-то отправились в обратный путь…

– Сорок, сорок одна, сорок две, сорок три, – считала Нюра вслух ступеньки железнодорожного моста. – Уф, наконец, – сказала она, вступая на его платформу, и машинально повернула голову влево,… – Коля, посмотри, – с недоумением прошептала Нюра, указывая на уходящий электропоезд.

– Не может быть, – взглянув на часы, уверенно ответил Николай.

Пассажиров в вокзале не было.

– Два билета, пожалуйста, – стараясь быть спокойным, попросил Николай, подавая деньги.

– Электропоезд ушёл три минуты назад. Расписание со вчерашнего дня изменилось, – мило ответила белокурая девушка-кассир.

– А следующий когда будет? – с надеждой на чудо спросил мужчина.

– В шесть утра, – ответила девушка и закрыла окошко кассы.

Николай с Нюрой растерянно посмотрели друг на друга.

– Ну, ничего, – как можно бодрее сказал Николай. – Сейчас позвоню знакомому с работы, он живёт здесь недалеко, и мы поедем к нему ночевать.

– Нет, Коля. Беспокоить людей так поздно – это нехорошо. Давай доедем на троллейбусе, пока они ещё ходят, до трассы, а там доберёмся на какой-нибудь попутке…