Минус одна минута. Книга третья. Последняя земля

– Все равно хорошо, что ты рассказал – даже если это ничего не меняет…

Стас бросил на него благодарный взгляд, ощущая внутри легкий стыд: все-таки рассказал он им про Галилеев последний подарок вовсе не из дружеских соображений… Впрочем, его скрытые мотивы незамедлительно обнародовал безжалостный Буряк:

– Я так понимаю, тебе нужно какое-то наше содействие на будущем торжественном мероприятии?

– Ну… – замялся Стас. – И это, конечно, тоже. Но я просто перестал понимать, зачем это скрывать дальше.

– И то хлеб, – вздохнул Буряк, и в его голосе тоже прозвучало некое расположение, которым он давно уже Стаса не баловал.

На волне общего осторожного братания Зинин вспомнил про свои обязанности хозяина и пошел ставить чай.

– Слушай, а ты где ночуешь-то? – вдруг вспомнил Стас. – Я тебя искал по всему поселку, а мне говорят: их давно не было-с… Здесь, что ли?

Буряк долго молча смотрел на него, потом нехотя произнес:

– У Василисы.

– Чего-о? – от удивления не сдержался Стас.

В его миропонимании Василиса – идеально соответствовавшая своему сказочному имени тихоня с роскошной пепельной косой – годилась для исполнения исключительно декоративных, но никак не эротических функций: очень уж неземным созданием она была.

– Отзынь, – мрачно посоветовал Буряк, и Стас, опомнившись, кротко согласился:

– Понял. Даже не мурлыкаю.

Они попили чаю почти так же, как это бывало раньше – только, пожалуй, излишне церемонно. Никто пока не понимал, изменила ли Стасова откровенность что-то в их нынешних отношениях, и не спешил давать преждевременные авансы.

Наконец Буряк утомился от светского общения и встал:

– Стас, ты когда обратно полетишь?

– Тебя в институт подбросить? – с готовностью отозвался Стас.

– В поселок, – кратко ответил Буряк, и Стас смутился: не стоило после краткого, но многозначительного диалога о Василисе задавать этот вопрос…

– Юрка, а ты? – обернулся он к историку, но тот отрицательно помотал головой.

– Нечего мне пока там делать, – буркнул он. – Тут буду думать.

…Когда самолет замер рядом с задней калиткой институтского парка, уже начинало смеркаться. Какое-то время Стас с Буряком сидели молча, не предпринимая никаких попыток самолет покинуть, потом Стас с некоторым усилием проговорил:

– Я хочу, чтобы ты понимал… То, что я вам сегодня все это рассказал – это не признание моей неправоты. Я все равно буду делать все так же, как и раньше. Хотите – будем все это делать вместе, но по-другому уже не будет.

– Я понял, – невыразительно сообщил Буряк из салона, продолжая смотреть в иллюминатор.

Стас еще немного посидел, потом вышел в салон и, остановившись у кресла Буряка, неловко ткнул его кулаком в плечо:

– Эй…

Буряк неспешно поднял на него непроницаемый взгляд и молча поднялся с кресла.

Они выбрались из самолета в шуршащие множеством ветвей сиреневые сумерки и отошли от двери, чтобы дать умному самолету ее закрыть. В этот момент за оградой парка что-то зашуршало сильнее, чем это можно было бы объяснить поднявшимся к вечеру ветром, Буряк резко обернулся на шум, метнулся к Стасу и сшиб его на землю.

Что-то оглушительно грохнуло, потом о борт самолета что-то громко звякнуло, и рядом с ними упал искореженный кусочек металла.

– Ни фига себе… – потрясенно пробормотал Стас и сплюнул пылью, набившейся в рот при падении.

За оградой слышалось уже не шуршание, а хруст веток и удаляющиеся шаги, удалявшиеся в глубь парка.

Буряк, продолжавший стоять на коленях, смотрел, прищурившись, вслед затихавшему шуму.

– Это что еще за новости?! – несколько запоздало возмутился Стас, поднимая с земли пулю, сплющившуюся о борт самолета.

Буряк забрал у него пулю, внимательно рассмотрел ее и подошел к самолету, ища ладонью на борту след от нее. Никакого следа он не нашел и насмешливо буркнул в сторону Стаса:

– Не думал о карьере самолетостроителя?

Стас, продолжавший стоять ошалелым столбом, ничего не ответил.

– Ладно, кончай медитировать, пошли, – дернул его за рукав Буряк. – Ты же не собираешься теперь поселиться в своей птичке?

– А ты предлагаешь идти сейчас по темному парку под чьим-то стволом? – огрызнулся Стас.

– Так парк-то не только для тебя темный, – рассудительно возразил Буряк. – Он ведь и для стрелка темный. Не будет же он палить по любой тени, которую увидит, в самом деле?!

Успокаивало это слабо, но продолжать стоять было и бессмысленно, и не менее опасно. Поэтому Стас без особого энтузиазма осторожно двинулся следом за Буряком.

Не прошло и минуты, как в руках у Буряка возникли два фонарика, один из которых он без слов протянул Стасу.

Стас с облегчением схватился за тонкую прохладную палочку, источающую толстый сноп пронзительно яркого света, и выругал себя за несообразительность.

– Может, пистолет сделаем? – негромко поинтересовался он на ходу. – Хотя бы стартовый. Стрельнем пару раз в воздух для острастки.

Буряк небрежно отмахнулся:

– Да ладно тебе! Все же видно. Нету никого, сбежал он давно…

И в самом деле, расстояние до институтского корпуса они преодолели без приключений.

– Пошли в институт, – предложил Стас, которому не улыбалось идти еще пару сотен метров до общежития по неожиданно ставшему опасным парку.

Буряк, не отвечая, молча свернул к институту.

Здесь уже были слышны встревоженные голоса, обсуждавшие факт недавнего выстрела, но они не стали присоединяться к бурной дискуссии и вошли в здание. Взволнованные дежурные экторы попытались было выяснить у них, кто, в кого, почему и зачем стрелял, но Стас устало отмахнулся, и те растерянно умолкли.

Стас отпер дверь, которую стал с недавних пор запирать, включил свет и снова застыл, как насторожившийся суррикат. Буряк бесцеремонно отпихнул его в сторону – и тоже замер.

В дальнем углу кабинета спиной к ним испуганно метался человек, пытавшийся найти выход из почти замкнутой окружности Стасова огромного стола. Когда он наконец-то догадался свалить на пол начальственное кресло и вырвался из объятий стола, то в какой-то момент оказался лицом к ним, и Стас ошеломленно выругался.