Толпа развеселилась, но Буряк неумолимо продолжал:
– Я тут одну штуку придумал…
Он вытащил из кармана нечто, напоминающее довольно толстый браслет, и помахал им у себя над головой.
– Каждый вечер я лично буду сверяться с графиком, приходить в дом к очередному дежурному и надевать на него этот браслет. Понадобится – силой буду надевать. В особых случаях буду приходить не один.
Все притихли – кто-то испуганно, а кто-то заинтригованно.
– Как только я надену на вас этот браслет, он начнет все больше и больше нагреваться. А нагреваться он может до ста градусов. Но вы не бойтесь, на нем есть одна хитрая кнопочка… – и он любовно оглядел свое творение. – Вы ее нажимаете, и браслет тут же остывает. А через минуту снова начинает нагреваться, так что нажать вы в любом случае не забудете. Заснете – он будет продолжать нагреваться, пока вы не проснетесь и эту кнопочку все-таки не нажмете. Кстати, не надейтесь: браслет запирается на ключ, который есть только у меня. Утром вы будете сдавать дежурство лично мне, а я буду снимать браслет. Уяснили?
Стас, как и все остальные, понятия не имел, что Буряк изобрел столь иезуитскую процедуру обеспечения надежной ночной охраны, поэтому на протяжении сурового инструктажа давился безудержным смехом.
Буряк оглянулся на него, понял, что Стас в данный момент абсолютно неспособен общаться с собравшейся на площади толпой, и закончил народное собрание сам:
– Дежурят только мужчины. Дежурный получает от меня вот это, – и он снова извлек невесть откуда длинную палку с большим полым жестяным шаром на одном конце и яростно потряс ею. По площади разнесся омерзительный громкий лязг: видимо, шар был наполнен всякой металлической дребеденью.
– Если возникает опасность, дежурный просто трясет этой штукой, не подвергаясь никакой опасности. График составите сами и принесете мне. Если до темноты не будет графика – приду к тому, к кому захочу. Всем ясно?
Толпа загалдела, демонстрируя одновременно и свое понимание происходящего, и свое неполное согласие с ним.
Буряк сбежал по ступенькам, не обращая внимания на несущиеся ему вслед возмущенные возгласы. Тут же дверь в дом распахнулась, и на крыльцо выскользнула хохочущая Лилия:
– Молодец Буряк!
– Ты что, подслушивала? – грозно спросил Стас.
– Ясное дело, – удивилась такой наивности Лилия. – Разве ж я могла такое пропустить?
– Так ты знала… – обиженно догадался он.
– Конечно, знала! А ты думал, я буду сидеть дома, пока вы там лес валите, и, подперев щеку ручкой, ждать, пока ты вернешься? Ты меня первый день знаешь? – парировала Лилия и вернулась в дом.
К Стасу подошел Зинин:
– Слушай, мы как-то забыли обсудить: а что теперь-то с нашим вором? Мы его по-прежнему депортируем или будем считать питеков достаточным наказанием?
– С чего бы это? – удивился Стас. – Решили – значит, депортируем. Теперь у него будет больше оснований постараться не найти дорогу сюда. Вот и пусть шагает до Равнины. Чем плохо-то?
Зинин замялся, но не отошел.
– Что не так? – терпеливо спросил Стас, поглядывая на дверь, за которой исчезла Лилия.
– Понимаешь, он ведь честно работал… Я знаю, я специально следил! Я тебе больше скажу: он сам напросился в лесорубы. Может, с ним поговорить?
– Интересное дело, – прищурился Стас. – Решение принимали все, а отменять его будем мы с тобой? Тогда уж надо было сейчас все и обсудить. Чего молчал-то?
– А хочешь, я тебе расскажу про еще одно интересное дело? Решение о ночном дежурстве и стене мы тоже принимали сами, помнишь? Получается, кнут мы в одиночку можем брать, а пряником угощать – нет?
Стас начал закипать:
– Ночное дежурство – не наказание, а жизненная необходимость! Можно подумать, ты этого не понимаешь!
– Слушай, Стас, – Зинин сменил тон на примирительный, – я предлагаю простую вещь. Мы пока делаем вид, что забыли про Власова, и ждем. Если народ вспомнит, или если он снова проколется – тогда ты его отвезешь. Это же никогда не поздно сделать, правда?
– Я все-таки не понимаю, почему ты не заговорил об этом на площади. Тогда все было бы нормально. А так… Ты предлагаешь мне роль короля, который может решать все самолично?
Зинин насмешливо возразил:
– Нет, это ты ее на себя берешь. Я высказал тебе свое мнение, а ты повел себя так, будто без твоего разрешения мое предложение неосуществимо. Так что ты уж разберись – либо ты здесь главный, либо мы с тобой равны. А когда разберешься – будь добр, приведи свое поведение в соответствие с выбранной тобой ролью, – и, резко отвернувшись, он сбежал с крыльца, всей спиной выражая насмешку.
…Лилия сидела на диване с затрепанной толстой тетрадью в руках. Стас подошел и осторожно прикрыл тетрадь, пытаясь рассмотреть надпись на ней.
– Это последний дневник Матушева, – негромко сказала Лилия, задумчиво глядя в окно. – Тут его предположения по поводу того, как будет протекать его эксперимент. Мне кажется, тебя тут многое могло бы заинтересовать. Может, возьмем с собой?
– Зинин все время работает с матушевскими документами, надо у него спросить, – покачал головой Стас, размышляя о своем.
– Мы когда улетаем?
– Да хоть сейчас. Соберешься – и полетим. Мне здесь больше делать нечего.
Лилия внимательно посмотрела на него и спросила:
– Тебе не важно, что будет происходить дальше?
– Зинин сказал, что я играю в короля, – с горечью заявил Стас. – Вот я и хочу улететь. Пусть разбираются сами. Мне заняться нечем, что ли?
Она продолжала молча смотреть на него, дожидаясь продолжения.
– Я, наверное, просто лезу не в свое дело. Сюда привез – и ладно, чего их дальше-то пасти? Чай, не маленькие, справятся, – и он решительно шагнул к двери. – Пошли собираться.
– Но тебя же интересовало продолжение матушевского эксперимента, – вкрадчиво бросила вслед Лилия. – Помнится, именно поэтому в Долине и появились питеки…
Стас остановился в дверях, не оборачиваясь, отрезал:
– Это все равно надолго. Еще успею посмотреть, – и вышел.
Когда через несколько минут он вернулся с полупустым рюкзаком, Лилия чинно сидела на диване рядом со своей сумкой. Она испытующе взглянула на Стаса и попросила:
– Давай наверх сходим? Я люблю там бывать.
Он пожал плечами, швырнул рюкзак на диван и пошел по коридору к задней двери.
Взбежав по лестнице, Лилия прильнула к перилам и глубоко вздохнула.
– Как здесь раньше было красиво… – пробормотала она. – А теперь как-то очень грустно. Даже вчера ночью было не так.
Стас промолчал, хотя был полностью согласен: он-то видел здешние края еще тогда, когда отсюда, с наблюдательной площадки, не было видно ничего, кроме роскошных окрестностей. Лилия-то впервые появилась здесь одновременно с толпой ошалевших от стремительного переезда людей, которые бестолково скитались, осваиваясь в новом месте – поэтому сейчас ей не могло быть грустнее, чем Стасу.