– Ты перегазо… перезаго-рала!
Баронесса вытянула вперед лапку, потом другую. Оглянулась на третью, четвёртую… И бегом к зеркалу. Оттуда на неё смотрела сморщенная красная мордочка с оттопыренными багровыми ушами. Вокруг глаз остались бледно-розовые следы от очков – два островка несгоревшего тельца. А всё остальное, вся кожа, незащищённая, нежная и безволосая – от кончиков ушей до кончика хвоста, – приобрела свекольный оттенок. Баронессу бросило в жар.
– Спасите, – пробормотала она. – Печёт…
Хвостуля уже бежала к ней с пакетом холодной сметаны:
– Где больше всего болит? Покажи.
– Спину печёт. И особенно уши. И ещё живот, а больше всего лапки и затылок. Щёки и подбородок огнём горят! И лоб. Всюду печёт. Горю, девочки!
Хорошо иметь настоящих друзей. Миг – и Баронесса уже лежала на бумажном пакете из гриль-бара. Прямо на надписи: «Самая вкусная курочка гриль в городе». А подружки-георгинки под руководством энергичной Хвостули обмазывали её сметаной из холодильника.
Тем временем Комментатор-Чёрный кот не прекращал свой репортаж:
– У меня за спиной вы наблюдаете активное передвижение котов в прихожей! Продолжается подготовка к важному событию! Что? Какой огурец?
Про огурец его спросила Хвостуля:
– Комментатор, что это у тебя в лапах? Огурец?
– Какой огурец? Это микрофон, – Комментатору не понравилось, что его прерывают.
– Дай-ка сюда, будь добр. Огурцы – лучшее средство от ожогов. Видишь что с Баронессой творится? Или тебе жалко?
Нет, Комментатору было не жалко. Он знал, где в кухне корзина с овощами. Словно фокусник, он выхватил ещё один огурец, в то время как Жанетта с Жоржеттой уже нарезали тоненькие зелёные ломтики для пострадавшей от солнца. Свежий запах наполнил всю кухню.
– Лысые коты боятся огурцов, – предупредила Лизетта.
– Глупости! – одёрнула её Мариэтта. – Слышишь, Баронесса, что про лысых болтают?
– О-о-о, – простонала Баронесса, – я тоже это слышала. Сплетни, предрассудки и клевета! Сметаной, огурцами – чем угодно – спасайте меня, девочки!
Комментатор-Чёрный кот сочувственно скользнул взглядом по Баронессе в сметане, заботливо обложенной ломтиками огурца. Покачал головой, обронил:
– Без комментариев… Сами всё видите. – И двинулся в прихожую, выкрикивая в зелёный микрофон – Итак! Ещё немного – и мы отправимся в кафе, где сегодня… внимание! Открывается выставка кошачьей цараписи! Повторяю: цараписи! Вы увидите, на что способны кошачьи лапы и кошачья фантазия. С вами буду я, Комментатор-Чёрный кот, и вся наша творческая группа – все тридцать шесть и шесть котов! При поддержке Стаса и госпожи Креповой!
– Эй, осторожно!
– Хватит трепаться!
– Давай подвинься!
Невозможно работать! Всегда найдётся кто-нибудь, кто будет мешать.
Пришлось Комментатору спрятать микрофон и заняться другим делом – помогать Оборвышу с Кутузовым: они тащили самую большую доску, упакованную в защитную плёнку. Возле дверей уже ждали две картины меньшего размера. И Бубушка, который задумчиво чесал карандашом за ухом.
– Бу-бу-бу-бу-бу… – Бубушка поставил галочку в блокноте. – Третья. Сколько там ещё? Эй, малышня, сколько картин в комнате осталось? А?
Даже блокнот приставил к уху, чтобы лучше слышать:
– Сколько картин осталось, спрашиваю?
Из дверей высунулась мордочка Лопоуха.
– Ну, это… – сказал он растерянно, – на каждого по картине, кроме меня и Якова.
Остальные малыши тоже застыли на пороге.
– Не понял, – повёл усами Кутузов.
Малыши переглянулись и принялись объяснять:
– Если бы мы встали напротив картин…
– …оставшихся в комнате
–…то каждому малышу
– …досталось бы по одной
–…кроме Лопоуха
– …и Якова.
– Ну и сколько их там? – улыбнулся Бубушка.
– И плавда, клуто было бы знать, – ответил Круть.
– Угу, – встряхнул ушами Лопоух.
Остальная малышня молча поглядывала на взрослых котов.
– Вы что, не умеете считать? – догадался наконец Бубушка.
– А как мы могли научиться? Когда? – отозвался Яков.
– Клуто было бы научиться, – поддакнул Круть. – Хоть сейчас.
Бубушка почесался карандашом, переспросил:
– Сейчас?..
– Не теляя влемени, – подтвердил Круть.
Карандаш Бубушки указал на поцарапанные доски в коридоре:
– Смотрите, малыши, здесь три картины, так? Это же просто. А в комнате, значит, четыре. Так?