Дикторат. Эффект молнии. Часть 1

От его внимательного и умного взгляда меня пробрало до самых косточек, и я вдруг и сама засомневалась, уж не я ли со своими искрами и потоками натворила этих дел. От этих мыслей у меня в голове все смешалось, и, вяло пожав плечами, я чуть слышно пробормотала:

– Может быть… Не знаю. Все равно не я… Оно само…

– Само, значит, – гигант задумался.

Наверное, не верил. Жаль. Достаточно было одного его слова стражникам, и их копья завершат мою короткую жизнь.

– Простите, – жалостливо промямлила я. – Может, после удара молнии так сделалось, что Духи искры послали… вот…

Признаться, что Акху назвал меня проклятой, не получалось. Думаю, у глоссов с проклятыми разговор короткий.

Но в глазах гиганта зажегся интерес: похоже, громы, молнии и говорящие духи не пугали его, совсем, наоборот.

– Господин, простите мою дочь, она зла не желала, – умоляюще произнес отец. – Она добрая девушка, хорошая…

– Испорченный товар привезли? Не побоялись, что перережем вас всех, а, солёные? – сурово спросил синеглазый. – Или нормальных уже не осталось?

Отец склонил голову:

– Простите, господин. Жрец наш велел, Акху, чтобы ее отвезли… Бо как Духи велели. Мы бы сами ни-ни…

Стыдясь теперь и за себя, и за отца, я решила, что сейчас всем нам придет конец, но ярко-очерченные губы синеглазого внезапно растянулись в хитрую улыбку:

– Духи, говоришь? Ладно, разберемся. Зато не скучно! – он протянул мне руку: – Поднимайся, степница.

Я замялась, не решаясь вложить пальцы в большую ладонь – вдруг его шарахнет искрами? Тогда он точно не будет больше так улыбаться. Однако синеглазый не стал дожидаться, когда я решусь, сам легко поднял меня с земли и поставил на ноги. Те начали предательски разъезжаться, уж слишком много сил ушло из меня в железный столб.

– Так, похоже, идти ты не можешь, – скривился синеглазый и одним махом взвалил меня на плечо. Я чуть не поперхнулась не столько от неожиданности, сколько от того, что его наплечник врезался в мой живот.

– Господин! А как же… – услышала я голос молящий отца. – К казначею?

– Скажете, девушку забрал начальник стражи. Казначей после распорядится, чтобы открыли шлюзы, – распорядился синеглазый. – Хэйдо!

– Но господин… – пробормотал Мага.

Гигант не стал слушать, он пошел прочь от моих соплеменников. Бетонная дорога подо мной затряслась и поехала, подскакивая в такт здоровенным башмакам гиганта, словно меня не несли над ней, а она ползла сама.

«М-да, на псидопсе было гораздо удобнее».

Глава 3

В высокие западные окна проникал яркий свет солнца. Он позволял разглядывать меня каким-то важным глоссам, рассевшимся полукругом в драных кожаных креслах. То что они были важными, я поняла сразу – по их одежде, неудобной для воинов и слишком роскошной для торговцев – штаны и туники навыпуск из каких-то невиданных тканей. Длинные волосы у большинства глоссов были с проседью, у кого-то зачесаны назад, у кого-то собраны в косу. На груди – по множеству амулетов и украшений. В центре перед креслами виднелись остатки кострища – значит, глоссы собирались здесь даже ночью, когда отступала жара, и начинался холод. У широких окон выстроились трое вооруженных стражников, еще двое стояли у входа.

Я сидела на растрескавшихся ступенях белой мраморной лестницы и вжималась спиной в черные кованые перила. Одна среди мужчин, в огромном помещении, где бело-серый пол, вытоптанный множеством ног, отдавал глянцем, где тучные грязные колонны поддерживали потолок, я казалась себе маленькой и жалкой. Осторожно поглядывая за плечо, я пыталась разглядеть, куда ведут ступени – хотелось вскочить и дать деру, скрыться от множества взглядов. Как ни странно, после светопреставления на площади силы вернулись довольно скоро.

Синеглазый опирался о перила с внешней стороны лестницы и наблюдал с презрительной ухмылкой, как толстый кудрявый юнец, едва ли старше меня, притопывал ногой, пружиня телесами, и утверждал визгливым голосом:

– Она моя! Я всё выплатил Совету! За-ра-нее! Специально, чтобы другой не перехватил!

– Ага, даже запасы твоего семейства истощились… Исхудал-то как, штаны п-а-адают, – вставил ехидно синеглазый. – Или жиру поубавилось от нетерпения стать, наконец, мужчиной?

– Я… Я… – захлебнулся в слюне и возмущении толстяк.

Стражники прыснули, но член Совета с бородкой клинышком встал на защиту юнца:

– У нас есть закон. Почему мы должны его нарушать? Чем ты, Эдэр, это обоснуешь?

– Я уже все сказал. Степницу передал жрец Акху для Паула, а тот удалился в пещеры для ритуалов перед праздником Духа Огня. Куда прикажете девать девчонку? Я подержу ее в участке. Пересидит пару дней, если дуба не даст.

– Но мы ведь степнякам воду дали, шлюзы открыли! Значит, плата наша, а не жрецов, – заявил клинобородый.

– Не мы открыли, а помощник жреческий. По любому, она из помеченных, – спокойно кивнул в мою сторону синеглазый, – и рассматривать ее как женщину не стоит. Помеченные не важно какого пола и точно не годятся для деторождения.

– Непригодные для деторождения находят себе место в общем доме, – вставил мерзкий носатый глосс с висячей серьгой во втором ухе. – И тоже приносят пользу.

«О, духи! Какую еще пользу?.. Ту, что Шеска говорила?!» У меня поползли колкие мурашки по спине, и волоски на руках встали дыбом.

– Да-да, воду открыли, значит, и Дикторат должен своё получить. Бесплатно только мухи летают, – заговорили одни.

– Однажды нарушишь правила, и их уже никто не станет соблюдать. Закон есть закон. Всем свое место, – отвечали другие.

– Не вижу повода для споров. Нам не сообщили, что везут помеченную. Акху не желторотый помощник, чтобы делать такие промашки, а вот соленые, что дань возят, раз от разу ерунду мелют всякую. Уже раз пороли, видно не хватило, – вставил высоченный седой мужчина с пронизывающе холодным взглядом синих глаз – таких же почти, как у незнакомца, который притащил меня сюда. Тоже широкоплечий и мускулистый, несмотря на возраст, он сидел по центру и явно был тут за главного. – Помечена она или нет, у нас на счету каждая. Верховному Паулу ее обязательно покажем, когда вернется. А пока, согласно закону, мы не можем признать ее помеченной. Значит, пусть отрабатывает воду в общем доме или как имущество одного из наших граждан.

Синеглазый Эдэр не отступил:

– Так значит так. Заберу ее себе. Заплачу все, что надо.

– И ты готов бросать деньги на ветер? – возмутился седовласый.

Гигант равнодушно пожал плечами.

– Вот! Во-от! – взметнулся толстый юнец. – Эдэр просто хочет влезть без очереди! Забрать женщину, которая предназначалась мне! Что скажут люди, когда узнают, что сыну командо все дозволено?!

– Забываешься, Амос! – рявкнул на него седовласый, а советник с бородкой шикнул на жирдяя со своей стороны.

«Ого, сын командо! А это, может быть, сам командо?!» – ахнула про себя я, сообразив, что вижу перед собой самого главного из глоссов, да что там глоссов – повелителя всего Диктората, о котором у нас говорили, понижая голос, наполняя слова ужасом и ненавистью.

Толстяк отступил в страхе и принялся кланяться:

– Простите, Верховный. Простите! Я не хотел… Я преклоняюсь перед вашим величием. Только ваш сын…

– Будешь распускать язык, скоро его лишишься, – грозно предупредил командо.

Я вздрогнула и уставилась себе под ноги. От ощущения, что меня продают, словно ветошь на рынке, сдавило в висках. Внутри кипело возмущение, смешанное с омерзением и злостью. Нёбо опять свело привкусом железа. Я скосила глаза на толстяка – у того обильно вспотели нос и шея. От одного вида его слюнявого, губастого рта стало до тошноты противно.

– К тому же, никто еще не доказал, что она не детородна, – поднял палец родственник толстяка.

– Зато наверняка опасна, – сказал Эдэр. – Судя по тому, что произошло на площади. Помеченные быстро умирают после проявления дара. Но раньше они хлопот другим не доставляли. А эта наверняка дел натворит, если не запереть.