Жена, любовница, подруга…

– Сколько насобираешь, все твое. Если согласна, то мы за тобой заедем.

Лариса захихикала в трубку:

– А если вместе с ягодками и Димулю утащу? Ты как? Убьешь лучшую подругу?

Ларису так и подмывало разрубить узел, самой признаться Татьяне в том, что ее муж провел ночь в ее доме, но она опасалась, что Дмитрий не одобрит эту поспешность. А Татьяна, кроме шутки, ничего в словах Ларисы не углядела.

– Ради бога, Лара! Для лучшей подруги ничего не жалко! Только ты ведь не из таких. Недаром десять лет дружим.

Лариса усмехнулась трубке и отказалась от поездки.

Беломорцевы уехали вдвоем.

2. Девушка, живущая сама по себе

Рабочие будни заставили Дмитрия забыть и о Ларисе, и о напряженных отношениях с женой. Он крутился с десяти утра до десяти вечера, не думая об отдыхе, – на исходе лета число желающих поставить новые окна неуклонно росло. Поэтому звонок риелтора по загородной недвижимости застал его врасплох.

– Дмитрий Владимирович, здравствуйте. Это Ника из риелторской фирмы. У меня на примете есть классный участок! В районе Кавголовских высот. Его в базу данных еще не успели включить, вам первому предлагаю. Но придется поторопиться. Смотреть надо завтра-послезавтра.

– Понятно. Вы хотите сказать, предложение уникально и если я промедлю, то на землю сразу найдутся другие претенденты? Участок уплывет?

– Уплываю я. Увольняюсь, расстаюсь с этой работой. Но вы не беспокойтесь: я передам вашу заявку другому риелтору.

Дмитрий медлил с ответом: дел на этой неделе у него было по горло – вырваться с работы проблема! Но неожиданно он почувствовал легкую горечь оттого, что не увидит больше эту красавицу, по темпераменту похожую на южанку, а не на жительницу холодноватого Петербурга. Вспомнились ладная фигурка, игривые кудряшки над ушами, карие глаза с умными искорками во взгляде. Он и встречался-то с Никой всего дважды: первый раз – заключали договор на риелторское сопровождение, другой – ездили смотреть заброшенный участок, сразу им отвергнутый. Ничего личного – с него достаточно жены и любовницы! Но теперь, когда Ника, сверкнув кометой на его небосклоне, исчезала, Дмитрий испытал сожаление. Он удивился своему чувству. Непонятно, чем зацепила эта девчонка, но хотелось увидеть ее еще хотя бы раз.

Ника всегда отличалась от ровесниц своей резвостью, видимо, сказывалась южная кровь предков. Ей рассказывали, что бабушка ее родилась в Тунисе – там после революции получили убежище русские моряки, скрываясь от преследования комиссаров. И хотя формально арабы не числились в их роду, бабушка на фотографии выглядела как подлинная шахиня. В облике Ники уже не было ничего экзотического, разве что слегка вьющиеся волосы. Даже носик был слегка вздернут, а не такой значительный, как у бабушки. Но характер!..

Родителям трудно было удержать ее на месте свыше четверти часа. Однако отец – он был художником-иллюстратором – пытался приобщить дочь к рисованию и живописи. Он показывал Нике, как размывать кистью монохромные цвета акварели и превращать их в нежные полутона. Она не слушала, брызгала кистью, создавая красочные салюты на белом листе бумаги. Отец качал головой, но терпел ее озорство. Николай Иванович Хлебников был немолод, так что посторонние люди принимали его иногда за дедушку Ники, и, может быть, поэтому он никогда не бранил дочку, любя ее со всей страстью последней любви. Ей и имя дали в честь главы семейства – Ника и Николай. Мама, Эльвира Викторовна, работала в музыкальной школе, а дома сама занималась с дочерью на фортепьяно. И маму Ника доводила своими шалостями.

Однако безоблачное детство Ники закончилось рано.

Когда ей было девять лет, отец скончался от сердечного приступа.

Ника разлюбила яркие краски и, вспоминая уроки отца, часами размазывала на листе коричневый и зеленый цвета, стремясь излить свое горе на бумагу. Через три года ее мать вышла замуж во второй раз, на этот раз за писателя Григория Носика. Он тоже был вдовцом и имел годовалого сына Тимофея – Тима. Маме пришлось оставить работу в школе и давать ученикам уроки музыки у себя дома, чтобы иметь возможность заниматься малышом.

Когда к маме приходили ученики или она занималась хозяйством, забота о Тиме перекладывалась на Нику, даже если сам отчим находился дома. Он сразу определил девочку в няньки и почти лишил ее свободного времени. Ника тяготилась ношей, поскольку долгое время была единственным, избалованным ребенком в семье. В знак протеста она отказалась играть на пианино, но мама и не настаивала, поскольку у нее не оставалось на дочь ни сил, ни времени. Забросив занятия музыкой, Ника еще больше времени стала уделять рисованию, а в ее картинках теперь преобладали черный и фиолетовый цвета – она изображала ночное небо и далекие, пустынные горы.

Общего ребенка у супругов не появилось, так как оба были уже не молоды и вечно не хватало денег на текущие расходы. Основные тяготы ложились на плечи мамы. Ей приходилось набирать все больше учеников, поскольку Григорий Носик не был добытчиком. Хотя он и числился членом Союза писателей, книг не писал, разве что в газетах иногда публиковали его очерки о героях труда. Мама, зарабатывая на семью, не забывала и о детях. Она заботилась и о приемном малыше, и о подросшей дочке. Поддержав увлечение Ники, она записала ее в художественную школу. Непоседливая Ника вряд ли выдержала бы монотонную нагрузку дополнительных занятий, если бы не братец. Чтобы избавиться от обузы, она стала посещать «художку». Сразу после занятий в общеобразовательной школе ехала в специализированную. И постепенно втянулась в регулярные занятия изобразительным искусством.

Брат продолжал Нике «портить» жизнь еще долго: вредничал, задирался. И потасовки между двадцатилетней девушкой и девятилетним мальчишкой были обыденным явлением в доме. Лишь позднее, когда Ника, закончив институт, пошла работать, а он превратился в долговязого подростка, отношения между ними потеплели. В пику отчиму она защищала Тима от нападок последнего, а парень безотчетно потянулся к сводной сестре, к молодой красивой женщине.

Ника вытянула «художку» – все четыре года, но, сравнивая свои работы с работами других учащихся, поняла, что уступает им в таланте и мастерстве. Критично оценив свои способности, она исключила из своих планов и Академию художеств, и Училище прикладных искусств. Ника поступила на архитектурный факультет строительного института, где требования к художественным способностям абитуриентов были скромнее. Однако профессия требовала обширных знаний в других областях. В учебном плане оказалось неожиданно много математики, начерталки и сопромата. Точные науки Ника постигала с таким трудом и затратой сил, что у нее почти не оставалось времени на личную жизнь.

Но личная жизнь сама входила к студентам-архитекторам, когда перед «подачей» проекта они ночами занимались всей группой в общаге. В перерывах между усердными трудами студенты пели под гитару, а то и танцевали под магнитофон. И Ника вдруг оказалась на первых ролях – азы музыкальной грамоты, преподанные в детстве мамой, пригодились ей. Никто не умел лучше ее играть на гитаре, петь и танцевать! В Нику была влюблена половина курса. Порой и ей казалось, что она испытывает влюбленность в очередного сокурсника. Но наваждение быстро проходило, едва начиналось сближение. Несмотря на легкомысленный вид, Ника была склонна к глубоким переживаниям.

На старших курсах справляться с учебой стало легче, и Ника устроилась работать – в семье по-прежнему ощущалась нехватка денег. Вначале подрабатывала официанткой в «Макдоналдсе», затем рисовала плакаты в рекламном бюро, оформляла витрины магазинчиков. В сессию совмещать работу и учебу удавалось с трудом, а потому зачетки ее пестрели тройками. Когда получила диплом, места архитектора для нее не нашлось. В проектных институтах проходило сокращение, а в частные мастерские друзья-архитекторы веселую подружку не приглашали. Хоть она была классной девчонкой, пела и играла на гитаре, но архитектурные проекты ее оригинальностью не отличались, а повторяли известные формы и решения.

Ника устроилась в мебельный магазин продавцом-консультантом, и в ее обязанности входила разработка эскизов кухонной мебели под индивидуальные нужды заказчика – полученные на архитектурном факультете знания использовались едва ли на десятую часть. Но главным бедствием для Ники стала необходимость ходить в магазин ежедневно и отсиживать там по восемь часов. Вскоре она взвыла и от однообразия предлагаемых ею проектов, и от привязанности к рабочему месту. Да и заработки в магазине были незначительны. А в семье уже ожидали от дочери денежной помощи: времена изменились. Пафосные статьи отчима, ругающие режим, принимали лишь в те газеты, где не платили. Маму начали одолевать болезни, и она не могла работать с прежней интенсивностью, а ведь требовалось выучить Тима – брат еще не закончил школу.

Ника оставила тихую заводь – магазин – и перешла на вольные хлеба: стала агентом в риелторской конторе. Причем продавала она не квартиры, а земельные участки и загородные дома, и ей приходилось мотаться по области. Зато два года спустя, когда она набрала приличную клиентскую базу, ее стали рекомендовать как опытного риелтора. Ника сняла себе отдельное жилье и отделилась от родителей. Но, жалея мать, ежемесячно выделяла ей определенную сумму.

Изредка у Ники появлялся «друг», но замуж она не спешила: не хотела такой убогой жизни, как у матери и отчима. Они сошлись – два слабых человека, – не испытывая настоящей любви друг к другу. Просто им казалось, что удобнее воспитывать детей в полной семье. Однако отчим оказался форменным нахлебником, а учитывая фамилию жены Хлебникова – вдвойне. Гонорары его становились все меньше и меньше. Григорий Носик не сумел вписаться в новое время, не заработав имени прежде, теперь он и вовсе выпал из колеи. Днями, полулежа на диване, он сочинял маловразумительные философские трактаты – желающих учить других всегда больше, чем умеющих что-то делать самим. Потом издавал свои опусы за «авторский счет», а точнее, за счет жены. Впоследствии нераспечатанные пачки его брошюр загромождали коридор, и ученицы, пришедшие к матери Ники на уроки музыки, складывали на запыленные кипы свои варежки и шарфы.

Двадцать пять лет… Этот возраст казался Нике таким же веселым, как девятнадцать и двадцать три. Цифры мелькали незаметно – и семерка, и девятка ее не пугали. Лишь нагрянувшая круглая дата заставила ее очнуться. Ника с удивлением заметила, что вокруг стало меньше свободных парней. Вдруг на нее, как на стрекозу из известной басни, дохнуло холодом одиночества, но она не бросилась искать крова у домовитых муравьев – полысевших холостяков, дающих объявления в брачные конторы. Приняв грустный факт, что с личной жизнью не сложилось и вряд ли уже сложится, Ника задумалась о карьере. Работа риелтора, хоть и давала ей возможность сносного существования, перестала ее устраивать.

В свое время она сбилась с тернистого пути архитектуры, а теперь время упущено, знания утрачены, а навыки не приобретены. Как быть? В ее нынешней деятельности не было перспективы: помогая продать или купить клиенту недвижимость, мотаясь из конца в конец области, высоко не взлетишь. Посредничеством при подобных сделках часто занимались студенты или пенсионеры, не претендующие на социально значимую роль. Они рассматривали свою деятельность как возможность приработка, тогда как для Ники это оставалось основной работой. Она крутилась как белка в колесе, и у нее водились деньги, но поступление их зависело от многих факторов и не было регулярным: то густо, то пусто. Вот если бы иметь твердый доход, счет в банке, то можно было бы задуматься и о ребенке… Но пока она не могла позволить себе родить и воспитывать малыша без мужа.

Ника решила круто сменить жизнь. Два года, одновременно с работой, она вечерами училась, сама и оплачивая второе высшее. Теперь ее опыт работы на риелторском рынке был дополнен экономическим образованием. Если приплюсовать сюда и диплом архитектора, то перспективы трудоустройства оказывались неплохими. И сейчас Ника готовилась сделать новый рывок. Она уже прошла собеседование и должна была в ближайший понедельник приступить к новой работе в корпорации «Этажстрой». Ей предстояло заняться перспективным анализом в строительстве и освоением территорий, тем направлением, что стали называть английским словом «девелоупмент».

Несколько дней назад Нике исполнилось тридцать два года.

В риелторской фирме она работала последнюю неделю. Сделки, проходящие оформление, она доведет до конца. Остальных клиентов «подарит» другим, как и варианты предложений, откопанные ею из разных источников. Но участок под Кавголовом – кому-то подарок с небес! И хотелось распорядиться им не только ради заработка, но и сделать приятное достойному клиенту.

Она пробежала взглядом блокнот своего мобильника: кому же первому предложить лакомый кусок? Среди заказчиков значился Дмитрий Владимирович Беломорцев. Почему она выбрала этого клиента? По виду надежный, обручальное кольцо на правой руке – такие мелочи она сразу замечает, – с вознаграждением не скупится, да и требования к участку умеренные. Правда, у нее половина таких! Однако этот человек выделялся среди прочих тем, что отнесся к ней с уважением, не ставя, как иные, риелтора на уровень обслуги. Он видел в ней полноправного делового партнера. И еще… Но этот довесок не поддавался формулировке, и Ника не стала копаться в себе. Она просто послала вызов на номер Беломорцева. Однако, услышав про «классный» участок, Дмитрий не слишком загорелся. Знал, что каждый торговец расхваливает свой товар! Он и подумать не мог, что риелтор может руководствоваться лирическими соображениями, и потому отозвался со скепсисом.

Нику обидел его ироничный тон. Почему она вообразила, что между ними возникло понимание? С легким наигрышем она произнесла:

– Уплываю я. Увольняюсь! Расстаюсь с этой работой! Но вы не беспокойтесь: я передам вашу заявку другому риелтору.

– Минуточку, Ника. Я сейчас посмотрю свой органайзер. Так. Кажется, завтра удастся выкроить пару часиков.

Дмитрий оставил свою машину рядом с офисом и без задержек добрался к обусловленному месту на метро. Ника уже ждала его, сидя в своей вишневой «шкоде», – она слегка потряхивала кудрявыми волосами, в такт музыке, льющейся из автомобильного радио. Дмитрий постучал в боковое стекло, и девушка отключила для него блокиратор дверцы. Он сел рядом с ней.

На шоссе, ведущем в сторону Кавголовских высот, то и дело возникали пробки, да и качество покрытия оставляло желать лучшего – юркую «шкоду» то и дело встряхивало на трещинах асфальта. Дмитрий обратил внимание спутницы на это:

– Ника, вы расхваливали плюсы местоположения, но пока я могу отметить лишь минус – дорога отвратительная.

– Вы разве не знаете, Дмитрий Владимирович, что по генплану от окружной до этих мест намечается прокладка нового шоссе?

– А чем вы подтвердите свои слова?

– У меня есть сборник статей по развитию транспортных магистралей, также на сайте можете посмотреть…

– Посмотрю. – Дмитрий замолчал.

Ника удивилась его молчанию – в прошлый раз клиент был разговорчивее. Она бросила на него быстрый взгляд и снова сосредоточилась на дороге. Однако и этого краткого взгляда оказалось достаточно, чтобы вдруг понять, что солидный клиент – дорогая кожаная куртка, безупречно отглаженная белая рубашка в тонкую полоску, качественный парфюм – был чем-то расстроен.

Если бы эта сделка не была для нее последней, Ника вела бы себя более хладнокровно. Проигнорировала бы и грустный взгляд клиента, и опущенные уголки рта, и застывшую в тяжкой думе продольную складку на переносице. Заученным тоном изложила бы все достоинства места, не затрагивая личные вопросы. Но сейчас неожиданно для себя спросила:

– Дмитрий Владимирович, вы выглядите сегодня расстроенным, у вас неприятности?

– Не знаю, можно ли считать неприятностью, когда повзрослевшая дочь покидает отчий дом. Она уехала на учебу за границу. – Дмитрий тоже ответил предельно откровенно. – Не знаю даже, вернется ли. Теперь, честно говоря, и к участку у меня интерес пропал.

– А других детей у вас нет?

– Нет, одна дочка. А жена, кстати, не очень поощряет мое стремление выстроить коттедж.

– Она просто боится хлопот, связанных с переездом. Я уверена, что ее отношение переменится, когда вы переедете сюда жить. Это будет элитный поселок, охраняемая территория, пристойные соседи, рядом лес и озеро.