Костя, героически обжигая пятки горячим асфальтом, проводил Валерию до ее пятиэтажки в центре и уже бегом помчался к себе на окраину.
Он жил со стариком-отцом в когда-то добротном, а ныне слегка обветшалом доме. Прежде хозяйство держалось на плечах отца, Василия Константиновича. Тот долго заведовал строительным складом, а потому его собственный дом всегда был в порядке – вовремя подновлялась крыша, перестраивалось крыльцо, возводилась банька. Но в реформенное время положение отца изменилось. Отца отлучили от заведования, да и лет ему набежало порядком. Однако он продолжал служить сторожем на том же складе и, как гаишник на дороге, собирал мзду с мелких воришек, выносящих неучтенные материалы. Этот приработок был несравним с прежними доходами, но позволял сносно жить семье. Жена Василия Константиновича долго болела, на лечение требовались деньги. Но и лекарства не помогли.
Минувшей зимой мать Костика скончалась. Еще при ее жизни Василий Константинович начал встречаться с Натахой. И, хотя его мужская удаль уже не поражала воображения, молодая женщина щедро отдавала себя старику. Взамен он помогал ей чем мог. Пока еще руководил складом, устроил комнатку в коммуналке – до этого Натаха жила в общежитии и работала в жилконторе паспортисткой. Старик и в дальнейшем, уже будучи сторожем, баловал подружку – покупал подарки, подкидывал стройматериалы на ремонт комнаты. Обещал ей отписать дом и деньги с валютного вклада, если она выйдет за него замуж. У Толстой Натахи выбора не было. Многие мужчины любят полненьких, но ее полнота выглядела пугающе. Поэтому в свои тридцать девять она все еще оставалась одинокой. Костя был Натахе более люб, чем его отец, но властный старик не отдал бы сыну свою добычу. «Но долго ли ему осталось?» – размышляла Толстая Натаха. А там, глядишь, вместе с домом ей и сынок достанется. Потому, соглашаясь на брак со стариком, она рассчитывала удержать при себе двоих.
Костя, хотя и рос в частном доме, где всегда имеется много мужской работы, был маменькиным сынком. Мать, кассирша на одном из заводиков, ограждала его от всех дел, следила только за учебой сына. Она буквально стояла за его спиной, заставляя учить уроки. Хотела дать сыну высшее образование, но отец считал, что парню важнее побыстрее получить профессию. Сам он занимал достойное и денежное место без всяких институтов. А потому Костя закончил лишь техникум. Отец, пользуясь старыми связями, отмазал сына от армии, используя грыжу, обнаруженную у парня. (Позднее Косте сделали операцию, и он стал абсолютно здоров.) Почему Костю отвергали девки, отцу было ясно: сын – сам баба. Но его не беспокоила судьба Кости, мужику жениться никогда не поздно.
Когда слегла хозяйка, сразу сказалось отсутствие женской руки. Дом быстро начал приходить в запустение. Тогда Толстая Натаха и легализовалась, появилась в доме как нанятая стариком помощница. Умирающая догадывалась о роли помощницы, но сил воспротивиться ходу событий уже не имела. Костя большую часть времени заботился о цветах – сажал, выпалывал, поливал, подвязывал стебли, закрывал от холода. На эти дела у него было в достатке и желания, и упорства. Прагматичный старик, его отец, подбивал сына выращивать цветы на продажу, но Костя и слушать об этом не желал. Он выписывал откуда-то из дальних краев диковинные семена, а потом озадаченно наблюдал, как очередной чужак гибнет в неподходящем климате. Зато редкие удачи, распустившиеся цветки, радовали его едва ли не больше, чем любовь девушки.
После босоногого марафона по улицам городка, после встречи с неожиданным соперником Костик, как обычно, нашел утешение со своими «детками» – так он ласково называл высаженные им растения. Он подошел к клумбе неаполитанского лука, разоренного им сегодня ради подарка для Вали, и грустно отрапортовал ему:
– Вот такие, дружок, пироги.
4
Валерия страдала от неумения гармонично общаться с людьми. Ее поведение всегда выбивалось из нормального, и ничего поделать с этим она не могла. В учебной группе, на работе казалась излишне сухой, безэмоциональной. На отдыхе, вечеринке – преувеличенно веселой и беспечной. И даже использовала два имени: Лера – для досуга, Валя – для службы и дома. Но превращение, к которому ее подтолкнула шляпа, испугало девушку.
Вечером, после прогулки с Костей, она взяла лист бумаги и засела писать письмо в Карелию.
«Дорогая Анжелика! Со мной недавно произошла невероятная история. После экзаменов я совсем обалдела от радости и купила себе потрясную шляпу, огромную, как телевизионная тарелка. В тот день я выглядела в ней полной дурой, и один парень принял меня за проститутку. Но в другой раз я специально сшила к ней длинную юбку, пошла в Эрмитаж. Помнишь, как мы с тобой впервые посетили этот музей? Так вот, в Эрмитаже я снова встретила того же парня, мы познакомились. Он назвался Тео. Он, вообще, большой чудак. И разговоры у него странные, и имя себе придумал чудное. Я так и не поняла, чем он занимается, но сразу почувствовала, что он из высоких сфер. И как-то не решилась признаться, что работаю в собесе, соврала, будто журналистка…»
Валерия отложила письмо и, убедившись, что тетушка занялась стиркой в ванной, подошла к телефону, набрала номер Тео. Он отозвался радостно и громко:
– Кто, Лера? Молоток, что позвонила.
Они договорились встретиться на следующий день в метро, внизу на станции «Невский проспект». Валерия вернулась к секретеру и продолжила писать:
«Теперь не знаю, как ему признаться. Решит, что я врушка. Но ты-то знаешь, что я никогда не выставлялась, не важничала. Напротив, на работе ниже травы себя веду, в универе тоже незаметна. Эта шляпа будто заколдовала меня. Веришь? Ты никогда не пробовала что-то необычное на себя нацепить? Попробуй! Интересно, как ты будешь себя чувствовать? И еще у меня сейчас одна дружба завязалась, на работе. Но об этом в другой раз. Сейчас закругляюсь. Завтра у нас с Тео первое настоящее свидание».
Пока электричка везла Валю-Леру в славный город Питер, девушка готовилась объясниться с Тео. Так, мол, и так. Я пошутила, что работаю тележурналисткой. Вообще-то живу я в Гатчине, работаю в собесе. Но по мере приближения электрички к городу решимость Валерии таяла на глазах. Наверняка он сразу разочаруется в ней и прекратит встречи. На подъезде к Питеру Валерия надела шляпу, накинула на плечи шаль и окончательно превратилась в Леру. Шляпа одновременно придавала уверенности Валерии и подталкивала к необдуманным поступкам. Никогда прежде Валерия не замечала за собой склонности к сознательному лицедейству, а тут вдруг проклюнулось. Правда, журналисткой она назвалась не случайно. Ее полудетская мечта вырвалась наружу и воплотилась в самоуверенной девице в шляпе. Ну и что, если журналистки шляп не носят! Зато уверены в себе, как манекены из витрины. Новоиспеченная журналистка быстренько сочинила легенду о гатчинской родне. В ней нашлось место и убогому двоюродному братцу Константину. А что? Костя заикается, ведет себя странно. Его старый отец превратился в писателя-диссидента. Испытанные им гонения объясняли отсутствие дядиных книг в библиотеках и магазинах. А ныне этот писатель ослеп и уже не может работать! Измышления Валерии становились все ярче и причудливее.
На платформу вокзала Валерия вышла, ощущая себя журналисткой. Она нырнула в метро и вскоре оказалась в условленном месте подземного дворца – вестибюля станции. Тео ждал ее.
Новая встреча с питерским интеллигентом окончательно выветрила из души вчерашнюю прогулку с Костей. Валерия беспощадно предавала его, смеясь вместе с Тео над нелепым видом своего «двоюродного брата». Но сплетничали они недолго. Тео мало интересовали родственники, он думал, чем развлечь девушку сегодня. У него опять было туго с деньгами, и он не мог пригласить Леру в кафе. И Тео предложил прогуляться по городу, посмотреть вновь установленные памятники. Городская скульптура последних лет поражала если не качеством, то количеством разнообразных фигур. Он предложил Валерии побыть экскурсоводом, полагая, что она, как работник ТВ, в курсе всех новинок.
Девушка растерялась. Петербург она знала слабо. Смогла вспомнить только известные монументы: Медного всадника, Екатерину, Ленина на броневике. О новинках что-то слышала по радио, но назвать конкретные адреса не смогла. Зато на память услужливо пришла фраза из передачи. Ее-то и ввернула сейчас Валерия:
– По-моему, все эти новые скульптуры – просто китч, не стоит внимания!
Тео пожал плечами – по сути, и он так думал, но чем еще развлечь малознакомую девушку, когда в кармане не бренчит и копейки… А потому проявил настойчивость:
– Но мне бы хотелось посмотреть и составить свое мнение. Поехали на Васькин остров. Там фигуру Василия установили, по легенде, одного из работников царя Петра. Или пошли бронзового кота Елисея посмотрим у магазина.
– У Елисеевского? – на всякий случай уточнила Валерия.
– Само собой, где же ему еще быть.
Елисеевский магазин был известен всем, даже приезжим. Он находился здесь же, на Невском проспекте. Валерия уверенно повернула в его сторону. Кот притулился на выступе между первым и вторым этажом и равнодушно смотрел поверх зевак. Тео, несколько смущенный предложенной им программой прогулки, старался заговорить Валю-Леру. Он с легкостью перескакивал с одной темы на другую. От истории родного города переходил к традициям тамплиеров, указывая на аналогии, спорил сам с собой. С ним Валерии было интересно. Она порой даже забывала о своей роли и становилась сама собой, что случалась с ней редко. Оба уже не вспоминали о первоначальном плане смотреть современные поделки. Просто бездумно брели по обновленному, выложенному элегантными плитками тротуару. И им было хорошо вдвоем, среди плывущей по Невскому проспекту толпы.
Спустя какое-то время оба ощутили, что проголодались. Тео, не раздумывая долго, пригласил девушку к себе домой, благо они кружили в его районе. Дома у него всегда было что поесть. Регулярно приезжала мама и забивала холодильник сына продуктами. Деньги, полагала она, могут распылиться не по назначению, да и отец Тео, Александр Манфредович, решительно возражал против денежной помощи. Он считал, что взрослый сын должен на девушек и развлечения зарабатывать сам. Но еда – это святое. Ребенок не должен голодать.
Валерия ахнула, войдя в квартиру Тео на Большой Морской. Особенно поразила огромная, метров под сорок комната: высоченные потолки, лепнина, старинный, причудливо выложенный паркет. Хотя на месте некоторых дощечек были вставлены заплаты, все же он выглядел великолепным ковром. И вполне уместными в этом дворце, смотрелись на стенах большие бутафорские мечи, похожие на настоящие. Это был реквизит минувших и предстоящих ролевых игр команды Тео. В углу комнаты стоял рояль, на пюпитре лежали раскрытые ноты. Рояль остался Тео от бабушки, в прошлом музыкантши. И только неряшливо брошенная на стулья и диван одежда нарушала гармонию гостиной.
– Ты играешь? – спросила Валерия, игнорируя беспорядок.
– Так, немного, – кокетничая, ответил Тео.
В свое время он закончил не только спецшколу с немецким языком, но и среднюю музыкалку. Тео давно забросил занятия музыкой – лишь иногда развлекал ребят маршами. Их бравурные мелодии он любил, как все военно-романтическое. Тео сел и отбарабанил военную мелодию, потом потащил гостью на кухню.
Кухня по размеру могла считаться средней комнатой. Она и заставлена была комнатной мебелью позапрошлого столетия – резной буфет, круглый стол, оттоманка с валиками. Все с налетом времени и накипью газовой гари. Бабушка не хотела ничего менять, а Тео просто не замечал окружающей обстановки. В одной квартире так, в другой – этак. Все в порядке вещей.
– Лера, ты не обидишься, если я предложу тебе самой распорядиться с ужином? Продукты в холодильнике. Выбери, что понравится, а я пока немного приберу в своих хоромах.
Только теперь Тео увидел, в каком неприглядном виде гостиная. До прихода Леры он не замечал беспорядка. Безобразие, он знал, – в его спальне, одновременно служившей ему мастерской. Там валялись обрезки кожи, картона, мотки проволоки и комом скатанная, никогда не заправлявшаяся постель. Но в спальню он не собирался вести новую знакомую.
Пока Тео распихивал по шкафам носки и рубашки, Валерия хозяйничала на кухне. Она достала из холодильника помидоры, огурцы, перцы и нарезала из них салат. Поставила на плиту кипятить воду, чтобы заварить вермишель быстрого приготовления, пакетики которой заполняли целиком одну из полок в холодильнике. Там же нашлись и кексы длительного хранения, в золотистой упаковке. В холостяцком хозяйстве Тео все было под рукой. Через полчаса молодые люди поужинали, и снова жизнь стала веселей.
Они вернулись в гостиную – теперь здесь был почти отменный порядок, не считая пыли на полу.
– Где у тебя швабра? – спросила Валерия, окинув комнату уже хозяйским взглядом.
– Да брось, Лера! Ты же не провинциальная барышня, чтобы вылизывать здесь углы. Давай послушаем лучше музыку. Слышала эту запись? Новая аранжировка концерта Глазунова.
Валерия поняла, что вышла из роли. Девушка с ТВ не должна обслуживать хозяйство парня. Она тут же исправила свою оплошность:
– Я и не собиралась их вылизывать, но тебе не помешало бы помахать шваброй. Впрочем, я не настаиваю. Послушаем музыку.
Тео включил CD-проигрыватель, и лазерный диск зазвучал в своей бесконечности. Молодые люди уселись на диване. За окном нависали поздние сумерки, но уличная реклама освещала комнату. Тео накрыл ладонь Валерии своей ладонью. Девушка не воспротивилась, напротив, слегка пододвинулась к Тео.
Поглаживая задумчиво пальцы девушки, Лео заметил:
– Странно, где ты эту мозоль набила?
Валерия поняла, что он имеет в виду мозоль от спиц, натертую за долгие годы вязания. Надо было срочно что-то придумать.
– Так, на гитаре упражнялась.
Это была полуправда. На гитаре Валерия действительно могла взять несколько аккордов, но брала инструмент в руки в последний раз год назад. Валерия соединила на груди половинки шали, закрыла глаза и приткнулась головой (шляпку в доме она все же сняла) к плечу Тео. Юноше ничего не оставалось, как поцеловать подставленные губы. Его неуверенное поначалу прикосновение тут же получило поддержку. Валерия крепко обняла парня, увлекая языком в глубину поцелуя.
– Ух ты! Где научилась так целоваться? – спросил он, едва переведя дыхание.
– Этому не учатся, Тео.
Валерия, конечно, целовалась с парнями, еще в военном городке. Но те поцелуи она скорее получала, чем участвовала в них. Ни разу она не отважилась на такую необузданность чувств, какую выказала только что. Сейчас она, а точнее, Лера, была просто невменяема. Девушка встала с дивана, лихорадочно расстегнула «молнию» на юбке и, переступив через упавшее на пол одеяние, вновь приблизилась к Тео. Шаль тоже оказалась на полу.
У Тео опыт обращения с женщинами был невелик. К тому же сумбурный, приобретенный в случайных эпизодах, на вечеринках. Подвыпившие девицы сами вешались на него, ему было неловко оттолкнуть их. Да и сам он в тех ситуациях обычно бывал нетрезв. Но в здравом уме и светлой памяти с ним такого не происходило. Сейчас они оба были трезвы как стеклышко и пьяны одновременно. Пьяны сумасшедшим вихрем страсти, захватившим обоих. Тео напрягся, но войти в девушку оказалось непросто. Еще одно усилие, еще толчок, и преграда взята. Валерия заскрипела зубами.
Тео прилег с краю дивана, нежно поглаживая Валю-Леру по груди.