Тень Брата

– А Леня как сидит?

Улыбки Яши после этого вопроса как не бывало. Хорошо еще, что парни в тот момент сидели во дворе на скамейке вдвоем. Соломону сразу стало ясно, что брату тяжело приходится.

Яша не стал уходить от ответа и сказал:

– Моня, брательник твой сидит в Устимлаге[4 - Так называли Управление лагерями Коми АССР.]. Там несладко. Плюс… – Он запнулся. Сердце у Соломона сжалось, когда он представил себе, как брат сидит в темнице. – Плюс… – продолжил Яша, – он полное отрицалово! Нам малявы[5 - Письма (тюремный жаргон).]приходили постоянно. Ленька же вечно на строгаче… из бура[6 - БУР – барак усиленного режима. Одиночная камера, куда попадают нарушители порядка в тюрьме.]не вылезает. Жестко ему там…

Соломону стало не по себе от этих слов. Парень жил лишь надеждой рано или поздно увидеть брата. Писал Леня редко, от силы раз в год. И письма эти больше походили на записки, состоящие буквально из нескольких фраз, по типу «У меня все хорошо» и «Осталось немного, я скоро вернусь».

За эти годы Соломон сильно изменился. Он стал высоким, симпатичным парнем, с волнистыми волосами и умным взглядом черных глаз. Хая, взглянув порой на сына, плакала и говорила, что «ее Моня стал копия похож на Леню». Теперь же оставалось совсем немного, и время шло все медленней и медленней.

Глава 5

В середине мая 1982 года Соломон пришел домой около десяти вечера. Зайдя в квартиру, он сразу увидел на пороге незнакомые мужские ботинки. Очень грязные и дешевые, какие носят рабочие. Не поняв, чья это обувь, парень шагнул на кухню. И только он вошел, как увидел его – своего брата. Сияющая мать сидела за столом, напротив нее ел заливную рыбу Леня, что-то эмоционально рассказывающий. Он сидел спиной к Соломону и не видел, как пришел брат, но, заметив взгляд матери, устремившийся к входу, Леня бросил еду и, вскочив со стула, развернулся. На Соломона смотрел уже совсем взрослый мужчина, худой, изрядно поседевший и постаревший, наряженный в дешевые рабочие штаны и белую майку. От прежнего Лени остались только гордая осанка да горящие черные глаза, в которых чувствовались властность и огромная сила. Его счастливая, гордая улыбка не была лишена, однако, надменности наглости. В Лене сразу чувствовался лидер, привыкший отдавать приказы и не подчинявшийся никому. Радости братьев не было предела. Ничего не говоря, они крепко обнялись. Младший брат что есть силы сжимал старшего и не хотел отпускать. Леня же, довольно улыбаясь, все приговаривал:

– Ну, Моня, ты и вымахал! Дядька целый стал!

Соломон молчал. Наконец-то вернулся его брат! Его кумир! Его идол!

Наевшись, Леня поблагодарил мать и предложил Соломону выйти на воздух, прогуляться. Время было уже одиннадцать часов вечера, и большая часть жильцов либо спали, либо отдыхали в своих квартирах. Братья вышли во двор, сели на скамейку. Леня достал из кармана пачку папирос «Беломорканал», дунув в одну и закурил. Выпустив дым, он спросил:

– Ну шо тут, Моня? Какие дела были, пока меня не было?

– Да я тебе так сразу не расскажу… – улыбался Соломон. – Столько лет… Я отучился… вот теперь… – Он замолчал, не зная, как объяснить брату, чем теперь занимается.

Леня пристально посмотрел ему прямо в глаза:

– Ботай, не менжуйся![7 - Говори, не стесняйся (блатной жаргон).] Надеюсь, ты все по понятиям делаешь?

– Я пластинки продаю! – выдохнул Соломон. – Импортные… у матросов покупаю и… продаю. Вот так!

Леня засмеялся:

– Братишка, да ты никак фарцовщиком стал?

– Ну… у нас в стране это так называется, – кивнул Соломон.

– Ладно! И то нормально! – Леня снисходительно потрепал брата по голове, а потом, резко посерьезнев, сказал: – У меня есть малява до смотрящего за городом! Завтра до него пойду. Потом тебе хорошую работу найду. Законную и чистую. Ты ж не зря учился! Будешь гешефтмахером![8 - Предпринимателем (идиш).]

– Да уж… – опустил голову Соломон, счастливый оттого, что рядом опять есть старший брат, такой сильный, влиятельный и уважаемый всеми. – Сейчас смысла нет где-то работать! Я с нескольких пластинок зарабатываю больше, чем любой завмаг или товаровед в магазине… – начал было он делиться своими мыслями, осторожно прощупывая почву.

– Ну хорошо, а какие у тебя идеи? – ухмыльнулся Леня. – Ты мне маяк кинь, а я шо-нибудь придумаю!

– Идея такова. Фарцовщики покупают у матросов варенки… это джинсы модные, импортные. Так вот, я примерно подсчитал: смысла покупать за бешеные деньги привозной товар нет. Намного выгодней шить джинсы тут, варить их, нашивки модных фирм лепить… «Монтана» там, «Левис» всякие… не важно… продавать! Себестоимость выйдет в разы дешевле.

Леня внимательно выслушал брата и удивленно спросил:

– А шо так покупают их? Эти варенки?

– Еще как! – с жаром воскликнул Соломон. – Особенно маскали!

– Так а шо ты это раньше не заварганил?

– Есть проблема одна… У нас на Молдованке много где в подвалах есть подпольные цеха. А есть и такие, где ханку[9 - Опий-сырец, наркотик для внутривенного применения.]продают, а еще водку, морфий, анашу… На Осипенко что угодно можно сейчас купить!

– Это цыгане там так барыжат? – хмыкнул Леня.

– Да, брат! Там сейчас притон на притоне! И не ровен час, всю эту подпольную корпорацию накроют менты! А я со своими джинсами не хочу под шумок залететь.

Леня улыбнулся. Ему нравилось, что брат так вырос, причем не просто вырос, а стал еще и смотреть на два шага вперед.

– Сейчас смотрящий за городом Флинт, – стал рассуждать Леня. – За него много говорят по лагерям. Он марвихер[10 - Вор высокой масти (одесский еврейский жаргон).]законный. Очень уважаемый парень. При понятиях. Как он допускает такое?

– Он не допускает, – ответил Соломон. – Флинт против наркотиков. Но к цыганам не лезет. Они ментам платят! Блатные не лезут. Но как только начальник милиции придет другой, цыган всех пересажают!

– Н-да… – задумчиво протянул Леня. – Поменялось тут все, я смотрю.

– Да, брат, еще как! – согласился Соломон.

– Слушай, Моня, скажи мне… – с интересом спросил Леня, – а как Зива поживает? Ты ее видел?

Соломон никогда не любил Зиву Гольдштейн, подругу Лени с улицы Орджоникидзе. Ее мать была аферисткой и в свое время сидела в тюрьме за мошенничество, а отец – карманник и наркоман, который вообще из тюрьмы не вылезал. Выйдет на месяц-два и обратно.

– Видел ее на Привозе… месяц назад… ничего. Ходит, что-то делает… людей разводит.

– Уверен? – спросил с интересом Леня.

Соломон в ответ лишь ухмыльнулся:

– Мы как-то с Георгием зашли в шашлычную на углу Чичерина… ну, так вот… она там с каким-то фраером сидела богатым, поила его. Так пока мы кушали, она его накачала, он и вырубился, а она с его деньгами убежала!

Леня громко расхохотался и закинул ногу на ногу:

– Вот Зива! Так же шлифует фраерам уши![11 - Обманывает людей (одесский жаргон).]

– Ну да, так и есть.

Только сейчас Соломон увидел на босых ногах брата наколки. На лодыжке с внешней стороны – голова котенка с бабочкой на шее. Никогда раньше не видел он таких рисунков, да еще и на ногах. Не удержавшись, Соломон спросил:

– А что это, Леня? Что значит кот?

Брат глянул на ногу и ухмыльнулся:

– Тебе это интересно?

– Ну так… конечно! Что касается тебя, мне все интересно.

Леня улыбнулся: