Человеческие поступки

– Слышала на митинге, что сегодня ночью в город войдут правительственные войска. Если пойдешь домой, назад не возвращайся.

Ынсук от чего-то вздрогнула. Может, стало щекотно от волосинки, кольнувшей шею? Ты молча следишь за движениями ее рук, как она поднимает кончиками пальцев мокрые волосы и укладывает их поверх воротника. Ее лицо, которое при первой встрече было пухленьким и показалось тебе милым, за несколько дней осунулось. Пристально глядя на ее запавшие темные веки, ты размышляешь. Где, в какой части тела обитает та маленькая птичка, что вылетает из человека после смерти? Может, вон в той суровой переносице, или, может, за теменем, там, где у святых сияет нимб, или, может, где-то в укромном уголке сердца?

Запихав оставшийся кусок бисквита в рот и сделав вид, что не расслышал последних слов Ынсук, ты говоришь:

– Переодеться должен тот, кто попал под дождь и насквозь промок. Ну и что с того, что от меня немного пахнет потом?

Она достает из кармана джемпера еще одну бутылочку йогурта.

– Никто ж у тебя не отнимает… Не торопись так. Это я хотела Сончжу отдать.

Ты хватаешь бутылочку, ногтем отковыриваешь крышку и улыбаешься.

* * *

У Сончжу не тот характер, чтобы незаметно подойти и тихонько положить руку на плечо. Издалека она окликает тебя уверенным голосом и идет навстречу. Подойдя ближе, спрашивает:

– Никого нет? Ты до сих пор был один?

Затем протягивает завернутый в фольгу кимпап и присаживается рядом на ступеньку лестницы. Вы вместе едите рисовые роллы с начинкой, глядя, как потихоньку стихают потоки дождя.

– А друга своего ты так и не нашел? – нарочито равнодушно спрашивает она.

Ты мотаешь головой, и она продолжает:

– …по всему видно, солдаты его где-то закопали.

Чтобы съеденный всухомятку кимпап не застрял на пути к желудку, ты похлопываешь себя по груди.

– В тот день и я там была. Убитых, что лежали рядом, солдаты побросали в грузовик и увезли куда-то.

Ты перебиваешь ее, не желая больше слышать бездумно вылетающие слова:

– Вы тоже попали под дождь. Сходите домой, переоденьтесь. Ынсук вот ушла сменить одежду.

– Зачем? Все равно вечером придется работать, вся взмокну от пота.

Сончжу складывает пустую обертку от кимпапа пополам, затем еще несколько раз, пока кусок фольги не становится размером с мизинец. Зажав его в руке, она смотрит на струи дождя. Профиль ее лица настолько невозмутим, что у тебя неожиданно появляется желание кое-что спросить.

Неужели это правда, что все, кто сегодня останется здесь, умрут?

Ты не спрашиваешь, колеблешься. Если есть риск умереть, то почему нельзя просто всем покинуть Управление провинции и где-нибудь спрятаться? Зачем кому-то уходить, а кому-то оставаться?

Она бросает комочек фольги на клумбу. Смотрит на пустые ладони, затем поднимает руки и с силой трет вокруг глаз, щеки, лоб и даже уши. Как будто уставший человек пытается умыться, только без воды.

– Ничего не могу поделать, глаза сами закрываются. Пойду во флигель… найду мягкий диван, надо поспать. И одежду высушить.

Она улыбается, показывая плотно посаженные друг к другу передние зубы. И говорит тебе четко, чтобы ты понял:

– Ничего не поделаешь, придется тебе одному отдуваться за всех.

* * *

Не знаю, стоит ли верить Сончжу. Военные вполне могли увезти Чондэ и где-нибудь его закопать. Но и в маминых словах может быть правда – вдруг Чондэ лежит в больнице после операции, еще не пришел в себя, потому и не звонит. Вчера ближе к вечеру, когда мама и брат пришли забрать тебя домой, ты упорно отказывался, ссылаясь на то, что должен отыскать Чондэ, и мама предложила:

– Надо бы в реанимационных отделениях поискать. Давай вместе обойдем все больницы.

Она схватила тебя за рукав куртки:

– Знал бы ты, как я испугалась, когда услышала от людей, что тебя видели здесь. Подумать только! Ты и столько трупов кругом… Неужели не страшно? Ты ж трусишкой был.

В ответ ты едва заметно улыбнулся и сказал:

– Уж если кого бояться, так это военных, а мертвых – чего их-то бояться?

На лице брата появилось очень строгое выражение. Он с детства только и знал, что сидеть над учебниками. Все годы учебы он считался лучшим в классе, однако дважды провалил вступительные экзамены в университет и сейчас готовился поступать третий раз. Похожий широким лицом на отца, он отрастил довольно густые усы и бороду. К двадцати годам он выглядел намного старше своих лет, как уже женатый мужчина. В отличие от него, самый старший брат, мелкий государственный служащий, работающий в столице, был красив лицом, невысок и худощав. Когда он приезжал домой на время отпуска и три брата собирались вместе, среднего сына все принимали за старшего.

– Ты думаешь, хорошо подготовленные правительственные войска, с пулеметами и танками, не входят в город, потому что испугались гражданских, вооруженных винтовками времен Корейской войны? У них своя стратегия, они ждут только приказа сверху. Останешься здесь – умрешь.

Боясь, что брат даст тебе затрещину, ты отступаешь от него на один шаг и говоришь:

– За что меня убивать-то? Я тут только мелкие поручения выполнял.

Ты с силой вырываешься из маминых рук, вцепившихся в рукав куртки.

– Не волнуйтесь, еще несколько дней побуду здесь, помогу людям и вернусь домой. И Чондэ найду.

Неловко махнув рукой на прощанье, ты убегаешь в школу.

* * *

Потихоньку светлевшее небо вдруг проясняется в один миг с такой силой, что слепит глаза. Ты встаешь, огибаешь здание с правой стороны и смотришь, что происходит на улице. Оттуда видна опустевшая площадь; толпа разошлась. Только перед фонтаном родственники погибших сбились в небольшие группки по три-четыре человека. Видишь, как мужчины поднимают в грузовик гробы, до этого сложенные под трибуной. Ты пытаешься рассмотреть, кто находится среди этих мужчин, прищуриваешься, и при ярком свете твои веки начинают мелко подрагивать. Эта дрожь передается щекам.

При первой встрече с Ынсук и Сончжу ты не сказал всю правду.

В тот день, демонстранты устроили шествие по площади перед вокзалом и в первом ряду везли тележку с телами двух расстрелянных мужчин. Шумело море людей, среди которых были старики в шляпах, дети одиннадцати-двенадцати лет и женщины с пестрыми зонтиками от солнца. Но в тот день живого Чондэ последним видел вовсе не сосед, а именно ты. И не просто видел его, а видел, как ему в бок попала пуля. А до этого вы с самого начала шли вместе, держась за руки. Вы пытались пробраться к голове колонны. Вдруг раздались оглушительные выстрелы, и все бросились врассыпную.

– Они стреляют холостыми! Не бойтесь! – закричал кто-то, но когда одна группа повернула назад, в передних рядах возникла давка, и в этой суматохе ты отпустил руку Чондэ. Снова прогремел залп, Чондэ упал на бок, а ты, забыв про все на свете, со всех ног пустился бежать. Ты смог остановиться только у стены рядом с магазином электротоваров, двери которого были закрыты ставнями. Там уже стояли трое взрослых. К ним изо всех сил мчался мужчина, очевидно, из их группы. Внезапно из его плеча полилась кровь, и он упал лицом вниз.

– О, небо! Что делают-то! С крыши… – проговорил, с трудом переводя дух, наполовину облысевший мужчина рядом с тобой. – В Ёнгю стреляли с крыши.

С крыши здания рядом снова выстрелили. Спина раненого, который с большим трудом пытался подняться, резко дернулась, и он перевернулся. Хлынувшая из живота кровь в один миг растеклась по всей груди. Ты посмотрел на лица людей, стоящих рядом. Все пораженно молчали. Лысеющий мужчина зажал себе рот рукой, тело его тряслось мелкой дрожью.

Ты прищурился и увидел несколько десятков людей, валяющихся посреди улицы. Вдруг тебе показалось, что ты видишь спортивные брюки небесного цвета, точно такие же, как на тебе. Показалось, что видишь, как дергается голая нога, с которой слетел кроссовок. Ты уже готов был броситься к нему, но стоящий рядом мужчина схватил тебя за плечи. В эту секунду из соседнего переулка выскочили три парня. Подхватив под мышки лежащих, они попытались поднять их, но тут со стороны площади, где заняли позицию военные, раздалось несколько выстрелов подряд. Парни обмякли и повалились на землю. Ты посмотрел на широкий переулок на противоположной стороне улицы. Около тридцати человек, мужчины и женщины, наблюдали за происходящим, стоя вплотную у каждой стены, словно примерзли к ним.

Минуты через три после выстрелов из переулка напротив стремглав выбежал человек очень маленького роста. Он что есть духу помчался к кому-то из валяющихся людей. Снова раздались выстрелы, и смельчак упал. Стоящий рядом мужчина тут же закрыл твои глаза широкой ладонью и сказал:

– Если выйдешь сейчас, умрешь почем зря.