Избранные произведения в 2-х томах. Том II. Подменыш (роман). Духовидец (из воспоминаний графа фон О***)

– Конечно, помню. Тогда ты меня высмеял.

– То же и теперь, – воскликнул он. – Почему я должен на тебе жениться?

– Потому, что бабушка хочет этого, и потому…

Он перебил:

– Бабушка? Она это сказала?

– Нет, – ответила Эндри. – Но я отлично знаю, что она этого желает. И я также этого хочу, и ты – тоже.

– Нет, нет! – воскликнул он резко. – Я этого вовсе не хочу. И имею для этого серьёзные основания. При браках между родственниками дети рождаются идиотами. Ведь мы с тобой двоюродные брат и сестра.

Она щёлкнула языком:

– Ах, мы только так говорим! Ты ведь не настоящий мой двоюродный брат, ты это знаешь. Твоя мама была дочерью сестры дедушки. Капелька крови от прадедушки – какое тут родство? А, кроме того, я в это не верю! Мы в Войланде случаем собак, козлов, йоркширских свиней; кур, гусей и уток всяких сортов – всегда самую близкую родню. Достаточно, если только иногда возьмём немного свежей крови. Молодые выходят такие же, как и старые, часто лучше, потому что мы выбираем лучшие экземпляры. Никакого вырождения незаметно. А это большей частью сестры и братья. У меня нет никакой боязни. Я вышла бы за тебя замуж, если бы ты даже был моим братом.

Ему вдруг стало жарко! Он приложил к губам кубок и пальцами схватил её руку.

– Да, ну так хорошо!.. – прошептал он.

– Что ты под этим подразумеваешь: «так хорошо»? – спокойно спросила она.

Он смутился и покачал головой.

– Да ничего. Ты этого не поймёшь. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Эндри! Это ведь не к спеху! Ты ещё незрелая слива. Слишком молода для замужества.

– Слишком молода? – вскричала она. – Маме было семнадцать лет, когда она вышла замуж, а бабушке даже шестнадцать. Спроси её! Ты должен ещё сдавать экзамены, ещё некоторое время будем женихом и невестой – и я достаточно вырасту.

Он оборонялся:

– Я думаю, ты слишком молода для меня. Я старше тебя на шесть лет. Теперь ты слишком молода, а позже – будешь слишком стара. Разве ты этого не понимаешь? Женщина стареет быстрее мужчины. Когда тебе стукнет сорок, ты будешь старухой, слишком старой для меня.

Она покачала головой:

– То слишком стара, то слишком молода! Как тебе угодно. Ты думаешь, я не знаю, что все это – только глупые отговорки? Что было в письмах, Ян?

Он невольно сунул руку в карман.

– Письма? Это – ничего, это – только… – Он прервал себя, взял её руку, погладил её.

– Ну, Ян? – настаивала она.

– Оставь меня в покое, Приблудная Птичка, – просил он. – С письмами – это уже прошло. Я ведь остаюсь здесь, остаюсь дожидаться орла.

Он засмеялся, выпил, поднёс бокал к её губам. И опять быстро заговорил о тирольском орле.

– За кем будет охотиться орёл? Ни волков в Войланде нет, ни газелей, диких ослов тоже нет…

– А ты, Приблудная Птичка, – шутливо заметил Ян, – всегда должна выходить с зонтиком, иначе с тобой будет, как с Эсхилом!

– А кто такой Эсхил? – спросила она.

Он вздохнул.

– Я хотел бы, чтобы бабушка тебя хоть на год послала в какую-нибудь школу – ты бы хоть чему-то научилась. Ты очень способная, Эндри, но при этом неприлично необразована. Эсхил был греческий поэт, который вывел в театре в своих пьесах все то общество, что ты видишь здесь, на Рубенсовских коврах.

– Я ни разу ещё не бывала в театре, – отвечала Эндри. – Ты мог бы меня когда-нибудь взять с собой – вот я и знала бы об этом Эсхиле.

– Это не так просто. О нем говорят, но его уже не играют.

– И он всегда ходил с раскрытым зонтиком?

– Да нет же, – возразил студент. – Тогда и зонтиков не было. Просто орёл сбросил черепаху на его лысую голову и убил его.

– С каких это пор орлы кидаются черепахами? – смеялась Эндри.

– Они на самом деле так поступают. Ловят черепах, но не могут склевать и тогда с высоты бросают на скалы, чтобы разбить их броню.

Они смеялись, пили и болтали. Он забыл свои тревоги, она – свои планы. Оба были снова, как дети, беззаботны и свободны. Лежали у огня, катались вместе по ковру, как молодые звери.

Она встала.

– Ну, Ян, я должна теперь идти, – сказала она.

Он взглянул на неё:

– Как ты выросла, Приблудная Птичка! Если так пойдёт дальше, я буду выставлять тебя на ярмарках, как женщину-гиганта.

Он встал рядом с ней:

– И действительно, Эндри, ты красива! У тебя серые глаза, как у бабушки.

Он вынул изо льда бутылку и вылил остатки в кубок:

– Ещё по глотку на каждого. Пей, Эндри!

Когда она пила и глубоко дышала, он заметил, как подымалась её грудь. Только теперь он обратил внимание, что она была в платье с вырезом.

– И грудь у тебя, – засмеялся он, – тоже, ей-богу, красивая!

Она схватила с кресла платок и накинула на плечи.

– Это тебя не касается! – воскликнула она. – Раз ты не хочешь на мне жениться, то не надо тебе и знать, какая у меня грудь.

Это раздразнило его. Смеясь, он начал срывать с неё платок. Его руки коснулись её спины – её кожа похолодела.

Но она жгла. Он отнял пальцы, но тотчас же потянул их снова. Он дрожал и чувствовал, что и она тоже трепещет. Медленно его рука сползла по её плечу.