Тренировочный полет

Пожалуй, я вам нарисовал более-менее полную картину. Вопросы?

Джон на минуту задумался.

– Только один, – ответил он. – Не знаю, может, это прозвучит глупо… Скажите, обучение как-то подействует на меня физически? В смысле, буду ли я действительно слегка…

– …слегка со сдвигом? Разве что теоретически. Новая личность, Джон-два, сможет функционировать только в специфических условиях кабины пилота. Ваша естественная личность, Джон-один, принимает командование, едва вы покидаете корабль. Единственное непривычное ощущение – периодическая амнезия. Две личности абсолютно отделены друг от друга и автономны. Когда доминирует одна, вторая полностью отключается.

Джон уже принял решение – сказать по правде, он это сделал уже давно.

– Адмирал, я по-прежнему хочу стать пилотом. То, что я сейчас услышал, ничего не меняет.

Они пожали друг другу руки. Адмирал сделал это с легкой грустью – уже в который раз. Юные добровольцы воображают себе одно, а на деле их ждет совсем другое, и Адмирал знал это лучше всех.

Джон уехал в тот же день, даже не попрощавшись с товарищами. Курсы обучения пилотов находились на другом конце базы. И все-таки это был совсем иной мир.

Больше всего Джону нравилось новое ощущение собственной значимости. С ним обращаются не как с неразумным курсантом, а как с достойным доверия, как с равным. Он в числе избранных. В группе всего двенадцать человек, зато над их обучением трудится полторы тысячи.

Вскоре стало понятно почему.

Первые несколько недель были заполнены в основном физическими упражнениями и тестами. Затем последовали нескончаемые энцефалограммы и сеансы в гипнокамерах. Поначалу Джона мучили кошмары, в течение многих дней он испытывал странные ощущения, находясь словно в полусне. И это был только первый этап программы. Он предполагал полное разделение двух личностей.

Коль скоро это случилось, Джон-1 понятия не имел о Джоне-2. Время бежало очень быстро, поскольку большая часть обучения благополучно миновала сознание Джона-1.

Одним из разделов программы была координация: курсантов учили принимать скрытую часть сознания и сосуществовать с ней. Он сам, конечно, не встречался с Джоном-2, зато имел возможность понаблюдать вторую личность другого пилота. Его товарища звали Дженкинс – худенький юноша, годом старше Джона. Это был тест на контроль мелкой моторики в условиях резкого ускорения. Джон глазам своим не верил. Дженкинс в испытательном кресле весьма отдаленно напоминал известного ему Дженкинса. Дженкинс-2 обладал абсолютно невыразительным лицом и такой плавностью движений, какая и не снилась Дженкинсу-1. Тренажер был чем-то вроде клетки, внутри которой сидел испытуемый; клетка совершала внезапные рывки в произвольно выбранных направлениях. Дженкинсу-2 надлежало при этом быстро орудовать переключателями на пульте, реагируя на меняющиеся световые сигналы. Его пальцы осторожно и очень ловко пощелкивали крошечными тумблерами, расположенными лишь в дюйме друг от друга, – клетка тем временем продолжала свои безумные прыжки с ускорением три g. Стальная мускулатура Дженкинса-2 легко справлялась с перегрузкой. И все же дело было не только в физической силе. Повышенная восприимчивость позволяла Дженкинсу-2 мгновенно фиксировать каждый толчок клетки в самом его зародыше, и мышцы послушно отвечали на очередной вызов точно рассчитанным напряжением. Так опытный моряк удерживает равновесие на качающейся палубе доведенными до автоматизма движениями.

Когда создание Джона-2 полностью завершилось, Джону-1 пришлось претерпеть некоторые неприятности. Как-то раз он обнаружил, что находится не в кабинете психолога, где ему полагалось быть, а на больничной койке. Более того, его ладонь пересекал довольно жуткий с виду порез, а два пальца на руке были сломаны.

– Травма в ходе обучения, – пояснил врач. – Что-то разладилось в ускорительном тренажере. Не вцепись ты в крепежный стержень, пришлось бы худо. А так только руку немного повредил. Вот он, стержень.

Протягивая кусок металла, врач улыбался – Джон тут же понял почему. Полудюймовый стальной прут был переломлен надвое. Джон-1 не одолел бы такую железяку даже с молотком и зубилом.

Не все обучение предназначалось Джону-2. Вторая личность была полностью сформирована, и теперь занятия делились пополам. Джон-1 постигал все, что только нужно знать о космическом корабле, за исключением кабины пилота. Пока корабль на земле, за него отвечает личность номер один: техосмотры, ремонт, даже поддержание репутации в глазах пассажиров – все это по ее части. Официально корабль ведет Джон-1, и ему должны доверять. Никому не могло прийти в голову, что он отключается, едва переступив порог кабины. Он много раз пытался поймать этот момент, но никогда не получалось. В его организм была внедрена программа, автоматически запускающая смену личностей. Как только Джон-1 входил в дверь или даже просто заглядывал в кабину, программа срабатывала – и Джона-1 как не бывало. Зато Джон-2 моментально воцарялся в своем мирке.

День выпуска стал самым важным и в то же время самым обескураживающим днем его жизни. В Академии не существовало такого понятия, как выпускной курс. Когда пилот заканчивал обучение, его ждала пышная церемония с участием как минимум тридцати тысяч человек – персонала базы почти в полном составе. Все шли парадным маршем, и Джон в своей черной пилотской форме возглавлял колонну. Сам Адмирал достал платиновые крылышки – старейший символ преодоления силы земного тяготения – и собственноручно украсил ими петлицы Джона. Воистину памятный момент.

А потом настало время прощаться с семьей; корабль уже ждал его. Еще одно примечательное событие выпускного дня – новоиспеченный пилот должен отправиться в первый рейс. Всего-то пустяковый скачок на Луну, но все же это первый полет. Джон поднялся по трапу груженного припасами транспорта, обернулся и помахал родственникам – далеким пятнышкам. А потом вошел в кабину пилота.

Он вообще не почувствовал, что миновало какое-то время. Минуту назад Джон был на Земле, вдох-выдох – и вот он уже на Луне. Если бы не скафандр и не ноющие от усталости мышцы, он бы и не поверил, что полет состоялся. Так что опыт вышел, мягко говоря, разочаровывающий.

Стоя в саду, Джон смотрел на только что взошедшую луну и размышлял о прошлом. Прошлое скрипело на зубах, как песок. В доме кто-то рассмеялся, бутылка звякнула о бокал. Джон прогнал мрачные мысли и попытался сосредоточиться на настоящем.

Вечеринка в его честь, в его родовом гнезде. Джон тянул с этим ужином сколько мог, но все-таки отвертеться не получилось. Он так и думал, что будет хуже некуда. Одно дело, когда сам живешь с этой ложью, но совсем другое – быть липовым героем в собственном доме.

Он расправил плечи, щелчком сбил с куртки невидимую пылинку и вернулся к гостям.

Следующим утром ему надлежало явиться на базу для прохождения сорокавосьмичасового осмотра и разминки – обычная процедура перед полетом. Врачи настраивали его организм на максимальную отдачу, а он тем временем слушал инструктаж. Это будет его самый долгий рейс – и самый важный.

– Путь неблизкий, – сообщил офицер-инструктор. – На Юпитер, точнее, на его восьмой спутник. Он из тех, что вращаются по ретроградной орбите. Там база и обсерватория, и нужно доставить туда новую смену астрофизиков, которые будут изучать гравитацию Юпитера. Их двенадцать человек и оборудование – немалый груз. Твоя головная боль – вернее, не твоя, а Второго – пояс астероидов. От эклиптики сильно отклоняться нельзя, так что, возможно, придется иметь дело с метеоритами. Такое уже случалось. Но ничего страшного: немного везения, и полет пройдет благополучно.

Джон пожал руки взошедшим на борт пассажирам, проверил, как техники запечатали камеры гибернации. Убедившись, что все в порядке, направился из пассажирского салона к кабине пилота. Перед ней он всегда чуть притормаживал. Сейчас дверь распахнется, и он уже ничего не сможет изменить. Это последний акт его собственной воли, а потом явится Джон-2.

После секундного колебания он толкнул дверь, мысленно сказав себе: «Следующая остановка – Юпитер».

Только вместо Юпитера пришла боль.

Он утратил способность видеть и слышать. Тысячи разных ощущений навалились на него разом. И от этого боль становилась еще сильнее. Еще больше, еще багровее, еще ужаснее – такой муки он и представить себе не мог. Невероятным усилием воли Джон заставил себя моргнуть и сфокусировать взгляд.

За лобовым стеклом корабля сияли звезды. Он был в космосе, в кабине пилота. На секунду даже забыл о терзавшей его боли – так заворожило зрелище звезд. Но она тут же напомнила о себе. Он мучительно сосредоточился, силясь понять, что происходит и как прекратить невыносимую пытку. Единственным источником света в темной кабине были огоньки на огромных панелях управления. Огоньки мерцали и менялись, а он понятия не имел, что все это значит и что с этим делать.

А потом накатил новый приступ боли. Пилот закричал и потерял сознание.

Джон-1 командовал их общим телом лишь несколько мгновений, однако в какой-то мере его паника передалась Джону-2. Пилот потерял контроль над ситуацией и позволил себе отключиться. Такое повториться не должно. Нейронные блоки справились с болью, но ее частицы сумели просочиться в мозг и повлиять на мыслительный процесс. Метеорит! Наверняка во всем виноват метеорит.

Впереди зияло отверстие размером с кулак; воздух со свистом уносился наружу. В дырку заглядывала звезда – она сияла ярче и яснее, чем все когда-либо виденные им звезды. Метеорит пробил корпус, а потом врезался в перегородку за его спиной. Скорее всего, был взрыв, и камень испарился в яркой вспышке. При этом он наделал немало разрушений, повсюду разбрызгал расплавленный металл и повредил коммуникации в основании пилотского кресла. Становилось трудно дышать, воздух почти ушел. А еще было очень холодно.

Скафандр хранился в шкафчике, всего в десяти футах. Только Джону никак не удавалось выбраться из кресла, мешали ремни безопасности. Электронное отстегивающее устройство было разбито вдребезги, а дублирующее механическое сильно помято. Он изо всех сил пытался справиться с застежками голыми руками.

Дышать было трудно. Снова накатила паника, и он уже не мог ей сопротивляться.

Джон-2 задохнулся и закрыл глаза. Джон-1 их открыл.

Ошеломляющая волна боли тут же прокатилась по телу. Джон снова закрыл глаза; его тело обмякло и завалилось вперед.

А потом он выпрямился и резко взметнул веки. Глазные яблоки беспорядочно завращались, но уже через секунду замерли. Во взгляде, устремленном строго вперед, не светилось ни искорки разума.

Джон-3 был созданием более примитивным, чем любой человек или зверь, когда-либо ступавший по Земле. Он понимал только одно: надо выжить. Выжить и спасти корабль. Он смутно осознавал присутствие Джона-1 и Джона-2; он мог воспользоваться их памятью в случае необходимости. У него самого имелось единственное воспоминание – боль. Рожден среди боли, обречен на боль; боль – его вселенная.

Джон-3 был защитным механизмом, созданным на случай, если вторая личность пилота окажется не в состоянии спасти корабль, – такое тоже допускалось. Третья личность получала контроль над телом только в экстремальных ситуациях, когда все прочие средства были исчерпаны.

Разум Джона-3 утонченностью не отличался. Вижу проблему – решаю проблему. В мозгу засела одна мысль: «Добыть скафандр». Он попробовал встать и понял, что это невозможно. Обеими руками Джон-3 дернул ремни на груди, но разорвать их не сумел. Застежка – это проблема. Открыть застежку!

Инструментов нет, только руки. Используй руки! Он просунул в застежку палец и потянул. Палец напрягся и сломался. Джон-3 не чувствовал боли, не испытывал эмоций. Он впихнул в застежку второй палец и с усилием дернул. Второй палец, едва не оторвавшись напрочь, повис на кусочке кожи. Джон-3 вставил в застежку третий палец – большой.

Застежка наконец не выдержала. Изувеченная кисть руки болталась бесформенной тряпкой. Покинуть кресло! Джон-3 рванулся изо всех сил. Бедренная кость правой ноги с громким треском сломалась, разорвав нижний ремень. Подтягиваясь здоровой рукой и отталкиваясь правой ногой, пилот кое-как доковылял до шкафчика со скафандром.

В кабине был уже почти вакуум; приходилось то и дело смаргивать намерзающий на ресницы лед. Пульс участился в четыре раза: сердце отчаянно пыталось протолкнуть кислород в умирающее тело.

Джон-3 все это чувствовал, но нисколько не расстраивался. Таков уж был его мир. Существовал единственный выход, единственный способ вернуться в привычное бессознательное состояние – завершить начатое. Он ведь не знал – его никто этому не учил, – что смерть тоже является выходом.

Осторожно и методично он извлек скафандр и залез внутрь. Включил подачу кислорода, полностью загерметизировался и со вздохом облегчения закрыл глаза.

Джон-2 открыл глаза и почувствовал боль. Впрочем, вполне переносимую: он ведь твердо знал, что сумеет выбраться из переделки и спасти корабль. Аварийная заплата остановила утечку воздуха, и пока за счет резервных емкостей восстанавливалось нормальное давление, Джон-2 изучил состояние корабля. Вполне можно долететь на вспомогательном и ручном управлении. Нужно перенастроить приборы и кое-что отремонтировать, только и всего.

Когда давление достигло семи фунтов на квадратный дюйм, Джон-2 расстегнул скафандр и оказал себе первую помощь. Его до крайности удивили травмы, он не мог припомнить, как и когда умудрился так искалечиться. Впрочем, Джон-2 не был приспособлен для решения проблем подобного рода. Он быстро обработал мазью и забинтовал пострадавшие конечности, после чего вернулся к ремонтным работам. Что бы ни случилось, это будет успешный полет.

Джон даже не догадывался о том, что рядом постоянно находился безвестный спаситель – спящий и готовый пробудиться Джон-3. Джон-1 был уверен, что он сам и пассажиры обязаны жизнью Джону-2. Джона-2 такие вопросы вообще не интересовали. Вести корабль – вот его работа.

Джон-1 медленно выздоравливал в госпитале на Юпитере-8. Он не переставал дивиться способностям собственного тела: с такими-то повреждениями оно сумело выкарабкаться и спасти пассажиров. Боль беспокоила его еще долго, но это совершенно не огорчало. Не такая уж высокая цена.