Тренировочный полет

– Всегда был лишен смысла! – рявкнул Карл. – Теперь-то я знаю. Так где же ты? Я тебя достану!

Машина, не слушая его, монотонно продолжала:

– …В таком случае вам надлежит пройти доследование. Офицеры службы порядка уже посланы, чтобы вернуть вас под стражу. Не оказывайте им сопротивления, иначе… грлллык…

Очередной удар стойкой, и динамик разлетелся вдребезги.

– Давай, присылай своих офицеров, – прошипел Карл, обращаясь к массе спутанных проводов и покореженного металла. – Я и с ними разберусь.

Впрочем, исход все равно был предсказуем. Не мог же Карл, преследуемый всевидящим оком Центра, скрываться вечно. Полицейский наряд загнал его в угол на нижнем уровне. Двоих он уложил меткими ударами, прежде чем ему успели вколоть парализующий препарат.

Тот же самый зал, тот же судья. Однако теперь с Карла не спускают глаз двое мускулистых охранников-людей. Непонятно, правда, зачем вообще караулить это жалкое создание – все в бинтах, бессильно привалившееся к барьеру.

Раздалось жужжание, это включился робот-судья.

– Тишина в зале заседания! – стукнул он молотком. – Карл Тритт, настоящий суд признает вас виновным…

– Да что вы? Опять? И не надоело? – издевательски спросил Карл.

– Требую тишины во время оглашения приговора, – громко произнес судья и снова ударил молотком. – Вы виновны в преступлениях столь многочисленных, что назначение вам срока наказания признано нецелесообразным. Поэтому вы приговариваетесь к упразднению личности. Психохирург будет удалять из вашего организма по частям личность, покуда она не исчезнет совсем.

– О нет! – прохныкал Карл, умоляюще протягивая руки к судье. – Только не это!

Жалобное нытье неожиданно сменилось громким смехом. Карл проворно дотянулся до стола и схватил судейский молоток. Изумленная охрана и глазом моргнуть не успела, а подсудимый уже колотил ее захваченным орудием. Один свалился тут же, получив мощный удар по уху. Другой попытался выхватить пистолет, но упал прямо на оглушенного товарища.

– Ну что, судья?! – радостно выкрикнул Карл. – Молоточек-то у меня! Гляди, как я умею!

Карл метнулся вокруг судейского стола и одним ударом превратил глянцевую голову в кусок покореженного металла. Он даже не попытался защититься, этот отросток Централизованного контроля.

Послышался топот бегущих ног, кто-то рванул дверь. На этот случай у Карла не было плана. Главное – разгромить как можно больше вокруг, пока его не схватили и пока в нем не угасло пламя мятежа. В зал заседаний ведет только одна дверь. Карл быстро огляделся. Опытный глаз техника нашел на стене за судейской скамьей крышку смотрового окна. Рванув защелку, Карл распахнул его.

Видеокамера наблюдает за ним из самой высокой точки зала, и с этим, похоже, ничего не сделаешь. Куда бы он ни направился, машина будет следить. Попытка оторваться от погони – вот и все, что в его силах. Он уже протискивался в смотровое окно, когда в зал ворвались два робота.

– Карл Тритт, сопротивление бесполезно. Очередные поправки были внесены… внесены… Карл… Карл… Ка…

Карл удивленно прислушивался к голосам, раздававшимся за тонкой металлической дверцей, и никак не мог понять, что случилось. Он даже отважился выглянуть. Оба робота нелепо дергались на месте. Их динамики шуршали, но больше не исторгали слов. Несколько секунд – и беспорядочные движения прекратились. Как по команде, оба робота развернулись, подхватили лежавших без сознания полицейских и вышли. За ними закрылась дверь. Карл не знал, что и думать. Он продолжал смотреть. Через несколько минут дверь открылась снова. На этот раз в зал вкатился робот-ремонтник, обвешанный инструментами. Он направился к сломанному судье и занялся его починкой.

Тихонько прикрыв дверцу, Карл прислонился к ее холодному металлу и попытался осознать, что же происходит. Раз уж никто его не преследует, есть время подумать.

Почему его оставили в покое? Почему Централизованный контроль ведет себя так, словно не знает, где мятежник? Город до отказа нашпигован следящими устройствами вездесущей машины – уж это-то Карл усвоил. И она координирует свои действия с машинами других городов. Нет места, которого она не видит. Точнее, есть только одно такое место.

Догадка пришла так внезапно, что он даже ахнул. Затем огляделся. В том месте, где Карл стоял, начинался туннель, усаженный переключателями и контрольными щитками; все это тускло освещалось пластинами со встроенными элементами накаливания. Может быть… Конечно может. Даже должно быть!

В целом мире есть одно-единственное место, куда не способен проникнуть своим оком Централизованный контроль. И место это – внутри главного механизма. Там содержится его память. Его управляющие схемы. Ни одна машина, способная автономно принимать решения, не может самостоятельно вносить изменения в свою мыслящую схему. Если даже она попытается, реакция будет обратной, то есть деструктивной. Поврежденная система только еще больше разбалансирует себя, а исправить ничего не сумеет.

Карл находится в мозгу у Централизованного контроля. А это значит, что для неусыпного механического ока мятежник просто перестал существовать. Он там, где его невозможно увидеть. Но ведь машина видит все. Следовательно, его нет на свете. Возможно, вся информация о нем уже стерта.

Он пошел по коридору – сначала осторожно, но с каждым шагом все быстрее.

– Свобода! – завопил он. – Настоящая свобода – впервые в жизни! Могу делать что хочу! Могу смотреть на всех и веселиться!

Карл испытывал невероятный душевный подъем. Ликуя, он открывал дверь за дверью и шествовал по своему новообретенному царству.

Он говорил во весь голос; в нем так и бурлила радость:

– Здесь же куча роботов-ремонтников, тех, что работают на коммуникациях. Они-то и будут доставлять мне еду. Да и все, что угодно: мебель, одежду. Буду жить как вздумается – и делать что вздумается.

От таких перспектив голова шла кругом. Он толкнул очередную дверь и встал как вкопанный.

Перед ним была комната. Отличная комната – он бы сам не отказался от такой. Мебель подобрана со вкусом, кругом книги, на стенах картины, из проигрывателя льется нежная музыка. Карл изумленно уставился на все это великолепие. А потом за его спиной раздался голос:

– Живется здесь, прямо скажем, неплохо. Весь город у твоих ног, чего ни пожелаешь, тебе приносят на блюдечке. Но ты-то, жалкий дурачок, почему решил, что первым до этого додумался? Что первым пришел сюда? Уж не обессудь, на двоих здесь места не хватит.

Медленно, очень медленно Карл обернулся. Он все еще держал в руке судейский молоток. Карл мерил взглядом расстояние между собой и стоящим в дверях человеком, прикидывая, велики ли шансы у молотка против пистолета.

Планета райского блаженства

За бортом стремительно несущегося корабля простирался в беспредельность пространства и времени черный космос. В его отсеках горел свет и не смолкал смех, а в кают-компании еще и позвякивали бокалы с коктейлями. Там было полно народу, весьма и весьма довольного жизнью.

Хмурился только Дэв Гравитон. Он застыл в напряженной позе, не выпуская из руки бутылку минеральной воды. А поскольку куплена она была не ради утоления жажды и даже не ради желания выглядеть как все, Дэв ощущал свое неизмеримое превосходство над спутниками, этими безнадежными пищеманами и питьефилами.

Напротив него сидел толстяк с Мизара-2, и этот субъект тянулся уже за пятой порцией мартини. Один глоток – и все содержимое бокала перекочевывает в щедро смазанное жиром горло. При мысли о том, каким разрушениям подвергается слоистая оболочка пищевода под воздействием концентрированного алкоголя, Дэв содрогнулся. А мизарец знай себе блаженно отдувается да сыто порыгивает. Приметив ужас на лице Дэва, он выразительно приподнял бровь.

– Мой юный друг, ваша проблема в том, – заговорил толстяк, – что вы не цените по-настоящему самое главное в жизни. Я говорю об изысканных напитках, об отменной пище. И конечно же о… Или вы и против женщин что-то имеете?

Ну, на такой вопрос существует исчерпывающий ответ, и содержится он в двадцать четвертом разделе «Карманного справочника техника». Эти магические слова приходили на помощь всякий раз, когда у Дэва возникали сложности эмоционального свойства.

– Удовлетворение потребностей ума – вот единственное настоящее наслаждение. Если человек ест ради вульгарного удовольствия от употребления пищи, он является пищеманом. Если человек пьет с целью опьянения, он питьефил. Эти разновидности ложного блаженства интерферируют с подлинными радостями ума. Как пищемания, так и питьефилия являются преступлениями, подлежащими наказанию.

– Это на вашей планете, мой мальчик, – расхохотался толстяк, – и только на ней. Счастлив поставить вас в известность, что остальные миры вполне цивилизованы. Однако вы так и не ответили насчет женщин.

Дэв снисходительно улыбнулся:

– А что насчет женщин? Они такие же, как и мужчины, если не считать минимальных физических отличий…

– Минимальных? – потрясенно переспросил собеседник.

– И эти минимальные физические отличия не играют существенной роли. На Автоматике-Семнадцать, моей родине, одной из самых прогрессивных планет Лиги Автоматизированных Миров, партнеров для брака подбирает машина, Генный Манипулятор. Я, между прочим, собираюсь жениться, как только вернусь из этой деловой поездки. Жду не дождусь, когда меня познакомят с нареченной, – не сомневаюсь, ее склад ума идеально соответствует моему.

– Я тоже не сомневаюсь, – пробормотал собеседник, изрядно шокированный таким матримониальным обычаем, и поспешил жестом заказать двойной мартини. – Боюсь, брачные ритуалы моей планеты не очень похожи на ваши.

Дэв очень давно не вел разговоров на столь скользкие темы, да и не испытывал ни малейшего желания вести. Он быстро допил минералку и встал, спеша избавиться от нервирующего общества мизарца. Как раз в эту секунду щелкнул корабельный динамик, и старший бортпроводник объявил:

– К пассажирам, прибывающим на Сильвейн, просьба переместиться в выходной шлюз. Стоянка корабля шестьдесят секунд.

– Это мне. – Толстяк встал, одним махом опустошил бокал и вперевалку двинулся к выходу.

В коридоре Дэв оказался одновременно с мизарцем и ступил на круглую плиту выходного шлюза как раз в тот момент, когда попутчик совал билет в считывающее устройство. Машина пискнула и зажгла на панели текст: «Приготовиться к высадке». В тот же миг плита сдвинулась, к ногам толстяка выкатился его багаж.