– О-го-го! – сказал Сэм, – ты, кажется, пуглива? – Черное лицо его осветилось странной лукавой улыбкой. – Постой-ка, я тебя успокою!
Лошади стояли под тенью развесистого бука и вокруг по земле валялось множество мелких, острых треугольных буковых орешков. Сэм поднял один из этих орешков и подошел с ним к жеребчику. Он стал гладить и ласкать лошадь, стараясь, по-видимому, успокоить ее. Как будто желая поправить седло, оп ловко подсунул под него острый маленький орешек таким образом, что малейшее давление на седло должно было страшно раздражать нервное животное, не оставляя на коже его никаких царапин или ранок.
– Так – сказал он сам себе, одобрительно ворочая белками глаз и скаля зубы, – дело налажено!
В эту минуту миссис Шельби вышла на балкон и подозвала его. Сэм подошел, с твердым намерением подделаться к барыне, не хуже любого кандидата на вакантное место в Сен-Джемском дворце или в Вашингтоне.
– Что ты так копался, Сэм? Я посылала Анди поторопить тебя.
– Господи помилуй, миссис! – отвечал Сэм- лошадей не поймаешь в одну минуту! Они забежали чуть не на южное пастбище, Бог их знает куда!
– Сэм, сколько раз я тебе говорила, что не слезет употреблять таких выражений как: «Господи, помилуй»; «Бог знает»; это грешно.
– О, Господи, спаси мою душу! Я помню ваши слова, миссис, я больше не буду.
– Да ты ведь и опять сказал, Сэм!
– Неужели! Ах, Господи! Я не думал… я это нечаянно, миссис.
– Надо быть осмотрительнее, Сэм.
– Дайте мне только собраться с духом, миссис, и у меня всё пойдет, как по маслу. Я уж буду осмотрителен.
– Хорошо, Сэм. Ты сейчас поедешь с мистером Гэлеем, чтобы показать ему дорогу и помогать ему. Смотри хорошенько за лошадьми, Сэм! Ты знаешь. Джерри хромала на прошлой неделе, не гони ее слишком сильно.
Миссис Шельби проговорила последние слова тихим голосом, с особенным ударением.