Он попытался ее обнять, но девушка вырвалась из его рук и в слезах выбежала из комнаты.
Рауль был вне себя от злости и ревности. Он упрекал себя за бестактность. Хотя находил ей некоторое извинение: свою безумную ревность. Кристина не зря так напугана тем, что ее тайна известна ему, видимо, эта тайна для нее важна. Так рассуждал виконт, хотя и он не переставал надеяться на целомудренность Кристины, но прекрасно понимал какая атмосфера любви и вожделения окружает любую артистку, тем не менее, для него было ясно, что в данном случае она «отдала только душу» и это очевидно касалось только музыки и пения. Но тогда, почему она так взволнована? Он снова почувствовал себя глубоко несчастным. О! если бы он мог видеть того мужчину! Почему Кристина убежала? Где она? Он отказался от завтрака и по мере того, как протекали часы, от которых он ждал так много счастья и утешения, он становился все печальнее. Что ей мешало выйти сюда и пойти вместе с ним бродить по знакомым местам, полным для них обоих таких сладких воспоминаний? Почему, наконец, она не уезжает, если находит, что ей здесь больше нечего делать? Он знал, что она еще сегодня утром отслужила по отцу панихиду и долго молилась на его могиле.
Занятый этими грустными мыслями, Рауль сам не заметил, как забрел на кладбище. Яркие красные розы, резко выделявшиеся на белоснежной пелене выпавшего накануне снега, сразу указали ему место упокоения бродячего музыканта Даэ. Они наполняли ароматом весь уголок кладбища и, казалось, что сама жизнь расцвела в этом убежище смерти. А кругом все дышало смертью, даже земля была настолько переполнена её жертвами, что им, казалось, не хватало места и целые сотни скелетов и черепов были сложены один на другом у церковной стены, придерживаемые только тоненькой железной проволокой. Все эти сложенные, как кирпичи, черепа, перемешивающиеся с блестящими белыми костями, казались фундаментом, на котором воздвигнут храм. И, как это часто встречается в старинных бретонских церквях, вход в ризницу приходился как раз между двумя рядами этих печальных свидетельств ушедших жизней.
Рауль помолился на могиле Даэ и, удрученный тяжелым зрелищем этих вечно улыбающихся черепов, вышел за ограду кладбища, поднялся на гору и сел на краю утеса. Ветер сердито играл гребнями волн, прогоняя последние проблески тусклого, умирающего дня. Сгущались сумерки, бледные тени окутывали равнину; ветер затихал, воздух становился свежее… Но Рауль не чувствовал холода. Он весь ушел в воспоминания. Сколько раз бывало, в лунные вечера, он приходил сюда с маленькой Кристиной, уверявшей, что как только взойдет луна, в долину собираются все горные духи и справляют праздник. Но ему несмотря на хорошее зрение, никогда не удавалось их видеть, но за то Кристина, немного близорукая с детства, говорила, что видит их отлично. Это воспоминание вызвало у него улыбку, но вдруг он вздрогнул. Чья-то, неизвестно откуда взявшаяся тень, сказала:
— Как вы думаете, они сегодня придут?
Это была Кристина. Он хотел что-то сказать, но она закрыла ему рот рукой.
— Послушайте, Рауль, я хочу вам сказать нечто очень, очень важное. — Её голос дрожал, но она все-таки продолжала:
— Помните легенду об «Ангеле музыки»?
— Еще бы, я даже помню, что ваш отец рассказал нам ее на этом самом месте.
— Да. И он мне сказал: «Дитя мое, когда я буду на небе, я тебе его пришлю». И вот он умер и меня посетил «Ангел музыки».
— Я так и думал, — серьезно произнес молодой человек, растроганный тем, что она, как он понял, приписывает свой недавний успех благословению покойного отца.
Кристина как будто слегка удивилась тому хладнокровию, с которым виконт принял её рассказ о посещении «Ангела музыки».
— Что вы хотите этим сказать? — спросила она, наклоняясь к нему так близко, что ему показалось, что она хочет его поцеловать, между тем, как на самом деле она только хотела заглянуть ему в глаза.
— Я хочу сказать, — ответил он, — что для того, чтобы человек мог петь так, как вы пели в тот вечер, нужно, чтобы с ним произошло какое-нибудь чудо, чтобы само небо подарило его такими божественными звуками. И потому я верю, что вы слышали Ангела музыки, Кристина.
— Да, — торжественно сказала она, — я слышала его у себя в гримерной, где он каждый день давал мне уроки вокала.
Она сказала эти слова таким странным, вдохновенным тоном, что Рауль взглянул на нее с беспокойством, как смотрят на больную, рассказывающую о своих галлюцинациях.
— В вашей гримёрной? — машинально повторил он.
— Да, — и не я одна его слышала…
— Кто же еще?
— Вы, мой друг.
— Я! Я слышал Ангела музыки?
— Ну, да! В тот вечер, когда вы слышали у меня в комнате мужской голос, это говорил он. Только я думала, что я одна его слышу. Потому я так и была удивлена, когда узнала, что вы тоже можете его слышать…
Рауль внезапно расхохотался. В эту самую минуту тучи рассеялись, и показавшаяся луна облила их бледным, ласкающим светом. Кристина была возмущена, её обыкновенно кроткие глаза теперь метали молнии.
— Я не понимаю вашего смеха. Вы все еще думаете, что со мной говорил мужчина?
— Само собой, разумеется, — ответил молодой человек, сбитый с толку её решительным тоном.
— И это говорите мне вы? Вы, мой друг детства, любимец моего отца!? Я вас не узнаю, Рауль! Но, что же вы подозреваете, что? Я честная девушка, виконт. Если бы вы вошли в гримерную, вы бы убедились, что там никого нет.
— Я это знаю. Когда вы вышли, я сейчас же вошел в гримерную и убедился, что там никого не было.
— Видите, я права! Следовательно…
Виконт призвал на помощь все свое мужество.
— Следовательно, над вами кто-нибудь смеется.
Она громко вскрикнула и бросилась бежать. Он, пытался остановить ее, но она на ходу крикнула ему: «Оставьте меня, оставьте!», и скрылась.
Рауль вернулся в гостиницу усталый и печальный.
Узнав, что Кристина поднялась к себе и сказала, что не будет обедать, он кое-как пообедал и тоже ушел в свою комнату. Но ему не удавалось заснуть. Рядом, в комнате Кристины, все было тихо. Что она делала? Спала? Мечтала? О чем, или вернее о ком? Мысли его путались. Странный разговор с Кристиной окончательно сбил его с толку. Он не столько думал о самой Кристине, сколько о чем-то «окружающем» ее, таком таинственном, сказочном и неуловимом, что у него кругом шла голова.
Часы медленно ползли один за другим, как вдруг, приблизительно около половины двенадцатого, в соседней комнате раздались легкие шаги. Значит, Кристина не спала! Не отдавая себе отчета в том, что он делает, молодой человек, стараясь не шуметь, поспешно оделся и стал ждать. Сердце его тревожно билось; он был готов на все. До него донесся скрип отворяемой двери. Он тихонько приоткрыл дверь своей комнаты и при свете луны увидел белый силуэт Кристины. Она пошла по коридору и стала спускаться по лестнице. В один момент он тоже был у перил лестницы. До него долетел голос хозяйки: «Не потеряйте ключ»! Затем послышался стук отворяемой и опять закрываемой двери и все затихло. Рауль бросился в свою комнату и распахнул окно. Белая тень Кристины двигалась по пустынной набережной. У самого окна возвышалось большое развесистое дерево. Рауль, недолго думая, ухватился за его могучие сучья и в одну минуту был на земле, к великому удивлению хозяйки, которая не могла потом понять, каким образом он выбрался из комнаты. Можно поэтому судить, каков был её испуг, когда наутро в гостиницу принесли полуживого, окоченевшего виконта, случайно найденного без чувств на ступенях главного алтаря кладбищенской церкви. При помощи Кристины ей скоро удалось привести его в чувство, и при виде очаровательного личика своей прежней приятельницы, ему сразу стало легче.
Что же произошло? Несколько недель спустя, когда известная драма в Гран Опера вызвала вмешательство судебных властей, судебный следователь Мифруа, допрашивая виконта де Шаньи, коснулся, между прочим, событий вышеупомянутой ночи.
И вот что им было записано:
Вопрос. — Мадемуазель Даэ не видела, как вы спустились по дереву из своей комнаты?
Ответ. — Нет, милостивый государь, тысячу раз нет. Между тем я следовал за ней по пятам, даже не стараясь ступать беззвучно. Наоборот, у меня было одно желание, чтобы она обернулась и заметила меня. Я не мог не сознать, что мое поведение некорректно и быть в роли шпиона недостойно моего имени. Но она, казалось, меня не замечала. Она прошла до конца набережной, потом вдруг повернула назад, и в то время, как на церковных часах пробило три четверти двенадцатого, стремительно направилась к кладбищу.
Вопрос. — Кладбищенские ворота были открыты?
Ответ. — Да, но это необычайное обстоятельство, по-видимому, нисколько не удивило мадемуазель Даэ.
Вопрос. — На кладбище, никого не было?
Ответ. — Я, по крайней мере, никого не заметил. Между тем ночь была лунная и благодаря выпавшему снегу, было совсем светло.
Вопрос. — Может быть, кто-то прятался за могилами?
Ответ. — Нет. Все могилы были настолько низки и занесены снегом, что от них были видны только одни кресты. Кроме нас никого не было. Церковь стояла залитая каким-то особенным, прозрачным лунным светом.
Вопрос. — Вы вообще суеверны?
Ответ. — Нет, я просто человек верующий.
Вопрос. — Как вы были тогда настроены?
Ответ. — Я был совершенно спокоен и отдавал себе отчет в том, что происходит. Сначала, конечно, ночная прогулка мадемуазель Даэ меня несколько смутила, но видя, что она пошла на кладбище, я подумал, что мадмуазель хотела еще раз побывать на могиле отца, и успокоился. Меня только удивляло, что она не слышит моих шагов, так как снег хрустел у меня под ногами. Думая, что она погружена в воспоминания об умершем, я не хотел ей мешать, и остановился в нескольких шагах от нее. Она опустилась на колени и стала молиться. В эту минуту пробило полночь.