Мы будем вместе. Письма с той войны

Правительство высоко оценило мою службу: я награждён двумя орденами Красной Звезды и сейчас представлен к третьей награде.

Но в бою я искал не славы.

В 1941 году мне пришлось оставить семью в пограничном районе и взять в руки оружие. Вскоре я узнал, что моя семья погибла от рук немцев, а школа, в которой я работал, сгорела. Я ощутил жгучую ненависть к врагу, желание мстить и мстить!..

Ранение и контузия надолго вывели меня из строя, но, когда враг подходил к Волге, я снова добровольно пошёл на фронт. Я горячо любил родину и не мог перенести наших временных неудач. «Мёртвые сраму не имут», – думал я, уходя в бой, как думали многие, но умирать не торопился.

Мой командир, Герой Советского Союза Дорошкевич, был тоже охвачен ненавистью к врагу. Наш танк врезался в расчёты и колонны противника, перемалывая его технику и уничтожая живую силу. Это были первые поминки по сыну и жене. Кровь их дорого обошлась немцам.

За Доном я был ранен в левую руку. Идти в госпиталь не хотел, чтобы не потерять связи со своей частью. Работал в штабе, где можно было обойтись без левой руки. Но, когда наши войска подошли к Курску, не вытерпел и снова пошёл на линию огня.

Многие авторы писем ко мне считают меня излишне скромным. Нет. Я всю жизнь старался быть, если не лучше всех, то, по крайней мере, не хуже других, иначе жизнь потеряла бы для меня всякий смысл.

И вот я, простой учитель, всю жизнь посвятивший педагогике, любивший музыку, стихи, цветы и детей, смог уничтожить несколько десятков вражеских солдат и офицеров, которые всю жизнь посвятили войне. Я горжусь этим, но не приписываю этих заслуг только себе, а и моим товарищам воинам и в первую очередь командирам.

Моя сила не только в солдатском служении долгу, не только в первоклассном оружии, которым я стремлюсь владеть в совершенстве. Я и в строю остался педагогом. В короткие часы досуга в блиндажах, на привале читаю и рассказываю нашим молодым бойцам литературные произведения классиков, на примере героев этих книг воспитываю в них мужество, отвагу, настойчивость в достижении цели.

На войне лучше узнаёшь человека, его сердце и душу. Именно здесь, встречаясь с воспитанниками школы, я понял, как ещё много недостатков в её работе по обучению и воспитанию молодого поколения.

Я хочу сказать товарищам учителям, продолжающим работу в школе, что им ещё много предстоит сделать для того, чтобы поднять школу на уровень тех задач, которые поставил перед нею родина в дни Великой отечественной войны.

Некоторые учителя в своих письмах ко мне «козыряют» высокими процентами успеваемости. Но разве в процентах дело, товарищи? Разве могут проценты, мёртвые цифры выразить в какой-то мере глубокое содержание педагогического труда? Дело не в процентах. Нам нужно, чтобы наши воспитанники выходили из школы вполне грамотными, культурными людьми, чтобы, став солдатами, они проявляли стойкость и отвагу, чтобы были такими, какими показали себя в дни войны миллионы молодых мужчин, доблестно сражающихся под знамёнами Красной Армии.

Шлю вам горячий привет педагога-солдата. Желаю успеха в вашей работе по обучению и воспитанию поколения великого народа Советских Республик.

    С боевым гвардейским приветом
    учитель средней школы
    гвардии старшина, дважды орденоносец
    Г. Кротов

Немногие строки из лавины писем

Ещё одна публикация «Учительской газеты» (8 мая 1944 года, очерк З. Матусевича «Незнакомый товарищ») была посвящена этой переписке. Ниже даны несколько отрывков из присланных писем, приведённые в очерке.

«Дорогой незнакомый товарищ! За окном воет ветер, крупные капли дождя бьют в стекло. В такое время особенно тяжело и думаешь о вас, бойцах. Так хочется, чтобы вы почувствовали, как миллионы женщин трудятся, не покладая рук, в тылу и с тревогой думают о невзгодах и тяготах фронтовой жизни, которые приходится нести вам. Мы всегда с вами, помните это. Клавдия Беспалова, Лебяжский район Кировской области».

«Дорогой незнакомый друг! нас так беспокоит состояние вашего здоровья. Ранение, наверно, даёт о себе знать. Может быть, вы в чём-нибудь нуждаетесь? Напишите, мы пришлём вам наших колхозных лакомств. Если бы вы знали, как болит сердце, когда вспоминаем о вас. От всего сердца желаем вам скорейшего разгрома врага и счастливого возвращения домой. М. Кузина».

«Незнакомый товарищ! Я с особым волнением пишу эти слова потому, что только недавно Красная Армия вернула мне возможность вновь произносить это слово, снова почувствовать себя в большой и дружной семье народов нашей страны. Несколько месяцев я прожила в оккупации. Трудно передать, какой радостью переполнилось сердце, когда мы в первый раз вновь услышали слово „товарищ“, увидели наших красноармейцев. Спасибо за всё, за вашу самоотверженность, мужество, за ваше служение народу. Анна Бестун. Ремонтненский район Ростовской области».

«Дорогой сынок! Я прочла пиьсмо и подумала: вот человек, который, может быть, не имеет близких. Откуда родом? Есть ли родные? Где они? Я уже тридцать лет работаю в сельской школе. 11 лет назад похоронила мужа, своих детей нет. Буду тебе с радостью писать, как своему сыну. Олимпиада Демидова. Детчинский район Тульской области».

«Дорогой Гавриил Яковлевич! Отомстите за отца моего трёхлетнего сына, моего мужа, героически погибшего при защите Сталинграда. Евдокия Лисенкова. Тетюзинский район Приморского края».

«У меня погиб сын. Ему не было и двадцати лет. У меня нет больше семьи, нет личной жизни. Но я не сложила рук и работаю наряду с молодыми. Если вам нужна моя материнская забота, считайте меня своей любящей матерью Отомстите за моего сына. Успокойте моё сердце. Пелагея Котова. Палехский район Ивановской области».

«Мой брат учитель пропал без вести. Больше всего меня мучает мысль о том, что он, может быть, в позорном плену, терпит голод и издевательства. Идите вперёд, освобождайте родную землю, наших людей, мстите за всё. Лидия Белякова. Каменский район Пензенской области».

Помню наизусть

(из «Бавыкинского дневника»)

…Скоро я получила ответ от Г. Кротова. С тех пор прошло более сорока пяти лет, но это первое, написанное карандашом письмо я помню наизусть. Большинство ганиных писем сохранилось, но это, первое, было до того хорошее, что я на него ответила, и пошло, и пошло…

Глава 1—2. Не было ни одного письма, чтоб я на него не ответил

Это действительно роднит нас

13.9.43

Здравствуйте, милая Марина!

Пусть не шокирует Вас такое обращение, но оно более всего выражает моё чувство к Вам.

Сегодня я получил несколько писем, из которых Ваше мне показалось наиболее обстоятельным и близким. В нём есть строчка, которая больше всего понравилась мне, что Вы посвятили свою жизнь детям. Это действительно роднит нас. У меня не было иной жизни, кроме детей. И кое-чего я достиг в работе. Похвала А. С. Макаренко была лучшим аттестатом, и в школу я, конечно, вернусь.

На фронте я с первых дней. Родных у меня нет. Была жена Марина, но её расстреляли немцы. Она была еврейка, комсомолка – в общем, та, которых немцы не щадят. Об этом я узнал позднее.

Я не знаю Вас, но последняя строчка Вашего письма дорога и мила. Хочется укрепить эту дружбу на первые пятьдесят лет.

Итак, вот моя рука, рука солдата.

На фронте я с первых дней. Я старший сержант, командир взвода автоматчиков. На моём счету около сотни фрицев, официально установлено командирами 32, но счёт далеко не окончен. Награждён медалью «За оборону Сталинграда» и орденом Красной Звезды, но на героя я не похож: сутуловат, жёсткие волосы, рост 165 см, вес 64 кг – вот я. Любитель цветов, музыки, живописи, немного художник, когда-то писал стихи, люблю всё красивое и крепкий табак. По существу я далеко не военный человек, я не могу видеть развалины, кровь и горе, меня шокирует мат, угнетает грязь, но со всем этим я мирюсь. Люблю мечтать. Вот и сейчас майор смеётся, что я совершаю полёт в сферы, недоступные лётчикам. Пожалуй, он прав.

Я не слышу грохота орудий, не чувствую дрожи стен. Я бесцеремонно зашёл в Вашу тихую, чистенькую комнатку. Я вижу стол, накрытый скатертью, стопку тетрадей, этажерку, цветы; вижу Вас, молодую, серьёзную. Но лицо Ваше – лицо учительницы Советского Союза – калейдоскопично и не может закрепиться в памяти.

И вот я рад побеседовать с Вами. О чём? О войне? Нет. Вы не видели её – и хорошо. Скажу одно, что наши газеты не дают достаточно верной картины всей подлости немцев: развалины, кровь, бессмысленная жестокость. Трупы детей, тысячи закопанных живьём людей, обесчещенные девочки (буквально) – нет, об этом писать я не буду. И самому хочется забыть это. Вот почему я не выхожу из строя, даже если имею освобождение.

Недавно я узнал о раздельном обучении. Но с трудом представляю это себе. Очевидно, есть какие-то установки. Может быть, есть долгожданные правила ученика. Не знаю. Напишите мне. Боюсь, что, вернувшись в школу, я буду неопытным и беспомощным, хотя начал работу пионервожатым и не оставлял её до 13 июля 1941 года.

Хотел написать письма Вашим девочкам, но не подыму темы. Писать восторженным языком о войне не могу. Писать об ужасах её тяжело, да и всего не напишешь. Мой им привет. Пусть они не знают этих ужасов, а мы постараемся это сделать. Но только работы в жизни им предстоит много. Пусть учатся.

Теперь просьбы к Вам: разрешите называть Вас в дальнейшем на «ты» и «Марина», пришлите своё фото и пишите о себе, о Москве, о книгах, концертах, о своих вкусах; а я постараюсь писать о том, что вижу.

С боевым приветом, Ваш друг Ган Кротов, полевая почта 40248.

Жду писем и фото.

P.S. Сколько Вам лет? Когда в комсомоле?

Назначаю тебя своим представителем

19.12.43

Милая Марина,

Во-первых, хватаю Галку[1 - Четырёхлетняя племянница Муси.] за косички и целую её, за её письмо. Во-вторых, даже самое красивое имя Дея[2 - Старшая сестра Муси (мать Гали).] не оправдает измену педагогике, так что я ей непримиримый враг. Отец – другое дело: хирургические ножи часто вмешивались в структуру моего организма, за что благодарен эскулапам. Маму твою попрошу приготовить пельмени (моё любимое кушанье) и накормить тебя (назначаю тебя своим представителем), ну, брату писать нечего. Но главное – Галка. Я её заставил бы летать под потолок, вот и письмо её возвращаю обратно, но испачканное[3 - Письмо написано на обороте детского рисунка. (Прим. Я. Г. Кротова.)].

Марина, откуда ты взяла, что я могу прекратить переписку или погибнуть? Уж если за два с половиной года надо мной пролетело столько смертей, то на пороге победы погибать нет дураков.