Оценить:
 Рейтинг: 0

Жизнь двенадцати цезарей

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Его сочинение пользовалось глубоким уважением в древности и, вероятно, было в руках известного Авла Геллия. Блаженный Иероним, по его собственным словам, взял его за образец при составлении своего аналогичного труда De viris illustribus, где шла речь об известных христианских писателях, в добавление к книге Евсевия.

Если бы вышеупомянутый труд Светония дошел до нас, он значительно пополнил бы наши сведения об античной литературе. К несчастью, от него сохранились только отрывки, и то искаженные позднейшими вставками. Так, биографии Ювенала, Тацита и Плиния не могут принадлежать перу Светония. Говоря о грамматиках, автор не приводит отрывков из их произведений, а ограничивается почти голым перечнем имен, приправленным эпиграммами. В главе De rhetoribus также находим перечисление нескольких известных имен с биографическими заметками и двумя примерами контроверсий. Только местами проглядывает оригинальный текст, стиль, тон и манера Светония. Дошли отделы De grammaticis и De rhetoribus, да и то конец последнего утерян. Блаженный Иероним сохранил в своей хронике, кроме отдела De rhetoribus, несколько мест из De oratoribus и De poetis, хотя и в сокращенном виде. В последнем отделе почетное место занимает спасенная знаменитым грамматиком Элием Донатом биография Теренция, написанная весьма тщательно, плод усидчивого труда. Она может дать понять нам, как дорог был бы для нас потерянный теперь труд Светония, другие более обстоятельные жизнеописания – Горация (быть может, сохраненное Акроном, комментатором поэта) и Лукана.

Книга De viris illustribus написана, по-видимому, между 106 и 113 годами. Так, упоминаемый в ней софист Исей скончался в начале царствования Траяна, а смерть Юлия Тирона относится ко времени похода римлян на Дакию, то есть к 105 или 106 году.

Справедлива, быть может, гипотеза Рота, издателя Светония, что книга, которую так страстно хотел видеть изданной Плиний, и была De viris illustribus.

Рукопись этого произведения долго считалась утерянной, пока не была найдена в Германии около 1452 года и привезена в Италию, вместе с сочинениями Тацита, «Германией» и «Разговором об ораторах». Но и тогда этот манускрипт не содержал всего сочинения, а лишь его первую половину, и относился, вероятно, к XIII веку. Конец кодекса был в руках известного Секко Полентоне, скончавшегося в 1463 году. На памяти этого ученого лежало до новейшего времени пятно, смытое, наконец, с него гениальным Ричлем. Говорят, Полентоне сжег вторую половину кодекса из зависти, видя в Светонии конкурента его громадному труду De scriptoribus illustribus linguae latinae. Но в работе итальянского ученого нет решительно никаких следов заимствования из Светония и вообще из трудов известных писателей древности. Напротив, Полентоне цитирует авторов ничем не выделявшихся.

Но и тот кодекс, который заключал в себе первую половину произведения Светония, известный под именем Codex Henochianus, пропал. Он не был свободен от ошибок, все же его потеря была бы неоценима, если бы с него не сняли нескольких копий. Этих копий пятнадцать, и все они относятся к XV веку. Самый старый и лучший кодекс – лейденский – писан в 1460 году, кажется, в Неаполе, новейший берлинский – семнадцатью годами позже. Большинством кодексов владеет Италия. Несмотря на то что все списаны с первоисточника, они полны разночтений.

Первое издание отрывков книги De viris illustribus вышло в четвертку неизвестно где и когда, но, по-видимому, в Венеции, – около 1472 года. Второе издание относится к 1474 году и напечатано в Венеции, третье – лучшее из старых – во Флоренции, в 1478 году, тоже в четвертку. Эти три старых издания составляют величайшую библиографическую редкость. В тексте каждого есть разночтения, и все кончаются на слове cibo, как и новейшие издания. В 1508 году напечатал свое издание знаменитый Альд. Оно основано на сличении предыдущих рецензий, но в критике текста представляет значительный шаг вперед.

Другие сочинения нашего историка: 1) О греческих играх, со значительными отрывками; 2) О римских театрах и играх, в двух книгах, известных в выдержках; 3) О римском годе, утерянное, за исключением нескольких строк; 4) О «Государстве» Цицерона, сочинение, не дошедшее до нас, но, кажется, написанное в защиту Цицерона от нападок известного грамматика Дидима; 5) О названиях и значении обуви и платья; 6) О зловещих и благоприятных выражениях и их происхождении; 7) О римских законах и нравах; 8) О знаках, употребляемых в рукописях; 9) Исторический труд о последних годах республики, неизвестный по заглавию, но, судя по отрывкам, отличный от «Жизни двенадцати цезарей»; 10) Родословная римских дворянских фамилий; 11) О знаменитых куртизанках; 12) О телесных недостатках; 13) Об установлении придворных должностей; 14) О царях, в трех книгах; 15) Смесь (De rebus variis) и 16) Книга, известная под названием Prata, или Pratum, сочинение смешанного характера, с большими отрывками. Некоторые приписывают Светонию, вместо Тацита, «Разговор об ораторах».

Все эти сочинения погибли. Фрагменты изданы в первый раз знаменитым Исааком Казавбоном, в Женеве, в 1595 году, вместе с биографиями цезарей, и в исправленном и дополненном виде в Париже в 1610 году.

Об утрате исторических трудов Светония не приходится особенно жалеть, так как они были весьма посредственны.

К тому же его произведения, например «О царях», преследовали столь же исторические, сколько археологические цели.

Зато мы можем благодарить судьбу, что до нас дошло самое известное произведение Светония, его биографии двенадцати цезарей.

IV

Для того чтобы верно понять это произведение, его необходимо рассмотреть с двух сторон, во-первых, со стороны необыкновенного богатства подробностями и анекдотами, важными для истории нравов римского мира вообще, во-вторых, с литературной точки зрения, не вдаваясь в преувеличенные похвалы, – столь обычные еще недавно потому только, что Светоний принадлежит к числу классических авторов.

Как писатель, Светоний обладает всеми качествами, которые так драгоценны для историка и которые не всегда бывают соединены в одном и том же лице. У него есть необыкновенная точность и неутомимое прилежание в деле разыскивания деталей и изучения источников, горячая любовь к правде, добросовестность и беспристрастие, замечательное знание литературы, истории, нравов, обычаев, государственного устройства, законов и религии своего народа. К тому же его карьера сложилась весьма выгодно для его труда. Должность императорского секретаря была, правда, довольно трудная, тем не менее не требовала опытности в политике, вследствие чего ее занимали обыкновенно литераторы. Известно, что Август предлагал ее Горацию. На первый план выдвигалась стилистическая подготовка. Через руки императорского секретаря проходили ноты иностранных послов, причем он же отвечал на них. Его не могли миновать апелляции и запросы высших правительственных лиц и губернаторов. Он же был обязан сочинять ответы им и, кроме того, вести личную корреспонденцию императора. Светоний мог близко познакомиться со всеми архивами и государственными бумагами, по всей вероятности, даже с самыми запретными, никому до того не известными, например с письмами Цезаря и Августа или стихотворениями Нерона – и, конечно, не останавливался ни перед чем, чтобы добыть нужные для него документы. Прибавьте к этому его писательский талант, его простой и ясный слог, далекий от какого-либо парения и пафоса, но чуждый всякого риторического преувеличения.

К сожалению, при всех этих положительных качествах, без которых немыслим историк или, в крайнем случае, монографист, у него недостает одного – силы творчества. Впрочем, не одной только ее. У него не только нет искры творческого элемента, благодаря которому исключительно и имеют цену вышеупомянутые качества, – он не чувствует ни малейшего желания обрабатывать собранный им материал хотя бы по тем образцам, которые не раз могла дать ему древняя литература. Вероятно, он даже и не думал об этом. Вот почему его исторические монографии вследствие своеобразной системы их писания стоят особняком. Они резко контрастируют с сочинениями подобного характера, например, знаменитыми «Жизнеописаниями» Плутарха или «Жизнью Агриколы» Тацита.

С этой стороны Светоний оригинален. У него не было предшественников. В старинной исторической или биографической литературе не было таких трудов, которые он мог бы положить в основу своего сочинения. Он интересуется преимущественно частной и интимной жизнью цезарей; но анналы, куда он мог бы обратиться как к первоисточнику, посвящены главным образом рассказам о событиях политического характера. Труды Тацита и Диона Кассия доказывают всю бедность фактами из частной жизни императоров. На основании их нельзя написать биографий подобных Светониевым. Но оригинальность Светония, в связи с своеобразной обработкой им своего материала, и составляет один из крупнейших недостатков его произведения.

Она делает из него собирателя анекдотов, ходивших в обществе, – анекдотьера, как метко называет его Лагарп, литературных и иных пасквилей, ученого, который, запершись в своем кабинете, знает многое и мог бы знать все, но для которого в его жаркой любознательности, граничащей с педантизмом, все составляют частности, а целое ничто. Причина – незнание им жизни. Не без основания древность отказывает ему в месте в одном ряду с Титом Ливием, Саллюстием и Тацитом.

Нельзя не согласиться с мнением, что он был бы неоцененным литературным помощником для какого-нибудь римского историка более ранней эпохи, например для Саллюстия, Азиния Поллиона, Мессалы Корвина или даже Цезаря, которые обращались к историческим занятиям после жизни деятельной и богатой фактами. Занятия историей были тогда еще привилегией лиц высокого общественного положения. Эти римские аристократы когда-то исполняли обязанности консулов, командовали войсками, управляли провинциями, которые были значительно обширнее, нежели многие из современных государств, и управляли почти неограниченно. Прежде чем браться за перо, описывать исторические события и давать характеристику исторических лиц, они жили жизнью своего народа, совершая исторические подвиги. Ученый материал для их труда им доставляли отчасти их помощники, научные же деятели. В отношении Саллюстия и Азиния Поллиона эту роль исполняет один из ученейших грамматиков своего времени, Луций Атей Протекстат, заслуженно называвший себя Philologus, в отношении Цезаря – Гирций. А каковы были количественно материалы, находившиеся в распоряжении этих лиц, доказывает пример того же Капитона. В течение своей долгой жизни трудолюбивый ученый, бывший отпущенник и даже не римлянин, а грек по происхождению, собрал, по словам того же Светония[15 - De grammaticis. 10.], не менее восьмисот томов заслуживавших внимания материалов для работ Саллюстия и Азиния Поллиона!

Появлению в исторической литературе сочинений кабинетных ученых, «не делавших истории», не имевших ни высокого звания, ни влияния, мешало тогда многое, и прежде всего традиции. В последнем нас убеждают факты. Когда воспитатель знаменитого Помпея, редкий ученый и крупный талант, но все-таки не более чем грамматик и dominus scholasticus, вольноотпущенник Луций Отацилий Пилит, начал писать биографию своего питомца и его отца, он произвел целую литературную революцию. По крайней мере, Корнелий Непот говорил о Светонии весьма недвусмысленно: «Он первый из вольноотпущенников начал писать сочинение по истории, между тем как раньше исторические труды писали обыкновенно лица самых аристократических фамилий»[16 - Primus omnium libertinorum scribere historiam ausus, nonnisi ab bonestiesimo quoque scribi solitam ad id tempus. (De rhetoribus, 3).].

Ничего подобного не было у Светония. Происходивший из мещанской семьи, обладавший скромными средствами, никогда не выступавший на широкую арену общественной деятельности в качестве чиновника или военного, почти всецело ушедший в свои занятия древностями и всю жизнь рывшийся в архивах, одинаково невозмутимо рассказывающий о самых крупных фактах из политической деятельности того или другого императора, как и о его скандалезных похождениях или кровожадности, несколько нелюдим и педант, он не может быть причислен к первоклассным литературным силам своего времени, несмотря на щедрые комплименты доброжелательного Плиния. Это скорее второстепенный или даже третьестепенный писатель. У него нет знания света – сама его жизнь бедна фактами – и людей, иначе ему удалось бы упрочить свое положение при дворе такого императора, каким был Адриан, с которым у него было много общего, много точек соприкосновения в любви к истории и археологии, между тем он берется писать биографии и характеристики лиц, принадлежащих отчасти к самым загадочным и замечательным во всей всемирной истории! Этот грамматик и ритор по преимуществу приступает к решению задачи, которая была бы по силам разве гению вроде Тацита!

Что ж удивительного, если он не только не решил бывшей пред ним мудреной психологической задачи, но и сделал ее еще труднее для понимания! Ему не помогли ни бесчисленные подробности в отдельных характеристических чертах описываемого лица, ни пикантные анекдоты и рассказы из области интимной жизни, ни все те подробности, которые мы знаем исключительно благодаря ему.

Виной всему система, которой он придерживается в своих монографиях.

Настоящий исторический писатель старается дать нам ясное представление о характере и всей личности изображаемого персонажа. Он следует за ним во всех стадиях его развития, начиная со дня его рождения, показывает его нам в связи с его временем, в его отношениях к среде, окружающей его в различные периоды жизни. При этих условиях изображение становится рельефнее. Оно оживляется подробностями, вносимыми под влиянием твердо установившегося нравственного воззрения. Их подкрепляет сила и глубина психологического анализа. Даже при скромных дарованиях автор старается свести все к главной цели – хочет сделать понятным для читателя изображаемое им историческое лицо, нарисовать его, как нечто целое, и объяснить, по возможности, те крупные противоречия, которые встречаются в исторических характерах, сопоставляя их.

Такими являются перед нами герои современника Светония, грека Плутарха, в его «Сравнительных жизнеописаниях». Каждое из них в отдельности не что иное, как органически законченное целое, ярко очерченный исторический образ. Каждая отдельная черта собрана в одно целое, и это целое глубоко западает в душу читателя. Пусть в его характеристиках встречаются подчас преувеличения, пусть они иногда представляют собой панегирики, пусть ошибочны порой суждения Плутарха, пусть его биографии в некоторых случаях напоминают собою исторический роман, – все-таки в этом романе есть и правильные соотношения, и правдоподобные перипетии! Все вполне естественно возбуждает в нас прогрессивно увеличивающийся интерес, в связи с безусловно нравственными заключениями и основною мыслью. Кто хочет, может делить всемирную историю на части, нарушать ее стройность; но у истории великих людей есть свое неизменное единство, свое психологическое достоинство.

Биографии Светония, в противоположность аналогичному труду Плутарха, не следует рассматривать как отдельные произведения. Они не что иное, как части одного и того же сочинения. В последующих биографиях автор выпускает то, о чем говорил в предыдущих, если же и упоминает, то как о событиях известных, между тем как греческий историк рассказывает об одном и том же случае в нескольких жизнеописаниях.

Но если между биографиями римского автора и есть связь, то разве хронологическая. О связи внутренней, органической, об общей, основной идее, проходящей через все произведение, нет и помина. Светоний вовсе не хочет сказать, как полагают некоторые, что внутренняя и внешняя политика первых римских монархов, Юлия Цезаря и Августа, должна была бы служить образцом для их преемников, иначе он неминуемо вдался бы в сравнение деятельности того или другого императора с деятельностью основателей римского единодержавия. Мало того, в биографии Цезаря автор решается заметить, что того считают «злоупотребившим своею властью и убитым заслуженно»[17 - Divus Julius, 76.].

У Светония нет общего с жизнеописаниями того же Плутарха потому, что, как мы заметили выше, он не придерживается величайших образцов исторического изложения, а пишет свои биографии по одной общей для всех схеме. У него нет ни настоящей хронологии, ни исторического кругозора, ни прагматической последовательности, ни блестящего изложения, ни тонкого психологического анализа, ни краткого обзора событий, короче, нет тех качеств, какие мы видим в бессмертном историческом труде второго его современника – Тацита.

Как же поступает Светоний? Собрав данные для биографии того или другого императора, он делит их на несколько рубрик или же подрубрик, – преимущественно в биографии Августа, – отличающихся друг от друга лишь полнотой, порядком и частностями, особенно последние биографии от первых. Сначала говорится о происхождении (причем сообщаются иногда ценные факты, не известные из других источников), рождении и детстве императора (о последнем не говорится только в биографиях Вителлия и Веспасиана), о его политической карьере, физических особенностях, домашней жизни и привычках (в некоторых биографиях, например Нерона, Гальбы, Отона и Домициана, речь об этом идет после рассказа о смерти, в других раньше), о должностях, которые он отправлял (преимущественно об императорах, достигших власти в зрелом возрасте), об их порядке, о нравственных достоинствах цезарей, об их пороках, их поведении относительно друзей и врагов, родственников, жены и детей, об их занятиях литературой или любимом времяпрепровождении, об их удовольствиях и видах разврата, которым они предавались, затем о данных ими законах или сделанных ими изменениях в конституции, об отношении к ним подданных, о войнах, которые они вели или должны были вести, об оказанных им почестях, об их заботах относительно украшения Рима. Не забыты главы и о любимых блюдах цезарей, которых, кстати, автор не любит называть по имени, далее о предзнаменованиях, оракулах или чудесных явлениях, бывших при их рождении, вступлении на престол и, наконец, смерти. Иногда факты из частной жизни императора сводятся в одну рубрику с фактами из официальной деятельности, что заметно в биографиях Тиберия, Калигулы, Клавдия, Нерона, отчасти даже Цезаря.

Итак, Светоний дробит живой образ на тысячи частиц, как бы проделывая над ним то, о чем говорит в «Фаусте» Мефистофель ученику:

Кто хочет что-нибудь живое изучить,
Сперва его всегда он убивает,
Потом на части разнимает,
Хоть связи жизненной – увы! – там не открыть[18 - По переводу Холодковского.].

Нет этой связи жизненной и у Светония:

Fehlt leider nur das geistige Band! —

как говорит гениальный германский поэт. Светониевы биографии ни одним атомом не напоминают живого образа. Грамматик по профессии, Светоний смотрит, выражаясь словами Ульрици, на отношения отдельных фактов человеческой жизни как на отношения отдельных слов в языке, удобно подводимых под определенные рубрики, и даже не дает себе труда примирить противоречащие друг другу черты характера. Он не умеет из отдельных камешков составить мозаику, которая верно изображала бы нам его героев.

Все краски с их оттенками тщательно перемешаны; контуры неясны до неузнаваемости. Получается удивительно пестрая смесь важного с менее важным, трагического с комическим, пошлого с возвышенным.

В недавнее время, правда, высказана мысль, что в плане биографии Августа автор придерживается изложения самого Августа, в его Res gestae на анкирском памятнике. В действительности же, и в биографиях и на памятнике, все ограничивается преобладанием схематизации биографических фактов над хронологическим порядком изложения. В биографии Цезаря хронологический порядок соблюдается довольно строго; но не следует забывать, что Цезарь сделался монархом лишь в конце жизни. В остальном факты биографии Цезаря сгруппированы одинаково по рубрикам.

Автор ясно говорит в биографии Августа[19 - Cap. 9; Ср. ibid. 61; Tib. 42 и 61; Nero, 19.] о принятом им методе, нисколько не заботясь о тех печальных результатах, к которым он приводит.

Прежде всего, этот метод проявляется в отсутствии хронологии, в чем сознается и сам автор, придерживающийся хронологической последовательности лишь в начале биографий.

Приводя факты, характеризующие его героев с положительной стороны, он несколькими строками ниже рассказывает о случаях совершенно противоположных. Таковы биографии Тиберия, Калигулы, Нерона, Домициана и отчасти Цезаря и Клавдия. Невольно возникает вопрос: каким же образом одно и то же лицо может быть одновременно добрым и кровожадным, грубым и обходительным, щедрым и скупым? К какому периоду жизни императора относятся те или другие факты, мы не видим из текста Светония. В биографии Тиберия[20 - Cap. 42.] он говорит, что после удаления императора на Капри все его порочные наклонности, до сих пор тщательно скрываемые, выступили наружу. Мы вправе ожидать описания случаев, относящихся именно к периоду жизни Тиберия в его добровольном уединении, но вынуждены жестоко разочароваться. Так, случай с Гортенсием относится к 16 году, случай с шутом и Помпеем – к первым годам правления Тиберия и т. д. Подобное пренебрежение хронологией заметно и в биографиях Калигулы, Нерона и Домициана.

В биографии Тиберия же ярче, нежели в других, видно отсутствие психологического анализа. Между тем писатель, умеющий только представлять, а не выяснять причины явления, выполняет, выражаясь словами Маколея, свою задачу лишь наполовину. Перу Светония предстал такой загадочный на первый взгляд характер, как характер Августова пасынка, которого понять не удалось даже гениальному Тациту, консулару и политическому деятелю. Приводя факты из жизни Тиберия, Светоний нисколько не заботится о том, что, отдельно взятые, они внутренне не согласуются друг с другом. Тиберий остался для антиквара-Светония неразгаданной тайной. Вот почему один из новых историков Тиберия, Thamm, серьезно подозревает, что Светоний написал, собственно, две биографии Тиберия. В одной, более ранней, он относился к своему герою с симпатией, в другой, написанной под влиянием Тацитовой «Летописи», совершенно переменил свой взгляд, соглашаясь с антагонистом Тиберия. Но, по-видимому, источники Тацита были известны и Светонию.

Таким образом, отсутствие психологического анализа превращает героев Светония то в образцовых людей и правителей, то в чудовищных тиранов, позорящих человечество. Общая физиономия изображаемых им лиц остается неопределенной для нас.

Лишенный психологического анализа, он впадает в другую крайность – изолирует своих героев от всего окружающего, от общего течения современной им государственной и общественной жизни. Политическая деятельность императоров мало интересует его. Ее фактов он касается лишь мельком. Мотивы той или другой их политической меры, ее значение для государства он обходит молчанием. Он только перечисляет политические события и вскользь упоминает даже о важных войнах, упрочивших монархию. Не будь Тацита, мы не составили бы себе ясного понятия о походах Августа, Тиберия или Калигулы. Зато ни об одной войне не рассказано Светонием так подробно, как о шутовской экспедиции Калигулы в Германию. Все, что не имеет прямого отношения к герою или не может быть включено в ту или другую из вышеупомянутых рубрик, отбрасывается. Вот почему мы всюду встречаем пробелы. Современники императоров, игравшие видную роль в истории Рима, затем лица, бывшие главными помощниками цезарей в их стремлении к господству над миром или имевшие сильное влияние на их характер и направление их деятельности, наконец, бывшие лучшим украшением литературы их времени, едва упоминаются, и то лишь случайно. Никто не узнал бы из Светониевой биографии Августа, что Меценат и Агриппа были самыми заметными его помощниками в достижении им престола; что Гораций, Вергилий и Ливий были лучшим украшением литературы его века. В стороне остаются и Ливия, и деятели правления Тиберия – Сеян и Макрон, Агриппина, Сенека, Бурр – в биографии Нерона, затем фавориты Гальбы, игравшие столь роковую роль в его жизни, и прочие. Автор совершенно забывает, что герои его труда не частные лица, а повелители величайшей монархии Древнего мира, и что если интересна их интимная жизнь, то еще любопытнее их жизнь как государей. Наряду с неясностями и пробелами встречаются беспрестанные повторения, утомляющие читателя своим однообразием.

Следовательно, если произведение Светония рассматривать объективно, с литературной точки зрения, мы не можем не признать его весьма слабым, бедным по замыслу и неудачным по исполнению. Его сочинение De viris illustribus, несмотря на краткость, в литературном отношении выше биографий. Вот почему ни один современный исторический писатель не взял бы их образцом для своего труда. Это скорее драгоценное собрание материалов для биографий императоров, нежели сами биографии.

Только небольшое жизнеописание Веспасиана удалось Светонию. Здесь ярко выступает мужиковатая личность первого Флавия с его юмором, соединенным с трезвым взглядом на вещи. Правильно освещены и исторические факты. Довольно правильно, хотя и бледно, обрисована еще личность Цезаря, но и только.

V

Если же мы станем рассматривать сочинения Светония субъективно и не будем искать на его страницах решения трудных психологических загадок, наш суд, конечно, будет совершенно иной.

Книга Светония – один из значительнейших и интереснейших литературных памятников, оставленных нам древностью. Она составляет естественное пополнение историков и моралистов в деле нашего ознакомления с историей первого века императорского Рима.

Нельзя не согласиться, что Светоний дает только частности и заметки в сыром виде, но сообщаемые им сведения – результат изучения им источников, доказывающий, что наш автор прошел серьезную историческую школу. По своему обилию, точности и достоверности они дают автору почетное место в истории серебряного века римской литературы. Он пользовался всем – и рассказами, слышанными им от родных, и своим знакомством с лучшими литературными силами Рима, и богатейшими сокровищами частных и общественных библиотек, и историческими памятниками – например, monumentum Ancyranum и собраниями всякого рода. Протоколы заседаний сената и народных собраний, эдикты магистратов, летописи, родословные римских дворянских фамилий, надгробные речи, речи государственных деятелей, политические и биографические мемуары, затем вся литература – особенно Ливий – до анонимных пасквилей и летучих листков включительно, масса сборников писем и анекдотов, дворцовые архивы и даже бумаги, найденные по смерти императора, – все это тщательно пересмотрено, и из всего извлечен необходимый материал.

<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4

Другие электронные книги автора Гай Светоний Транквилл

Другие аудиокниги автора Гай Светоний Транквилл