Ричард Длинные Руки – паладин Господа

В ее чистых глазах блестели слезы.

– Но я клялась перед алтарем быть мужу верной… Не оставлять его ни в богатстве, ни в бедности, ни в здравии, ни в болезни…

Я нежно поцеловал ее щеки, глаза.

– Я люблю тебя, Лавиния. И Бог тебя любит, он тобой любуется, он никогда не захочет тебя огорчить или сделать тебе больно. Все, что мы делаем, – угодно Богу. Бог на нашей стороне! Вот увидишь.

– Я так боюсь… за нас, Ричард!

– Все будет правильно, – сказал я горячо. – Бог с нами. Вот увидишь – он с нами. А люди… люди могут ошибаться. Как и законы, что придумали люди, они – временные. Сегодня одни, завтра другие. А те законы, что установил Бог, – вечные. Мы с тобой живем по Божьим законам.

Мелькнула мысль, что отец Дитрих, великий инквизитор, тоже будет на моей стороне. На нашей. Хотя я формально нарушаю законы церкви, даже Церкви, но всегда есть исключения… И хотя это звучит подленько, вроде бы ищу лазейку, мол, для всех низя, а мне, замечательному, по блату можно, но ведь действительно существует мораль для простолюдинов… назовем ее моралью простого человека, электората, и моралью господ, как их называл Ницше. Как всем нельзя уйти в рыцари, кто же тогда будет пахать и сеять, как всем нельзя в монахи – род людской пресечется, так для всех нельзя распустить строгие вожжи нравственности – рухнет общество…

– Я тебя люблю, – сказал я твердо.

Она крепко-крепко прижалась к моей груди.

– Это я тебя люблю, Ричард. Я умру без тебя. Мне уже плохо и страшно только при мысли, что ты покинешь Зорр хоть на день!

– Я вернусь, – ответил я, почудилось, что уже когда-то говорил. – Я вернусь, Лавиния!

Она слегка отстранилась, чтобы мои руки приподняли ее ночную рубашку. Ее чистое нежное тело было целомудренным и трепетным. Я обнял ее, как изгнанный Тристан обнимал Изольду, жену короля Марка, как обнимал ее человек, обреченный тайком урывать любовь, которая на самом деле принадлежала ему по праву.

Глава 5

Алая заря охватила полнеба, из-за края городской стены показался край сверкающего диска. Меня пошатывало, я шел с блаженной улыбкой идиота. Душа порхала, взмывала, я взмывал с нею, ноги едва касались земли.

До моего дома рукой подать, мимо как раз проплывала каменная громада костела. Я сделал шаг в сторону, плечо ударило в тяжелые створки. Навстречу потекли струйки ладана, а когда я вступил под высокие строгие своды, запахи словно бы рассеялись. В окна с цветными стеклами проникли первые лучи утреннего солнца.

Я медленно пошел по широкому проходу. Луч света наискось высветил широкий квадрат впереди. Остальной зал казался темнее, таинственнее. Далеко впереди у алтаря спиной ко мне стоял на коленях человек в черном плаще. Капюшон был надвинут низко на глаза.

Молился он молча, я подошел и опустился на колени рядом. Он явно слышал еще издали звон моих рыцарских шпор, но не шелохнул бровью даже тогда, когда я оказался бок о бок. Я уловил, что он закончил молитву, лишь когда услышал вздох, а его напряженная фигура заметно расслабилась. Я кашлянул, но он оставался в том же коленопреклоненном положении, головы не повернул, лишь сказал коротко:

– Я слушаю вас, сэр Ричард.

– Отец Дитрих, – произнес я, – душа моя уязвлена стала… Мне утром… уже сегодня!.. в далекий поход, хоть его и обещают сделать кратким, но я в страхе и растерянности…

Он проговорил, все еще не поворачивая головы:

– У тебя сильные руки, сэр Ричард. Ты крепко держишь меч, тебе повинуется молот древних людей, живших до потопа. Что еще?

Я помедлил, поколебался, сказал, решившись, будто бросился с вышки в темную воду:

– У меня был гость.

Некоторое время он молчал, только кожа натянулась на скулах сильнее да выступили желваки. Глаза неотрывно смотрели в одну точку.

– И ты… пришел с этим сюда? В святую церковь?

– А куда мне еще идти? – возразил я.

Он помолчал снова, сказал со вздохом:

– Прости, ты прав. В чем был соблазн Врага?

– Не знаю, – ответил я честно.

– Как это… не знаешь? Что он предлагал? Что сулил? Победы в турнирах? Власть над Зорром? Корону Срединных Стран?.. Вечную молодость?

Я покачал головой.

– Отец Дитрих, меня на такую мелкую рыбу не поймаешь. Он это знает, даже не предлагал такой дури. По-моему, ему просто интересно со мной общаться.

Он отшатнулся, даже попытался отодвинуться от меня, елозя коленями по холодным каменным плитам. На лице были страх и отвращение.

– Общаться?.. – выкрикнул он и заговорил быстро, торопливо, слова слетали с губ, будто он выстреливал ими: – Не верь, не верь Врагу… У Врага нет ни друзей, ни приятелей! Есть только слуги. Но даже слуг нельзя назвать верными, ибо служат не по совести, а по выгоде! А такие слуги предадут при первой же возможности… Это уловка, сэр Ричард. Ты прав, прости меня!.. Враг любого из нас ловит на то, чего тому жаждется. И умеет этим пользоваться, как никто другой.

Я поник головой, не мне тягаться с дьяволом, проще новичку в шахматах побить гроссмейстера, а дьявол даже не гроссмейстер, он – абсолютный чемпион, никто лучше его не рассчитывает ходы.

– Это моя вина, – сказал я горько. – Моя гордыня, моя спесь!.. Каждый человечек стремится ощутить свою важность… Говорят, такова природа человека. Или по крайней мере природа мужчины… Как я хотел, чтобы я что-то да значил в мире! Чтобы меня замечали, со мной считались!.. И вот теперь я оказался… ну очень важным… Мое появление может изменить здешние события, хотя я еще не понимаю, как… Меня призвал дьявол, теперь уже не сомневаюсь, но что-то я не хочу играть по его правилам!

– Похвально, сын мой…

– Но, играя по своим, не играю ли я на самом деле по его правилам?

– Почему ты так решил, сын мой?

– Потому что именно он дает свободу! Свободу мысли, свободу чувств, свободу… свободу от всего!

Инквизитор помрачнел, сгорбился еще сильнее.

– Да, – проговорил он с трудом, – вот потому с дьяволом так трудно спорить. И состязаться. Даже самые стойкие из нас немножко… на стороне дьявола.

Я ахнул:

– Святой отче! Как можно?

Он опустил глаза.

– Можно, – ответил он хриплым голосом. – Подумай, и увидишь, что это еще как можно.

Я встал, поклонился.

– Спасибо, отец Дитрих. Я постараюсь держаться. Не знаю, что получится, но… постараюсь.

Он тоже встал, лицо его было бледное, изнуренное, глаза запали в темные пещеры. Наши взгляды встретились, он сказал хриплым голосом:

– И еще одно… на прощание.