Я сказал благожелательно:
– Сэр Ришар, вы отказались участвовать в прорытии тоннеля под Хребтом. Так что, уж простите, не допущены к корпоративным тайнам. Но если хотите и рыбку съесть, и девственность сохранить, могу рекомендовать придвинуть ваши войска поближе к тому месту, где начались работы.
Он посмотрел на меня в недоумении, взгляд его упал на пустой кубок передо мной, из-за спины выдвинулась рука с кувшином, из горлышка полилась темно-красная струя.
Лицо Ришара прояснилось, он решил, что все понял.
– Великий император Траян, – сказал он, – не разрешал исполнять приказы, данные после долго затянувшихся пиров.
– Это не приказ, – сказал я, приятно улыбаясь, – совет… Но вы откажитесь, откажитесь!
– Конечно, откажусь, – сказал он очень уверенно, даже чересчур уверенно. – Зачем бы я туда послал мои войска!
– Правильно делаете, – одобрил я. – Это я так, по доброте своей сделал вам такое предложение. Вам с другого конца Армландии двигаться? Последним прибудете, когда все хлынут… ладно, наливайте, а то все такие серьезные… и меня как-то странно понимаете…
Они в самом деле посматривали с недоумением, а отец Дитрих сказал очень заботливо:
– Македоняне, потеряв Александра Великого, по силе стали равны циклопу, потерявшему глаз. На тебе вся Армландия, так что береги себя. Уже не ради себя, а ради этой прекрасной страны.
Я сказал поспешно:
– Святой отец, не волнуйтесь, я не переработаюсь.
– Да кто знает…
– Я знаю, – ответил я уверенно, самому стало весело, что обо мне такое лестное подумали. – Я такой.
– У человека силы не беспредельны, увы.
Я открыл рот для шуточки и закрыл. В самом деле смотрят с тревогой и даже то, что я почти откровенно признался в лени, поняли как хвастовство неиссякаемыми силами, что позволят мне работать и работать на благо. Ага, на благо. Работать.
Я развел руками в великом смущении.
– Дело не во мне… Святой отец, я хочу, чтобы, когда в других странах спрашивали, кто правит в Армландии, им отвечали: закон. Или: закон и порядок! А про гроссграфа упомянуть могли и забыть. Я бы такой формой правления только гордился.
Он сурово улыбнулся:
– Юность, юность…
– Но это возможно, святой отец!
Его сухие губы скептически изогнулись.
– Как? Да, я знаю, в Элладе была демократия… Потому и пала под натиском сперва Александра, потом римлян, у которых во главе всегда люди.
– Но разве там люди стояли выше закона? Римляне создали юриспруденцию!
Он развел руками.
– Закон всего не предусмотрит. Он может стать камнем на шее, что потянет ко дну глубокой реки. Однако в Риме люди в нужные моменты могли брать законы в свои руки. И потому Рим стал вечным.
Рыцари с интересом прислушивались, барон Альбрехт заметил с некоторой ехидцей:
– Где нет закона, нет и преступления, не так ли?
Отец Дитрих подтвердил с улыбкой:
– Формально, да.
– Это аксиома! – сказал Альбрехт. – Потому сэр Ричард вообще-то должен бы тормозить принятие любых законов.
– Э-э-э, – возразил я, – а как насчет заповеди: не судите, да не судимы будете, взявший меч от меча и сгинет, какой мерой меришь – такой отмерят и тебе…
Они смотрели с пониманием: слишком уж в глубокие дебри я влез, умничаю, значит, такой вот лорд у них, даже Библию читал или хотя бы видел издали, только сэр Растер завозился и недовольно хрюкнул:
– Сэр Ричард, в чем дело?.. Как нет закона? Наш закон – вы. Ваша воля – закон!
Рыцари согласно зашумели.
– Как говорит мой повар, – сказал я, – самое вкусное мясо не похоже на мясо, а самая вкусная рыба не похожа на рыбу. Потому и закон должен быть похож не на закон, а на божественный голос свыше. Мол, приказывает, а не вступает в дискуссии. Эй, что там медлят с горячим?
Сэр Растер прогудел с достоинством:
– Закон должен быть краток, чтобы любой дурак мог понять и усвоить. А то иной раз ломаешь голову, ломаешь, а все не поймешь, что сказано…
Слуги торопливо вбегали в зал и убирали опустевшие тарелки с остатками салатов и холодных блюд, следом другие спешно ставили перед проголодавшимися господами горячее парующее мясо.
Я отломил руками гусиную лапу, из-под стола раздалось рычащее напоминание, я бросил лапу туда, а для себя разорвал гуся пополам. Изнутри посыпалась горячая разварная гречка, золотыми зернами заблестела под ярким светом множества светильников по всему по широкому блюду.
Я сказал твердо:
– Народ любой страны будет полностью счастлив и управляем, если суметь желания большинства направить… скажем, не в политику, объявив ее грязным делом, о которую ни один порядочный человек не станет пачкать руки, и не в накопление богатства, дескать, трудом праведным не наживешь палат каменных, а в…
Я задержал мясо перед пастью, подбирая профессию, все смотрят с ожиданием, я сказал:
– К примеру, в бродячих актеров!.. в фокусников, что жонглируют факелами на площадях. Дескать, почетнее жонглировать факелами или ножами, чем обещаниями перед народом.
Все перестали прислушиваться так внимательно, что даже горячее мясо осталось в тарелках или в руках, расслабились, начали переглядываться, а прямодушный Растер сказал с облегчением:
– Все шутите, сэр Ричард! А мы уж подумали, что в самом деле надо обманывать… В актеров, ха-ха, надо же!
– Ха-ха-ха, – расхохотался Макс. – В бродячих фигляров!
Даже барон Альбрехт, который посматривал сперва с вопросом в глазах, рассмеялся, понимая, что сюзерен шутит. Нельзя представить, чтобы достойные юноши стремились не к ратным подвигам, не к управлению областью, краем, страной, а к тому, чтобы изображать и высмеивать тех, кто управляет страной, кто стремится к ратным подвигам, кто отдает жизнь во славу своей страны, сюзерена, церкви, святой Девы Марии.
Я жевал, это дает возможность не отвечать сразу, а когда проглотил, уже все умные ответы благоразумно затолкал взад и заставил свои губы растянуться в примирительной улыбке.
– Да-да, конечно…