Он спросил с интересом:
– А «Аве Мария» пробовал?
– Нет, – сказал я озадаченно. – А что, поможет?
– Нет, – ответил он, – но интересно было бы взглянуть.
– А насчет моей маленькой собачки?
Он сказал после паузы:
– Я такое не решаю, но пока возьми ее с собой, только пусть не выскакивает из твоей кельи.
– Вообще?
– До особого распоряжения старших, – пояснил он. – Если бы я тут распоряжался, я бы им нараспоряжался!
– Рядом женский монастырь поставил бы?
Он хохотнул.
– Понимаешь, брат паладин! Желательно в том же здании, чтобы по морозу не бегать.
– Прекрасно, – ответил я с энтузиазмом. – Мне, как христианину, главное, чтобы были устроены мои конь и пес, а я уж как-нибудь перебьюсь, если женский монастырь близко! Лучше, конечно, два, но и с одним жить можно!
Он молча улыбнулся и повел арбогастра в сторону просторного каменного сарая, что наверняка и есть конюшня.
Я проводил их взглядом. Огромный монах завел арбогастра в темный проход, Бобик чинно пошел следом, дескать, только посмотрит, а у меня за спиной раздался мягкий голос:
– Приветствуем тебя, путник!
Я обернулся. В трех шагах появился, когда только и подошел, толстенький священник, невысокий, с округлым мягким лицом и бесконечно добрыми, почти детскими глазами.
– И вам благодать Божья, – ответил я.
Он сказал участливо:
– Позволь принять тебя, путник! И устроить с теми скромными удобствами, которые нам доступны.
– Я вообще могу без удобств, – сообщил я. – Господь терпел и нам велел.
– Да-да, – согласился он, – это угодно. Я отец Мальбрах.
– Наставник новициев? – спросил я.
Он мягко улыбнулся.
– Нет, туда еще рано. Я елемозинарий…
– А-а-а, – сказал я, – понятно. Нет, я не нуждаюсь в милостыне…
– В милостыне нет ничего унизительного, – возразил он и покраснел. – Это от слова «милость», «милосердие», так что отбрось гордыню, брат. Никто не узнает, что ты принял помощь…
Я кивнул понимающе. Монахи полагают, что лучше быть обманутыми, чем оказаться подозрительными и безжалостными. Потому к тем людям, которые, на их взгляд, были некогда богатыми и могущественными, а сейчас стали нищими, относятся с особой деликатностью, чтобы не травмировать их гордость, а помогать им вообще предпочитают втайне.
– Я в самом деле не беден, – сообщил я, – а прибыл сюда по важному делу. Мне бы встретиться с аббатом.
– Служение Всевышнему не терпит суеты, – ответил он благочестиво, – у аббата забот много. Но тобой займутся либо келарь, либо бейлиф.
– Хорошо, – сказал я, – когда?
– Как у них появится время, – ответил он кротко, но с едва заметным упреком, дескать, не следует требовать к себе повышенного внимания у занятых людей, это неучтиво и не весьма по-христиански. – Жди, сейчас придут и займутся тобой.
Я оглянулся на дверь конюшни, откуда выскочил Бобик, а когда снова повернул голову к отцу Мальбраху, там было пусто до самого входа в Храм, а ступени ровно и чисто запорошены снегом.
Бобик примчался вприпрыжку, веселый, все понравилось, хотя ему почти всегда везде нравится. Я потрепал его по башке, а когда двинулся к главному зданию, оттуда торопливо вышел и поспешил мне навстречу, оставляя следы на снегу, молодой монах – капюшон отброшен на спину, лицо очень худое, бледное, но без привычной монашеской мягкости.
Он сунул руки в знак смирения в широкие рукава, правую в левый, левую в правый, держа их на груди, поклонился достаточно учтиво, но с достоинством знатного человека.
– Приветствуем тебя, брат паладин, в нашей обители!
– И я рад, – ответил я. – А что, на мне написано, что я паладин?
Бобик тоже посмотрел на него с интересом: а ну-ка отвечай, откуда сведения, кто передал, когда. Монах ответил уклончиво:
– Красный крест на плаще…
– Знак участника Крестового похода, – напомнил я.
– Простой крестоносец не сумеет пройти через врата, – ответил он, и я не понял, врет или говорит правду: монахи редко жестикулируют и гримасничают, – а ты вошел… и не один.
Он покосился на громадного черного пса, я видел в его глазах испуг, но он постарался не выказывать страха, ведь все в руке Творца, и произнес ровным бесцветным голосом:
– Меня зовут брат Альдарен. Елемозинарий велел мне встретить тебя и показать свободную келью.
– Гм, – сказал я, – вообще мне уже предложили разместиться…
Лицо его не изменилось, но в голосе прозвучала нотка неприязни:
– Кто, брат Кердальт?
– Я еще не знаю, – честно ответил я, – кого как зовут. Но вроде бы его звали Жаком.
Он чуть отступил, это Бобик начал рассматривать его слишком пристально, быстро посмотрел по сторонам.
– Брат Жак, вы сказали?
– Сейчас устраивает моего коня.