Я промолчал, что обычно расценивается как согласие, но что-то в такой картине мира не состыковывается. Если бы этот Темный Мир в самом деле пришел откуда-то, здесь было бы нечто невообразимое, но я видел этих существ, дрался с ними, и голову даю на отрез, что не так уж отличаются от меня. Если на то пошло, в истории Земли были целые культуры и цивилизации, основанные на каннибализме и вампиризме: ацтеки, майя, такой же Темный Мир, так что о пришедших с Луны – оправдательные легенды.
Если бы с Луны, хоть какое-то оправдание, а так, увы, это мы сами, это какая-то из наших черточек, обычно забитая и затоптанная вглубь, стала вдруг доминантной и обрела власть. Прав был Достоевский, заявив, что широк человек, слишком широк, надо бы его сузить…
То же самое и с «долунными». Какой-то народ тысячи лет прожил в блаженной изоляции, как вон сумчатые в Австралии, не зная врагов, пока туда не попала с какого-то корабля собака.
Я прижимал к груди Иллариану, баюкал, она счастливо закрыла глаза, а я подумал что спасибо Алонсии, не дала мне совершить слишком уж нерыцарский поступок. Теперь, когда у меня Иллариана, трепещу от мысли, что мог бы поступиться принципами и жениться по расчету.
И хотя тогда был уязвлен ее отказом до глубины души, но сейчас счастлив, что Алонсия оказалась благороднее меня.
Она распахнула глаза, такие неправдоподобно огромные и чистые, отыскала взглядом мое лицо.
– Ты человек…
– Надеюсь, – пробормотал я с настороженностью.
Она слабо улыбнулась.
– В человеке есть светлая сторона: доброта, сострадание, милосердие, любовь, нежность… и есть темная: жестокость, себялюбие, агрессия, похоть…
– Мы с этим боремся, – заверил я. – Удаляем! Выдавливаем из себя.
Ее улыбка стала невеселой, а в глазах отразилась давняя боль.
– Увы…
– Правда-правда.
Она покачала головой.
– Если удалить из человека темное, он очень быстро теряет желание жить активно, исследовать, придумывать и превращается… ну, не в животное, но теряет всякую силу духа. И уже его род не развивается. К сожалению, в этом не однажды убедились Великие Маги прошлого, они же Молодые Боги, когда снова и снова пытались вырастить человечество без агрессии…
– Ого, – вырвалось у меня.
– Это им обошлось дорого, – объяснила она тихо. – Потом приходилось всякий раз с надеждой смотреть на дикие племена, уцелевшие где-то на окраинах мира, позволять им выйти на просторы и завоевывать благополучных и неагрессивных, что потеряли стимул жить и развиваться…
Я слушал с содроганием, слишком чудовищные масштабы, потряс головой.
– Не представляю… Но теперь, надеюсь, не вмешиваются?
Она шепнула:
– Те времена остались только в легендах, но они правдивы. Кое-что нынешним магам удалось даже увидеть в прошлом, хотя это потребовало огромных усилий… Как-то получается, что только злой и агрессивный человек может развиваться, завоевывать рубежи как чужих королевств, так и знаний…
Она зябко вздрогнула и прижалась ко мне всем телом, ища защиты у человека, самого жестокого существа на свете.
Человек, проговорил я мысленно, укладывая новые понятия в извилины, вырвался из темного царства и стал человеком именно благодаря темной стороне своего характера. Но из-за этой своей особенности он постоянно ходит по лезвию острого меча. Когда дает ей волю – превращается в зверя, его убивают или изгоняют. Но если держит под контролем, становится лидером всего живого, открывает новые материки, новые законы, изобретает, строит, ломает, возводит, создает…
Я нежно поцеловал ее в лоб, как засыпающего ребенка.
– Не буду убирать агрессию, – пообещал я. – Но не выпущу наверх, обещаю. Без особой необходимости.
– Не выпустишь, – пробормотала она сонно. – Ты сильный… Что это у меня под щекой? Копыто?
Она с удивлением потрогала кожу на кисти руки.
– Ого! Почему такая… грубая?
– Потому что толстая, – объяснил я.
– А почему толстая?
– Потому что сэр Ричард толстокожий, – объяснил я терпеливо. – А теперь лучше…
Она кивнула, но продолжала в задумчивости поглаживать кончиками пальцев мою в самом деле огрубевшую кожу. Я чувствовал нежное прикосновение, хотя не должен бы ничего ощущать, сам наращивал здесь дополнительную защиту наподобие роговых мозолей, чтобы тетива не рассекала кожу при каждом выстреле.
Все стрелки носят специальные рукавички из толстой кожи, но и те быстро приходят в негодность, тетива бьет очень сильно. Я могу, конечно, быстро заращивать рану, но это после каждого выстрела терпеть резкую боль, пусть лучше уж толстокожесть. Для мужчины это даже признак достоинства.
Иллариана, похоже, так не думает, лицо погрустнело, а ресницы печально опустились, скрывая взгляд.
– Какой у вас жестокий мир… А я слабая и пугливая. Ты, наверное, смеешься надо мной?
– С чего вдруг?
– Я у тебя, как птичка на жердочке или подобранный на улице бедный и жалобный щенок… Ты так заботишься обо мне!
– Как о щенке?
– Да…
Я кивнул.
– Ты права. Мужчины вообще часто относятся к женщинам, как к собакам! Ожидают от них верности. А женщины – кошки: гуляют сами по себе, а муж для них – существо, что кладет корм в мисочку и убирает какашки. Из-за этого и непонимание, конфликты…
Она спросила недоверчиво:
– Что, совсем нет верных?
– Есть, – ответил я, – но это исключение. Кому повезло, должен знать, что повезло, а не так и должно быть. А у кого не так, то это норма, а не «не повезло». Мужчинам не следует искать у женщин верности.
Она посмотрела на меня с отвращением.
– Сэр Ричард, вас в детстве макушкой вниз не роняли? Из какого уродливого королевства вы прибыли?.. Я тебя прибью за такие слова! Женщины – верные! И всегда будут любить вас, противных.
Глава 2
Она так и заснула в моих объятиях, беременных часто тянет в сон, я баюкал и наслаждался покоем, но мозг, что работает даже ночью, сплетая причудливые сны, работать продолжал, хотя и несколько хаотично, лишенный конкретной проблемы.
Издавна ахали, удивлялись чуду: вот в прошлом году провалилась вершина горы, там на большой высоте образовалось озеро, вода чистейшая, горная… а в этом году там уже плавают рыбы! Откуда они? Никто туда не добирался раньше, и тем более не запускал ничего и никого…