Гагарина, 23

Старушка приветливо улыбнулась, быстро встала и пошла навстречу. Так они и поднимались по лестнице – глотающая слёзы Айгуль и необычно бодрая престарелая родственница.

***

Председатель профкома быстро зашла в свой кабинет, закрылась на ключ и долго смотрелась в зеркало: «Какой позор! Так опростоволосилась перед этой байской мордой! – она знала, что, по мнению начальника милиции, на руководящих постах должны работать только мужчины. Всё, что произошло у Барановской, теперь лишь укрепит его правоту. – Терапевт в фабричной амбулатории ещё на месте, пойду возьму больничный хотя бы на неделю. За это время всё уляжется, забудется». Через десять минут голова с халой слабым голосом жаловалась врачу на першение в горле и озноб.

***

Домой плешивого под руки привели два подвыпивших мужичка, сдали худой и плоской, как камбала, жене. Ходики на кухне прокуковали девять часов вечера. Супруга, поджав губы, дотащила до дивана безвольное тело, стянула с него ботинки и пиджак, поставила в изголовье таз для рвоты и ушла в спальню, громко хлопнув дверью. Где и с кем пил, плешивый не помнил, потому что пить не умел и пьянел от одного запаха алкоголя. На следующий день, стараясь не смотреть жене в глаза, маялся от изжоги и гадливой тоски на душе.

глава 11

Третий день Мок пряталась на антресолях – размеренное и тихое существование, к которому она успела привыкнуть, превратилось в кошмар: туда-сюда ходили люди, заносили коробки, узлы, мебель, стоял гул голосов – в квартире всё изменилось.

Анна Борисовна предложила Лизе жить вместе – молодая мама с ребёнком в гостиной, а сама Анна в спальной комнате. Расходы на коммунальные услуги и продукты можно делить пополам. У Лизы заканчивался декретный отпуск, Анна дорабатывала последние годы до пенсии, Тимур будет посещать ясли. Лиза теперь не одна, если нужно, Анна Борисовна присмотрит за ребёнком.

– С уборкой и готовкой разберёмся как-нибудь, проблемы будем решать по мере их поступления. – Анна Борисовна улыбнулась, увидев, как Лиза кивает на каждое её предложение.

– Я очень люблю готовить, главное, чтобы было из чего, и за уборку не думайте даже, я у нас дома такую работу с малолетства делала! – с жаром сказала Лиза, приложив руки к груди.

В гостиной теперь стояли платяной шкаф с окошком в дверце и главное – диван с валиками по бокам и высокой спинкой в широкой деревянной раме. Валики сняли, и миниатюрная Лиза обрела спальное место. Продавленную раскладушку без сожаления выбросили.

Наводя порядок, женщины переговаривались. Мок внимательно слушала.

– Тёмная и страшная история. Собаку поисковую привели, а она завыла и никуда не пошла, след не учуяла.

– Ребёнок не мог испариться. Может быть, мать уложила дочку спать рядом с собой и во сне придавила?

– Много ли шестимесячному ребёнку надо – захлебнулась водой или уронили во время купания. Почему скорую не вызвали, зачем прятать тело?

– Очевидно, муж участвовал, где-то девочку закопали, жена одна не могла с этим справиться.

– Последние дни было тепло, но земля-то мёрзлая, всё-таки сейчас зима. Ой как представлю, что он копает, а она на руках завёрнутый в одеяльце трупик держит, так сердце от ужаса замирает!

– Дело громкое, о нём даже в газетах написали, их обоих увезли в столицу, судить уже там будут.

«Чёрная Ведьма нашла жертву в тот день, – догадалась Мок, – значит, негодяйка сыта и пока можно расслабиться. Пожалуй, что вообще отстанет от нас – дом большой, детей много – есть где разгуляться».

Однажды вечером, когда Анна Борисовна и Лиза чаёвничали на кухне, Мок, наблюдавшая с антресоли, увидела странного карлика стоявшего в стороне. Было впечатление, что женщины его не замечают. Выглядел гость необычно – большая круглая голова без шеи плавно переходила в покатые плечи, пузырящиеся на коленях спортивные штаны и крупные ступни в плетёных сандалиях вызывали недоумение, а вот жилет в турецких огурцах был хорош – парчовый с кармашками.

«У него такой же горб, как у меня, – Мок прониклась симпатией к незнакомцу, разглядев под жилетом кривую линию спины; увлёкшись, шире приоткрыла дверцу. Круглая голова повернулась назад – само тело при этом даже не шелохнулось! – и посмотрела в упор на Мок огромными круглыми глазами с чёрными точками зрачков. – Он видит меня?! Это не человек, у него голова филина!»

Существо подмигнуло и состроило гримасу. Мок, увидев под носом-клювом маленькие квадратные зубы, поняла – это улыбка.

Когда жильцы квартиры разошлись по своим комнатам и крепко уснули, благодаря наведённому мороку, на кухне состоялось судьбоносное знакомство. Две сущности с интересом разглядывали друг друга. Круглые жёлтые глаза загадочно мерцали в сумраке, Мок принюхалась – пахло чем-то сладковато-волнующим.

– Запах ладана, – сказало существо, – многие верят, что он отгоняет нечистую силу, – раздался смешок, – не будем их разубеждать.

– Это мой дом! Ты как сюда попал? – у Мок мелькнула досадная мысль, что она хотела спросить о чём-то другом, держась солидно с достоинством хозяйки, а в результате повела себя как дворовый мальчишка.

– Я хранитель, теперь это и мой дом. Будем воевать? Не советую!

Вторая часть

глава 12

Пинск, 1915 год. Бо?рух Гольдман – 45-летний раввин, тайно практикующий каббалу, дважды вдовец и отец единственного ребёнка, ходил из угла в угол секретной комнаты в подвале дома. Тупая боль свербела в боку. Взглядом обведя тёмные переплёты книг и лики хасидских мудрецов, гневно взирающих с портретов, он сказал, обращаясь в пустоту:

– Знаю, что сотворю преступное, грешное. Жарясь на адском огне, буду успокаивать себя тем, что оставил свою дочь под защитой.

Мелом начертил на каменном полу пентаграмму, отдышался, ещё раз пробежал глазами по ветхозаветным строкам на древних пергаментах – запретные труды периода Второго Храма тайно хранились в семье в течение многих поколений. Бо?рух начал обряд.

Он встал лицом на восток, и подняв перед собой руки ладонями вверх, прочёл по порядку: “Заклинание Четырёх», «Заклинание Семи» и «Великую Молитву Соломона»:

– Заклинаю вас, силы царства, будьте под моей левой стопой и в деснице моей!..—древнееврейские гортанные слова слились под низким потолком с дымкой от воскурений и горящих свечей, льющих слёзы на серебряные подсвечники. – Аме?н, Аме?н, Аме?н.

Бо?рух осторожно повернул притёртую крышку маленькой склянки.

– Апчхи! Что ты жжёшь? Рыбьи сердце и печень? Фу! – появившийся демон плюнул на пол, слюна зашипела и испарилась.

– Больше почтения! В моей ты власти с того мгновенья,

как я изгнал тебя из бесноватой прачки, – прохрипел Бо?рух, чувствуя, что вот-вот упадёт.

– Ты продержал меня два года в заточеньи!

Позволь спросить, зачем? – демон воинственно выпятил грудь.

– Желаешь в преисподнюю – в свой дом вернуться,

так эту милость заслужи!

– Оставь свои уловки, Бо?рух! Так что ты хочешь от меня?

Каббалист, забыв, что нельзя показывать слабину, тяжело вздохнул:

– Я болен, мне осталось жить не больше полугода,

и Ха?нна, дочь моя останется трёхлетней сиротой.

О ней, конечно, позаботится родня, но нужно большее…

– Судьба зло поглумилась над тобой! Как жаль! – демон, ёрничая, изобразил печаль.

Бо?рух опомнился и нахмурившись, повысил голос:

– Не забывайся! Повелеваю тебе быть хранителем Гольдман Ха?нны, дочери Бо?руха и оберегать её до преклонных лет!

Лучи от пентаграммы ударили ярким светом в потолок.