Посвящение Исиды. Том второй. Обитатели порога

ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО января, на исходе этих суток, в самый последний час, который оставался до наступления полуночи, меня разбудил звук какого-то удара по чему-то такому, что находилось рядом с домом. Когда я выглянул в окно, увидел ЛЕГКОВУЮ машину, которая врезалась в нашу ограду. Желание выйти у меня стало пропадать по мере того, как я принялся развязывать длинный браслет из кожи с такими же пластинками, которые были вплетены в тот ремень, который положил на кровать рядом со спящей сестрой ДВАДЦАТЬ третьего декабря. Ущерб от «Волги-24» был не настолько велик, чтобы прибавлять к тому, что уже случилось, ещё несколько неприятных минут разговора с её водителем. А браслет был слишком заметным, и мне не хотелось, чтобы кто-то его увидел. Я почувствовал присутствие той силы, которая была направлена против меня и которая помогла «Волге» СДЕЛАТЬ занос в сторону нашей ограды. Расшнуровка браслета заняла у меня слишком много времени, и я решил его себе на руку больше не надевать.

30января 1999 года я ВПЕРВЫЕ увидел одну из серий «Секретных материалов», и сильно знакомым оказалось то, как одного человека ЗАТЯНУЛА струя воздуха из-за включившегося авиационного двигателя. А включил этот двигатель другой человек, который подобно мне мог увидеть то, чего ещё не было. Этим человеком управлял другой разум.

По телевизору часто ПОКАЗЫВАЛИ музыкальный ролик с Валерией Лесовской, которая пела: «Алло! Алло! Звоню опять… А я набираю номер твой…» Где-то с мая 1977 года или 1978 года мне было знакомо то, как она пыталась к кому-то дозвониться, и то, как у неё с головы вместо кудряшек волос свисали разноцветные пружины от телефонных аппаратов.

Но эта жемчужина ДОЛЖНОГО не шла ни в какое сравнение с тем, что обнаружилось вечером 11 февраля 1999 года.

Когда я к пяти часам вечера стал подходить к пекарне, то увидел перед самым входом в магазин огромную КУЧУ снега, которая сначала скопилась на крыше, а затем под собственной тяжестью сползла по гладкой оцинкованной поверхности и свалилась вниз у деревянного столба с бетонным пасынком прямо перед входом в магазин. Хозяину до моего прихода начал отбрасывать свалившийся снег через дорогу, чтобы СДЕЛАТЬ для покупателей проход в магазин. Всю оставшуюся массу снега убирать нужно было мне. Хозяин сказал мне, чтобы я начал перебрасывать всю оставшуюся КУЧУ снега через дорогу к ограде детского сада, когда людей станет поменьше.

Через пару часов на этой дороге стало достаточно безлюдно, и я, наклонившись, стал перебрасывать снег через дорогу. И через несколько минут стал обращать внимание на то, что происходит что-то очень хорошо и давно знакомое мне, и сразу вспомнил тот сон, который приснился мне в середине лета 1983 года, пятнадцать с половиной лет назад. В этом сне я словно в воздухе низко завис, вниз животом, над заснеженной дорогой, не понимая того, что, на самом ДЕЛЕ, стою, сильно наклонившись к ней. Когда я приподнял голову, увидел какую-то тёмную заснеженную улицу и понял, что это где-то в России. Но для меня совершенно НЕПОНЯТНЫМ осталось то, что я там ДЕЛАЛ, когда парил над землёй.

Так я получил ещё одно подтверждение тому, что мне суждено было работать на этой пекарне, что это было ПРЕДОПРЕДЕЛЕНО. Когда большая часть от свалившейся с крыши КУЧИ была переброшена через дорогу, я решил дать себе передохнуть. И когда выпрямился во весь рост и посмотрел на переброшенный снег, опять увидел то, что было в точности давно для меня знакомым. Я решил зайти в то помещение, где в тепле лежали сложенные у стены мешки с мукой, то через несколько минут обнаружил очень крупную жемчужину ДОЛЖНОГО. В эту ночь хлеб предстояло выпекать Нине. У неё были коротко подстриженные волосы, и она предпочитала краситься под блондинку. И она носила очки на пол-лица. И только она из пекарей переодевалась на работе в белую одежду из штанишек и блузки.

Минуты через четыре после того, как я зашёл в это помещение, и она решила СДЕЛАТЬ перекур и вышла из той большой комнаты, где стояли электрические печи в эту же комнату. Она закурила и села не на стул, а прямо на мешки с мукой, спиной прислонившись к стене. Я сразу вспомнил то время, когда это ВПЕРВЫЕ увидел. Где-то осенью 1972 года я долго смотрел на включенную лампочку в ванной, потом увидел сон, в котором какая-то блондинка в очках и в белой одежде сидит у стены в какой-то комнате, которая освещена была желтоватым светом. Лампочка не свисала с потолка, а была вкручена в патрон, который был прикручен к верхней части стены, как у нас в ванной. И эта лампочка светилась над крашенной блондинкой.

Эти ДВА моих сна были РАЗДЕЛЕНЫ толщей времени в десять лет, но то, что я в них увидел, обнаружилось в течение получаса 11 февраля 1999 года.

Вечером 13 февраля и утром 14 февраля я обратил внимание на то, что чувство спокойствия, которое прежде словно ОПИРАЛОСЬ на ПЛОТНОСТЬ сытого желудка, оказалось выше и уже находилось на середине груди. ПЛОТНОСТЬ спокойствия размером с РАСКРЫТУЮ ладонь находилась на середине груди между солнечным сплетением и горлом. Шёл уже шестой месяц после того, как я стал по утрам и вечерам улавливать носом запах табачного дыма. Этот запах иногда становился похожим на запах печёного лука. Бывали дни, они были довольно редкими, когда я не замечал этот запах. Гриппом я не болел уже ДВА года. Этот запах не мог не обращать на себя внимание, потому что он обычно появлялся после того, как я заболевал гриппом и начинал выздоравливать.

Когда наступило 16 февраля, меня в ДВА часа ночи разбудили чьи-то шаги. Кто-то прошёл совсем рядом с нашим домом. Я совершенно отчётливо услышал чьи-то шаги по скрипевшему снегу. Кому это среди ночи вздумалось зайти к нам за ограду и пройти рядом с домом?! Я сорвался с кровати, быстро обулся и вышел из дома. Никого снаружи не было. И в этом было что-то неожиданное. До меня ДОЛЖНЫ были доноситься хотя бы звуки чьих-то удалявшихся шагов. И ночью очень многое далеко становится слышным. Но я совсем никаких звуков не услышал. Тишина стояла мёртвая. Ещё с минуту я стоял и прислушивался, потом вернулся в дом. Обувь не стал снимать, когда лёг животом на кровать. На кровати лежал облокотившись. Предплечья обеих рук находились перед моей грудью. Я лежал в ПОЛНОЙ готовности сорваться с кровати и выбежать наружу, если что-то произойдёт. НИЧЕГО не происходило. Через пару минут меня ПОТЯНУЛО в сон, и тут послышался мышиный шорох. Что-то направилось по полу ко мне, вызвав знакомую мне возвышавшуюся над полом волну движения в мою сторону. Опять кто-то с пола собрался влезть ко мне на кровать, что мне сильно не понравилось. И опять мне НЕОБХОДИМО было УСПЕТЬ кому-то помешать взобраться ко мне на кровать. И опять я стал злиться из-за того, что не мог пошевелиться. Но какая-то «мышь» с какой-то настойчивостью стремилась взобраться ко мне. Она опять, как кошка, вцепилась за край свисавшего с кровати одеяла и старалась ПОДТЯНУТЬСЯ вверх.

Моя голова лежала повёрнутой как раз в эту сторону, и мне начинало казаться, что я вот-вот увижу эту «мышь». Она ДОЛЖНА была ПОКАЗАТЬСЯ из-за края кровати, к которому изо всех сил ТЯНУЛАСЬ. Она и в самом ДЕЛЕ ПОКАЗАЛАСЬ. Я увидел мышь какого-то пепельного цвета с размытыми очертаниями. Она двинулась к моему правому локтю с намерением подняться от него к плечу и к голове. Я пытался изо всех сил заставить себя СХВАТИТЬ эту «мышь» левой рукой, злясь на предательскую парализацию своего тела, которую не получалось преодолеть. Кисть левой руки как раз находилась у меня рядом с локтем правой руки. Как только эта «мышь» поднялась к моему правому плечу, кто-то прикоснулся ко мне сзади, к лопатке моей правой руки. Тут же прошла парализованность моего тела, и «мышь» сразу исчезла. Я ОТКРЫЛ глаза и удивился тому, что эту «мышь» увидел сквозь сомкнутые веки.

В этом году НИЧЕГО подобного со мной больше не происходило, но зато в следующем, ДВУХТЫСЯЧНОМ, году, начиная с 19 января и до 28 декабря, я пятьдесят четыре раза оказывался парализованным. Мне стало ясно, что не стоит торопиться выходить из дома, потому что так я только помогал кому-то пробраться в дом. И в ДВУХТЫСЯЧНОМ году мне пришлось познакомиться с разнообразием тех бесплотных существ, которые полезли ко мне.

3. На тот случай, что кто-то мог заболеть, было бы лучше, чтобы хлеб выпекали четыре женщины, а не три. Но их, как всё равно, оставалось трое. Через каждые ДВЕНАДЦАТЬ часов одна из этих женщин приходила на работу, чтобы сменить ту, которая уже отработала свои часы, затем приходила третья. Я не мог себе представить того, что как они могут у себя дома что-то УСПЕВАТЬ ДЕЛАТЬ. Им же нужно было время и для того, чтобы дать себе отдохнуть после работы. Я поражался их выносливости и, когда ОПИРАЛСЯ взглядом на то, как они ВЫПОЛНЯЛИ свою работу, мне становилось тяжело. Я оказывался под гнётом той работы, на которую смотрел. После того, как они заканчивали выпекать хлеб, им нужно было ещё браться за мытьё полов. Неужели у хозяйки не было лишних трёхсот рублей, чтобы нанять «техничку»? С течением времени мне стало ясна та причина, по которой «технички» не было. Мытьё полов для меня всё больше начинало выглядеть каким-то наказанием для этих женщин. Их словно оставляли постоянно в чём-то ВИНОВАТЫМИ.

НИЧЕГО неожиданного при такой нагрузке не было в том, что выпекавшийся хлеб иногда, случалось, оказывался подгоревшим. Хозяйка считала нужным высчитывать за каждую подгоревшую буханку по четыре рубля, по розничной цене. И для этих женщин было лучше СКРЫВАТЬ «сожженный» хлеб и уносить его домой. И за то, что как и сколько им приходилось работать, они считали себя вправе уносить с собой несколько буханок хлеба даже тогда, когда он не подгорал. Получалось, что мытьём полов они отрабатывали стоимость того, что уносили или что могли унести домой.

Я обратил внимание на то, что у этих женщин на предплечьях какие-то красные полосы находились рядом с теми, что выглядели посветлевшими, и рядом с совсем светлыми. Это были следы от ожогов. Недавние следы от ожогов выглядели красными полосами. Когда они заживали, становились светлее. А совсем светлыми полосами были уже оставшиеся у них шрамы.

Формы с испечённым хлебом эти женщины вытаскивали в многослойных хлопчатобумажных рукавицах, которые очень быстро прогорали. Для хозяев эти рукавицы прогорали и становились ДЫРЯВЫМИ что-то очень подозрительно быстро. И эти подозрения словно помогали им ТЯНУТЬ с тем, чтобы выдавать новые для тех, кто их как специально прожи гал. Может, эти подозрения даже помогали им не видеть следы ожогов на руках этих женщин?

Эти подозрения в воровстве и причинении ущерба нисколько не мешали хозяевам наживаться на наёмном труде. «Субботники» как ДОЛЖНЫ были остаться в прошлом, частью которого они стали. Но хозяева не собирались отказываться от того, чтобы организовывать «субботники», чтобы не платить за СДЕЛАННУЮ лишнюю работу.

27 февраля мне в третий раз пришлось участвовать в «субботнике». На этот раз, кроме уборки в самой пекарне, нужно было скинуть снег с крыши и убрать его с территории. Снег вывозился на грузовике. В этот день моя обувь насквозь промокла. На следующий день мне стало ясно, что я заболел. 5 марта я уловил слабый запах печёного лука и подумал, что начал выздоравливать. Но на следующий день вместо того, чтобы усилиться, он пропал. Моя болезнь оказалась такой тяжёлой и продолжительной, как никогда прежде. Кашель, мучавший меня всю ночь, каждое утро проходил, но к вечеру появлялся снова и начинал усиливаться. Голос мой дошёл до хрипоты. Болели и горло, и уши, и ДВА ряда, верхний и нижний, коренных зубов. Каждую ночь в течение трёх недель я мучился от сильной зубной боли. Болезнь словно не собиралась оставлять свою ХВАТКУ.

Хорошо, что отец к этому времени получил часть денег из накопившейся за полгода ЗАДОЛЖЕННОСТИ по зарплате. Пятьсот рублей он отдал за лекарства и лимоны, чтобы я стал выздоравливать. В очередной раз мне стало ясно, что в одиночку я бы не выжил. Отец потратил больше, чем я мог заработать за месяц. Болезнь лишила меня возможности получить за март несчастные триста рублей. Хозяева, конечно же, не собирались оплачивать мне такой ПРОПУСК после их «субботника». Они с самого начала не собирались оформлять меня на работу, чтобы не оплачивать такие ПРОПУСКИ. Им же нужно было на всём «экономить». Эта работа оборачивалась для меня больше ущербом и убылью.

Гриппом отец заразился от меня. Несмотря на болезнь, он всё равно решил поехать к своей дочери, чтобы попрощаться с ней. Она с семьёй уезжала жить в Германию. Уехал он 13 марта, а вернулся 17 марта. Вернулся он с оставленным нам чёрно-белым телевизором и с ДВУМЯ большими сумками, набитыми кое-какими вещами.

18 марта я отправился на почту, чтобы получить заказанный мной месяц назад ДВУХТОМНИК «Мифы народов мира». Томик стихов Лонгфелло наводил меня на мысль, что мне нужно искать кое-какие ответы в стихах настоящих поэтов.

Месяц назад, когда Галя ДОЛЖНА была в течение ночи выпекать хлеб. Я заговорил с ней о том, что насколько же обманчив ОКРУЖАЮЩИЙ нас мир; что иной раз бывает трудно разобраться в том, как нужно поступать; о том, что самые верные ответы приходиться искать в самом себе; и о том, что даже те, кто уже жизнь прожил и постарел, не могут дать нужных ответов, словно они и не жили в этом мире. Заговорил я и о том, что, возможно, есть такие книги, которые помогают найти нужные ответы. Галя сказала мне, что может принести один каталог, в котором такое множество книг, что в нём ОБЯЗАТЕЛЬНО могут быть такие книги. Когда я высказал предположение о том, что эти книги могут очень дорого обойтись, потому что КРУГОМ такие цены, что боишься что-то покупать, она заверила меня, что цены в этом каталоге ниже, чем на рынке. Через день она пришла на работу и принесла с собой этот книжный каталог.

Я заказал ДВА тома энциклопедии «Мифы народов мира», книгу «Омар Хайам в созвездии поэтов» и «Искусство джиу-джитсу» на сумму в ДВЕСТИ рублей. Заказ был СДЕЛАН с небольшим опозданием, и мне за все книги пришлось на почте отдать триста рублей, весь мой месячный заработок.

Мне по-прежнему становилось страшновато от мысли, что я сам себе только больше помогал ЗАТЯГИВАТЬСЯ ДАЛЬШЕ в какой-то гибельный обман, растрачивая столько денег и времени, которых мне может НЕ ХВАТИТЬ ровно настолько, насколько они были потрачены, чтобы выбраться из какого-то плена, в котором продолжал оставаться. ДВА тома энциклопедии были такими большими и толстыми, что прочтение этих книг могло отнять у меня немало времени. Мне не хотелось, чтобы чтение этих книг оказалось всего лишь ПУСТОЙ тратой времени.

Когда я взялся читать эти ДВА тома, то в ПЕРВУЮ очередь стал останавливаться на ИЗУЧЕНИИ статей, СВЯЗАННЫХ с мифами Древнего Египта, Древней Греции, Древней Индии. Моё внимание привлекла большая статья о значении поэта. В этой статье было сказано, что поэт – это «персонифицированный образ сверхобычного видения, обожествлённой памяти коллектива», что «он знает всю вселенную в пространстве и во времени, умеет всё назвать своим именем». Он, «как и жрец расчленяет первоначальное единство вселенной; устанавливает природу разъятых частей». «Сверхвидение его есть мудрость». «Память о прошлом связывает его с нижним миром». «Он подобен шаману», и «как последний, несёт в себе печать иного царства».

Когда прочитал статью о боге Сете, то решил, что всё его могущество я почувствовал в тот день, когда приехал в Новосибирск и остановился у железнодорожного вокзала. Бог Тот мог иметь отношение к жемчужинам ДОЛЖНОГО.

Приобретай мудрость, приобретай разум; не забывай этого, и не уклоняйся от слов уст моих.

Не оставляй её, и она будет охранять тебя; люби её, и она будет оберегать тебя.

Главное – мудрость: приобретай мудрость, и всем имением твоим приобретай разум.

Высоко цени её, и она возвысит тебя; она прославит тебя, если ты прилепишься к ней;

Возложит на голову твою прекрасный венок, доставит тебе великолепный венец.

БИБЛИЯ, Притчи Соломона (4: 5—9)

И я, конечно же, не мог ПРОПУСТИТЬ статью о богине Афине. О ней было написано, что она – «мысль Зевса, осуществлённая в действии»; что «её место ближайшее к Зевсу»; что «она мыслилась как судьба, что её священные деревья маслины считались «деревьями судьбы».

Именно эта богиня помогала Одиссею в его многолетних странствиях, «которые представляли собой инициацию, которая заключается в выводе за пределы привычного устоявшегося мира, в пребывании какое-то время вне его и в возвращении. И временное отсутствие Одиссея означало его временную смерть. Инициация (посвящение) осуществлялась через переплывание вод смерти и через возвращение на корабле, символе нижнего мира, «преисподней-чревом, куда всё уходит после смерти и откуда всё возрождается вновь». «Инициация осмысляется как смерть и новое рождение и, как правило, мучительная, с потерями, испытаниями».

4. Когда болезнь оставила меня, я вернулся на работу. И только в течение ПЕРВОЙ недели я не чувствовал той угнетённости, которую испытывал там. Со ВТОРОЙ недели она начала наваливаться на меня. Хозяйка чуть ли не насильно всунула мне в руку пятьдесят рублей: так она возмещала мне потраченные на лекарства деньги.

«Маг появляется таковым из материнского чрева; прочие же, присваивающие себе это назначение, будут несчастны».

Из книги Дугласа Монро «Практическая магия друидов»

4 апреля по телевизору ПОКАЗЫВАЛИ фильм «Я люблю человека в униформе» (1993). И этот фильм оказался местами мне давно знакомым. Из-за одного нежелания ДАЛЬШЕ продолжать оставаться СОУЧАСТНИКОМ происходившего в мире беззакония, материальных зависимостей и выгод происходит «расшатывание устоявшегося привычного мира» человека и «выпадение» его из общества. Несмотря на то, что отец этого человека был прикован болезнью к больничной кровати, он оставался для него какой-то ОПОРОЙ. После смерти отца он ПОТЯНУЛСЯ к одной девушке, которая могла стать для него ОПОРОЙ, но она стала отстраняться от него. Он мог ПОТЯНУТЬ её за собой. Опасения чего-то худшего останавливали её. Она СДЕЛАЛА выбор в другую сторону, где ей приходилось соглашаться даже на то, чтобы сниматься в постыдных сценах. И этот человек оказался в ПУСТОТЕ и закончил жизнь самоубийством. Он пошёл по пути, который не мог быть для него ОПОРОЙ. НИЧЕГО не говорилось о пути ДОЛЖНОГО и в романе Джека Лондона «Мартин Иден», в котором всё закончилось гибелью главного героя.

Когда по телевидению стали объявлять о скором начале ПОКАЗА фильма «Одиссея», я собрался ОБЯЗАТЕЛЬНО посмотреть его. В этом фильме могло быть что-то такое, что могло ОТКРЫТЬ мне понимание чего-то очень важного для меня.

19 апреля поздно вечером ко мне на работу зашёл сторож из детского сада, тот самый, который ВПЕРВЫЕ зашёл ко мне на пекарню 9 октября 1998 года. Недели через три он зашёл ко мне во ВТОРОЙ раз утром как для того, чтобы рассказать мне о том, как «Кот» заходил к нему. Ему как ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно было рассказать мне о том, как «Кот» сидел у него за тем же столом, за которым и я сидел, и о том, как он, уходя, стащил у него с этого стола будильник, и о том, что он вовремя заметил пропажу и побежал догонять «Кота». Он с таким возмущением стал выкрикивать те слова, какими стал называть «Кота», когда забрал у него свой будильник назад, что эти его выкрики можно было услышать во всей пекарне. Хозяева пекарни как раз к этому времени и приходили туда. Этот сторож не мог знать того, что хозяевам сильно не нравилось, когда на пекарню заходили посторонние. Он ушёл до их прихода.

Несколько раз я замечал этого сторожа, когда он издали с какой-то настороженностью и робостью посматривал в мою сторону. Мне что-то не верилось в рассказанную им историю про «Кота» и будильник. Он приходил для того, чтобы покричать, чтобы об этом доложили хозяевам, чтобы я потерял работу. Он приходил для того, чтобы мне так нагадить, и поэтому с такой опаской издали смотрел в мою сторону. Подобных ему ТЯНУЛО заходить к «беженцам», чтобы изо всех сил постучаться в двери тех домов, в которых они поселились, и поздно вечером, и среди ночи. Когда дверь перед такими тварями ОТКРЫВАЛАСЬ, они вели себя как ни в чём не бывало, словно никакого грохота и не было. Звук пропадал бесследно, и получалось так, словно НИЧЕГО плохого они НЕ СДЕЛАЛИ. Их как не получалось в чём-то ОБВИНИТЬ. Подобные приёмы были на вооружении у многих.

Когда этот сторож заметил, что я по-прежнему, как ни в чём не бывало, продолжал работать на пекарне, он отважился зайти ко мне ещё раз. По всей видимости, у него опять было что мне рассказать. В этот вечер по телевизору ДОЛЖНЫ были ПОКАЗАТЬ очередную серию из фильма «Горец» с Кристофером Ламбертом, и я надеялся увидеть в этом фильме что-то важное для себя.

Говорить этому сторожу на этот раз было как не о чем. Ему приходилось вспоминать о чём-то, о чём можно было сказать хоть несколько слов. Он на этот раз был подвыпившим и стал отнимать у меня время ещё до начала фильма. Сторожу всё больше и больше времени нужно было для того, чтобы сказать мне о чём-то ещё. Я надеялся, что он уйдёт, когда все слова у него закончатся. Но он не уходил. Что-то его удерживало. И почти осязаемым для меня было то, что его удерживало. Я пытался понять, что же его может так удерживать. В этом фильме я НИЧЕГО важного не заметил, потому что этот сторож время от времени мешал мне его смотреть своими бессмысленными вопросами. Сторожа что-то продолжало удерживать, когда и фильм уже закончился. Когда ему уже совершенно нечего было сказать, он стал пытаться изображать на своём лице мимикой и кривляниями то, что у него не получалось сказать. Мне хотелось, чтобы он всё-таки сам ушёл.

Наконец, он как вспомнил что-то и стал ПРОТЯГИВАТЬ мне небольшую пластиковую бутылку с самогоном, и так, словно на произнесение каких-то слов его уже НЕ ХВАТАЛО, а ещё через какое-то время его НЕ ХВАТИТ на то, чтобы продолжать вот так ПРОТЯГИВАТЬ мне эту четверть литровую бутылку. Бутылочка была НАПОЛНЕНА самогоном больше, чем наполовину. «Зачем она мне? … Оставь её у себя, потом допьёшь», – сказал я ему. А он продолжал молча мне её ПРОТЯГИВАТЬ. Когда я решил взять её у него, чтобы он перестал её так держать, он тут же отдёрнул от меня эту руку и ВПОЛНЕ отчётливо выругался в мой адрес. Голос был его неуверенным и сдавленным от того, что он ВПОЛНЕ понимал, что ДЕЛАЛ. Он явно не настолько был пьян, чтобы так мне ответить.

Это ему ОБЯЗАТЕЛЬНО надо было СДЕЛАТЬ?! Он не мог уйти, НЕ СДЕЛАВ этого или что-то подобное? Когда он в ПЕРВЫЙ раз зашёл ко мне, уже тогда им было уже задумано ОБЯЗАТЕЛЬНО мне как-нибудь нагадить. Когда он пришёл во ВТОРОЙ раз, то уже постарался нагадить. Я сорвался с места, на котором сидел, и дал ему пару пощёчин, затрещин. Он сразу СКРУТИЛСЯ в позу зародыша на настиле из досок, на котором можно было сидеть и лежать, и выронил на пол бутылку, которую прижал к себе, когда отдёрнул от меня ПРОТЯНУТУЮ ко мне руку. Ни минуты больше я не собирался терпеть присутствие этого НИЧТОЖЕСТВА. Сначала я подобрал с пола упавшую бутылку, врезал ею пару раз по его голове, чтобы он лучше запомнил, что она к нему вернулась, потом СХВАТИЛ его за шиворот и сдёрнул с настила прямо на пол и потащил его волоком через порог наружу. Снаружи я поволок его к калитке по хорошо утоптанному обледеневшему снегу. За калиткой я протащил его по дороге половину расстояния от неё до калитки в ограде детского сада и оставил его прямо на середине дороги. На нём не было ни шапки, ни кирзовых сапог. Сапоги, скорее всего, слезли с его ног, когда я его тащил. Я решил вернуться назад за сапогами и шапкой, чтобы для этой твари НИЧЕГО не осталось такого, за чем ЕЙ самой нужно будет возвращаться, и обратил внимание на то, что из окна пекарни за происходившим наблюдала Татьяна. Она не могла не слышать тех слов, которые выкрикивал этот сторож, когда во ВТОРОЙ раз он зашёл ко мне на работу. Сторож как раз и рассчитывал на то, что она или кто-то другой расскажут хозяевам про крики, но этого не произошло.

Когда я вернулся к продолжавшему лежать на дороге сторожу, сначала швырнул в него его шапкой, потом запустил в него один сапог, затем – другой. После этого вернулся назад и зашёл к Татьяне, которой стал рассказывать о том, что произошло. Через занавешенное наполовину окно было видно, как сторож стал продолжать ПОКАЗЫВАТЬ себя опьяневшим до какого-то безумия. Он стоял босиком, в одних носках, на снегу и приказывал своим сапогам подняться. Потом он босиком направился в нашу сторону, к калитке. «Вот, скотина!! Ему, наверное, мало. Сейчас я ему ПОКАЖУ!» – вырвалось у меня, когда я собрался выбежать наружу. Снаружи мне нужно было пробежать метров пять до угла, за которым можно было увидеть калитку. У калитки никого не было. Эта неожиданность меня не остановила, и я пробежал ещё метров десять-одиннадцать до самой калитки. И там увидел сторожа, который оказался уже за оградой детского сада и уходил уже от их калитки. Разве пьяный человек сможет пробежать расстояние большее, чем то, которое мне пришлось пробежать? Он же сразу бросился бежать в обратную сторону, чтобы УСПЕТЬ СКРЫТЬСЯ от меня за оградой детского сада.

А его шапка и сапоги так и остались лежать на середине дороги. Я решил подобрать эти его вещи, чтобы он потом мог бы зайти на пекарню и забрать их. У него не было столько денег, чтобы он мог позволить купить себе другие сапоги и шапку.

Утром этот сторож, уже пожилой человек, прошаркал по дороге мимо пекарни без шапки и в каких-то старых ботинках без шнурков. Я решил сказать хозяйке о том, что этот сторож может зайти за своими вещами, чтобы кому-то другому не пришлось как-то объяснять появление на пекарне какого-то постороннего. «Пусть приходит… Пусть забирает всё, что ему нужно! Не нужны мне его сапоги! Пусть забирает!» – хозяйка с такой поспешностью стала отвечать мне, чтобы поскорее СКРЫТЬСЯ от меня за той дверью, к которой она сразу направила свои шаги. Она сразу постаралась отстраниться от меня и от произошедшего. Она раз уже оставила меня один на один с болезнью, и вот уже во ВТОРОЙ раз постаралась оставить меня один на один с произошедшим. А если бы произошло что-то похуже, чем это, и с последствиями, которые могут оказаться намного худшими, что тогда? Эти хозяева тем более постараются ОБЯЗАТЕЛЬНО остаться в стороне? Зачем им чьи-то проблемы? А зачем мне нужна была такая работа?

ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО апреля утром я узнал от Гали, что вечером будет «собрание», на котором всё ДОЛЖНЫ были ОБЯЗАТЕЛЬНО присутствовать. Это новость вызвала у меня раздражение в крови. Зачем мне это «собрание»? К чему оно было: к худшему или лучшему? У нас что-то могло прибавиться или, скорее, убавиться? Если сами хозяева позволяют себе отстраняться от всего, что считают лишним для себя, зачем мне нужно было их «собрание»? Я, может быть, и не пошёл бы на пекарню ради какого-то «собрания», но в этот вечер как раз мне и так нужно было приходить на работу.