Прямо передо мной, в метре от фургона, находилась открытая настежь небольшая железная дверь в кирпичной стене длинного здания без окон, куда незамедлительно вошел разбудивший меня человек. Мне оставалось следовать за ним, не отставая. Коридор оказался длинным и пустым, с переходами и поворотами, в которых легко запутаться.
Наконец мы добрались до нужной двери, выбранной моим проводником из ряда других точно таких же, по какому-то одному ему известному признаку. Она была ничем не примечательна, без указателей и табличек.
Всё это нисколько не напоминало медицинское учреждение, даже отдаленно.
Открыв дверь, человек пригласил жестом зайти первым, после чего закрыл её с обратной стороны, сразу, как только я сделал два шага.
Я остался один в комнате.
Оглядевшись увидел на стене с потёртыми бумажными обоями и плакатами на медицинские темы вешалку с тремя крючками для одежды, на одном из них висел белый халат.
Кабинет без окон освещался настенным плафоном, закрепленным над столом, стоящим у стены, напротив входной двери. В боковой стене слева ещё одна дверь. Перед столом два стула, а у стены справа – длинная широкая скамья, обитая светло-коричневой кожей. В углу раздвижная ширма.
Я кашлянул для приличия и задал преувеличенно шутливым тоном вопрос:
– Есть кто-нибудь?
Когда приходилось ждать в учреждении или магазине, накапливающееся внутреннее раздражение всегда придавало ощущение собственной правоты и уверенности, выражающееся в решительном действии, – громко позвать кого-то, кто должен быть на рабочем месте, но, почему-то отсутствует.
Я снял куртку, повесил на вешалку, шагнул вглубь комнаты и уселся небрежно на один из стульев, повернувшись правым боком к столу.
За боковой дверью послышались шаги. Дверь отворилась и передо мной предстала молодая женщина в таком же халате, как на вешалке, и в высокой белой шапочке, скрывающей прическу, со стетоскопом на шее, неловко придерживаемым рукой, чтобы он не съехал. Из нагрудного кармана её халата выглядывала авторучка с мигающим зеленым огоньком на колпачке.
В правой опущенной руке она держала белую папку с развязанными, свисающими тесёмками.
Женщина посмотрела строгим взглядом, не очень-то соответствующим её неуверенному вопросу:
– Лев Семёнович?
Я ответил, продолжая в том же шутливом ключе, – он самый, – и стал ждать ответной реакции.
– Пройдите за ширму, разденьтесь до трусов и лягте на топчан. – Она указала на скамейку.
Проделав то, что от меня требовалось, я улёгся на холодную белую простыню, постеленную доктором, пока раздевался за ширмой. Коротко рассказав о случившемся, я стал выполнять по её команде различные движения руками и ногами, сначала лёжа на спине, а потом перевернувшись на живот. Проделав дальнейшие необходимые манипуляции с моим телом и головой, и помахав своей авторучкой с мигающим светом перед лицом, доктор подтвердила: в организме повреждений нет.
Я оделся, сел на скамью и стал ждать. Женщина что-то писала в своей папке.
Я спросил:
– Ну как, мне можно на работу?
– Минутку, – ответила она, не отрываясь от своего занятия, старательно выводя буквы. Затем протянула заполненный бланк и сказала:
– Предъявите по месту работы. Больничный на три дня. Продлевать и закрывать не требуется, но советую показаться своему терапевту. Вам предписан покой, физические нагрузки исключить.
Я взял густо исписанный крупным почерком листок, надел куртку, попрощался и вышел из кабинета. Коридор оставался всё таким же безлюдным. Мой сопровождающий отсутствовал.
– Так. Когда мы шли сюда, дверь в кабинет была справа. Значит выходить нужно, оставляя дверь слева. А дальше куда?
Я решил уточнить у доктора, как выбраться отсюда, вернулся в кабинет, вновь оказавшийся пустым, и крикнул:
– А можно спросить? Подскажите, как мне выйти!
Прислушался. Тишина. Тогда я приблизился к боковой двери, откуда появлялась женщина в белом халате, постучал, опять прислушался. Ни звука, ни шороха. Открыл дверь, нажав на ручку, выглянул. Перед моими глазами предстал ещё один длинный пустой коридор с закрытыми дверями.
Я возвратился в кабинет, ничего не понимая, и почему-то решил накинуть поверх куртки белый халат, одиноко висевший на вешалке. Может быть здесь принято носить белые халаты, и я сойду за своего. Всё это отчётливо начинало мне не нравиться.
После недолгих блужданий по коридорам и переходам, мне показалось, что я вернулся назад – к кабинету врача. Тогда я стал дергать за ручки всех дверей подряд, но мои попытки открыть их оказались тщетными. Сегодня же 3 января, – догадался я, – учреждение не работает. Но свет горит. Наверное, это дежурное освещение.
Наконец, я заметил на полу перед одной из дверей блеск подсыхающей пленки воды. С облегчением сообразив, что это может быть растаявший снег от ботинок, занесённый при входе с улицы, я направился туда. Ещё бы чуть-чуть и пол мог высохнуть, лишив меня надежды обнаружить выход из этого лабиринта.
Но я рано радовался. Дверь, как и все остальные, оказалась запертой. Я посмотрел в замочную скважину, но ничего не увидел. Железная дверь снаружи, – вспомнились мне обстоятельства своего прибытия в фургоне к этому кирпичному зданию в сопровождении человека в серой куртке.
Как он уверенно шагал по этим коридорам. По каким признакам здесь можно ориентироваться?
Я решил внимательно присмотреться к стенам, полу и потолку. Но ничего, заслуживающего внимания, обнаружить не удалось.
Тогда я принялся тщательно изучать входную дверь, и слева от нее, на высоте поднятой руки, присмотревшись, увидел слегка потёртое пятно на обоях, как будто там прикладывали ладонь к стене. Я сделал так же, и в двери что-то щёлкнуло. Быстро потянув за ручку, я смог с трудом её открыть. За ней, как и ожидалось, обнаружилась железная дверь, поддавшаяся моему нажиму на рукоятку, и я, к своей радости, оказался на улице.
Я стоял в накинутом на плечи поверх куртки белом халате, на пронизывающем порывистом ледяном ветру, бросающим колючую снежную пыль в лицо, и никак не мог сориентироваться. Местность была мне незнакома.
Внезапно в кармане куртки зазвонил телефон. Обеспокоенным голосом Женька выяснял, где я нахожусь и почему не явился до сих пор. Оказывается, с момента моего выхода из дома не прошло и получаса, хотя казалось, я потерял полдня.
На ходу объясняя Женьке, в какую ситуацию я попал по пути на работу, я двинулся по дороге вдоль здания, выискивая глазами табличку с названием улицы и номером дома. Женька, не дослушав до конца, нетерпеливо затараторил в трубке:
– Скинь свой трек, я вышлю машину.
– Какой трек? – спросил я.
– Включи видео. Ты там не ударился?
– Сейчас, – ответил я, – тебя бы на мое место. – Включил. А дальше что?
– Ничего, жди. Подъедет вторая.
Я продолжал медленно идти в наугад выбранном направлении. Кирпичная стена дома без окон никак не кончалась. Справа в утренней полумгле просматривался пустырь с редкими огоньками проезжающих вдали машин. Похоже, за пустырем проходила автомагистраль. Включенный в режиме видеотрансляции телефон находился в руке. Я развернулся и двинулся обратно. Прямо передо мной железная дверь захлопнулась. Согреться было негде. Порывы морозного ветра пробирали до костей. Неизвестно, сколько времени придётся ждать машину. И как скоро меня найдут. Я стал быстрым шагом прохаживаться взад и вперед вдоль длинной стены здания, пытаясь хоть как-то согреться. Но это не помогало. Становилось всё холоднее, меня уже трясла крупная дрожь.
За спиной заиграла негромкая веселая музыка. Я обернулся и увидел силуэт медленно приближающегося автомобиля с мигнувшими несколько раз фарами. Я радостно помахал в ответ рукой, подбежал, открыл переднюю правую дверь и произнёс дрожащим голосом непослушными от холода губами, нисколько не сомневаясь, что машина выслана именно за мной:
– Здравствуйте, наконец-то я вас дождался.
– Здравствуйте, – ответил приятный женский голос, – присаживайтесь.
Я осторожно и с некоторой опаской сел в кресло и аккуратно, насколько смог, закрыл дверь. В машине было тепло. Термометр салона на передней панели показывал 23 градусов.
– Поехали? – спросил сочувственно, через затянувшуюся паузу, тем же голосом невидимый водитель, предположив, что я достаточно согрелся.
– Помчались, – ответил я, улыбаясь.