Повести и рассказы. Книга 4

– Видишь, Юрий Павлович, какое дело? Бедные, бедные дети, хорошо, что не попал к директору.

– Извиняюсь, вы разве не у него были? Поехали, быстро домчу.

– Нет, нет. Ни в коем случае. Ни-ни. И не думай! – я резко запротестовал руками.

– Так что, стоять?

– Давай просто поедем и всё.

Мы долго кружили по городу. Я понемногу успокоился. Молчал, думал.

– Поехали, Юрий Петрович, на наш злополучный дом.

Когда подъехали к строящемуся дому, было уже поздно. Из темноты вынырнул сторож.

– Ну, поговорил?

– Поговорил… – голос мой был бесцветным и нисколько не убедительным.

– Не видать что-то. Говорю тебе: доведут до греха.

– Отец, как ваше имя, отчество? Прошу извинить.

– Евдоким Евграфович.

– Так вот, Евдоким Евграфович, пусть лупят.

– Как так?

– А вот так, рогатками. Вы их, конечно, шугайте. Но туда, – он кивнул головой, – ни-ни. Чтобы никто не знал.

– Чёй-то я не пойму.

– Так надо.

– Ну… если надоть, то надо. Токмо всё енто, я вижу, что-то не так. Да и ты какой-то не такой, как давеча.

Я хотел что-то сказать, огорчённо махнул рукой, крякнул, захлопнул дверцу.

Дед зашаркал к сторожке, беседуя сам с собой:

– Оно, конечно, понять можно… добрый. Мне и самому их жаль, сволочей. Насмотрелся, поди, на них. От такой житухи не токмо из рогатки, из обреза палить зачнёшь. Ох-хо-хо. И докуля мы эдак докотимся?

Две судьбы одного поколения

Абрамушка

Родился Абрамушка, как и все рождаются. А родившись, заорал так, что акушерки, принявшие его в свои руки, ахнули: «Генерал, да и только».

Всё в новорождённом, как полагается, но вот беда – на левой ручке был только один пальчик. Поплакала мать, погоревал отец. Да что делать? Так случилось. Горюй не горюй, не исправить. От этого ласкали его больше меры.

Абрамушка рос быстро. Сидеть, говорить и ходить начал раньше времени. Смышлёный был не по возрасту. Тянулся ко всему. Пальчиком стал в книгу тыкать тогда, как другие детки на горшочках ещё сидели.

Приметили это родители и решили: коли Бог обидел в одном, так в другом надбавил. Успокоили себя этим и с удвоенной энергией взялись за его развитие. Ясли и садик сочли не для него. Наняли гувернантку из студенток. Сами на работу, а она с Абрамушкой по специальной программе занимается. Мучилась с ним: характерный. Покрикивает да поучает сам, что да как.

К школе Абрамушка и читать, и писать умел не хуже заправского школьника. Сидел в классе на первой парте. Кругленький, выше детей на полголовы. Учительница не знала, как себя вести с ним. Все дети палочки пишут. Он требует: «Давайте мне задачки».

Посоветовались с директором школы, да и перевели во второй класс досрочно. Абрамушка попыхтел немного, догнал второклашек. Обошёл теперь не только своих одногодков, но дал фору однокашникам. Так случилось – от родителей перешло или сам удумал, – а только стал считать себя вроде как бы избранным.

Даже в простеньких играх с детьми ставил себя в лучшее положение:

– Это я, а это вы.

Из-за этого ребята с ним не дружили, за небольшим исключением, вроде Ваньки. Ванька и сам был хорошим безобразником, к тому же ещё и подхалим. Свой план имел в отношении Абрамушки: то пирожное достанется, то конфета… Абрамушка знал об этом, мог бы и прогнать Ваньку, но наоборот, делал довольный вид. Ему уже тогда льстило холуйское поведение таких, как «этот».

Шли годы. Из класса в класс Абрамушка переходил с круглыми пятёрками. Весь смысл жизни, казалось, он вкладывал в эти пятёрки. Он хотел быть лучше всех. Ему не нужны были просто пятёрки, он требовал пятёрок с плюсом. И ему ставили их. Он ждал похвал – его хвалили. Им гордились не только родители. Им гордилась школа. Наконец, самое главное – он сам гордился собой.

Учителя и родители прочили ему большое будущее: какой ум, какая память!

Его спрашивали: «Кем, Абрамушка, ты хочешь быть?». И слышали чёткий и определённый ответ: «Первым».

Он не говорил – физиком, учителем, врачом. Первым, и всё.

У Абрамушки не было определённой тяги ни к чему. Он даже в старших классах не задумывался над тем, кем ему быть. Он знал, был уверен: где бы ни был, кем бы ни стал, он будет первым. Его уверенность рождалась в нём не без основания. Чего бы не захотел – всегда добивался. Сказать правду, ему не всегда удавалось это легко. Но врождённые способности и воспитанная настойчивость ему всегда помогали.

Отзвенел последний звонок. Под марш духового оркестра Абрамушке директор школы вручил диплом с отличием.

На груди закрепил золотую медаль. Абрамушка был горд, с высоты сцены смотрел на своих бывших одноклассников. Сошел со сцены, но странное дело, никто не потянулся к его медали, как вроде они были у всех, а не у него одного. Почему это никого не интересует? Дети были заняты друг другом, смотрели свои аттестаты, радовались тройкам своим и своих друзей. Абрамушка ожидал чего угодно, только не этого, не такого «оскорбления».

«Над кем они смеются? Да как они смеют не замечать меня? – Кричало в его душе. – Делают вид, что я им не нужен?»

Даже Ванька куда-то запропастился. Хоть бы с ним поделиться радостью… Он не остался на прощальный бал. Понял: здесь обойдутся и без него. Там, где на него не обращали внимания, там, где он не кумир, он быть не мог.

– Погодите, вы ещё обо мне услышите!

Его мучило униженное самолюбие. Ум жаждал деятельности: хоть что, лишь бы быть первым. Родители собирались отправить Абрамушку в столичный престижный университет. Для них это было несложно.

– Станешь физиком, большим учёным.

– Нет, я останусь здесь.

Родители не знали, что делать. Но справиться с сыном было невозможно, и они отступились.

– Бог с тобой. Делай, как знаешь. Не маленький, не нам тебя учить.

Абрамушка не говорил о причинах, толкнувших его поступать в местный строительный институт. Причины были такими: во-первых, в институт поступала его одноклассница Света. Тихая миловидная девушка, к которой он ещё в школе проявлял знаки внимания, правда, пока безрезультатно. Верил, что своего добьётся. Во-вторых, большая часть из его класса сдали сюда свои заявления, и он хотел посмотреть, как те справятся с большим конкурсом. В-третьих, ему попросту не хотелось уезжать от родителей. Кто будет исполнять его желания, претензии? Кто накормит, кто постирает, погладит, начистит ботинки?

Институт ни на грамм не изменил Абрамушку, теперь уже Абрама. Он, как и прежде, был лучшим студентом. Сдавал курсовые, зачёты в срок и досрочно. Сидел в президиумах. Добился своего: защитился с золотой медалью, тихая девушка Света стала его женой.