Мы, дети войны. Наши игрушки – это патроны, гранаты, спрятанные от отца ножи, пистолеты, тротиловые шашки и в свои четырнадцать лет я умел собирать и разбирать многие пистолеты, винтовки и автоматы, даже разминировать несложные мины, и потому по этому сухому щелчку сразу понял, что я попал в западню. Смертельную западню.
Под моей ногой оказалась противопехотная мина. И она уже встала на боевой взвод. Я замер и стал звать на помощь, что ещё мог сделать четырнадцатилетний пацан? Первой прибежала Надя, следом за ней Василий. По моей застывшей позе и неестественному положению руг и ног он всё понял. Решение принял молниеносно. Обежав вокруг поляны, он нашел несколько поваленных деревьев, которые начал сносить и складывать возле меня. Когда своеобразная баррикада была готова, он сказал Наде, что он с разбегу прыгнет на меня и постарается сбить с ног так, чтобы мы с ним оказались с той стороны баррикады, а Надя должна в этот же момент, из-за бревен, тянуть меня изо всех сил за руки. Но не высовываться, чтобы не подставить себя осколкам. Нога у меня уже затекла, и я понимал, что бессилен сделать прыжок самостоятельно. Страха смерти не было.
Василий вел себя уверенно и даже успел рассказать нам анекдот.
Когда всё было готово, Василий спросил у нас, готовы ли мы, и после утвердительного ответа начал отходить для разбега.
Я протянул руки сестре. Надя схватила меня. Я чувствовал дрожь её рук и пульс, который был в унисон с моим. Василий крикнул, что-то типа «не ссать – прорвемся», и начал свой разбег.
Сильнейший удар, мой непроизвольный крик, причитание сестры и взрыв прозвучали за моей спиной одновременно …
Когда я пришел в себя и выбрался из-под завала баррикады, через пыль, дым и опускавшиеся под силой тяжести взрывной волной и осколками, сорванные с деревьев листья, я увидел Василия, который лежал в луже собственной крови.
Рядом с ним уже сидела Надя и выла по волчьи обхватив себя за голову. Одной ноги у Васи не было по колено. Второй, по ступню.
Я был оглушён, но мысли работали ясно. Я закричал, что есть мочи, чем привел сестру в себя и мы вдвоем подняли, почему-то не очень тяжелого Василия на руки, и понесли его в сторону города … сколько прошло времени, я не знаю, сознание было, как в тумане.
Звон в ушах, боль в спине, как от тысячи иголок, тошнота и дрожащие ноги…
… на встречу нам ехала штабная машина, видимо услышали взрыв…
… дальше всё было как во сне … о том, что у меня три осколка в спине и два в голени я узнал уже на следующий день …
Василия пытались спасти лучшие хирурги Минска. Они из него вытащили уже больше сорока осколков… и продолжали борьбу за его жизнь.
На следующий день отца экстренно вызвали в Москву. Мы все полетели с ним. Уже садясь в военный самолёт нам сообщили, что Васю ещё пытаются спасти, но пришлось ему ампутировать обе ноги. Одну по пах… на этом связь оборвалась.
Это было в конце лета 1945 года. В Московском госпитале мы с Надей пролежали месяц. Она с контузией, я с осколочными ранениями. Ещё в госпитале папа сообщил нам, что Василий умер. Не выдержало сердце.
Бабушка говорила, что, наверное, так даже лучше, чем если бы он выжил, мало того, что с изуродованным лицом, и без пальца, так ещё и без ног. Беда.
Сестра моя, Наденька, перестала разговаривать. Совсем. Онемела. Врачи не могли понять причину, но все списали на последствия контузии. Мы учились все общаться с ней заново. Писали друг другу записки.
Она по необходимости. Мы из солидарности. Смеяться она тоже перестала. В её русой косе до пояса, появилось много седых волос.
Через год она поступила в институт. Политехнический. На особых условиях. Освоила азбуку для глухонемых. Проучилась там пять лет. Все эти годы Надежду возили по лучшим клиникам страны в попытке вернуть Наденьке речь. Но «светила» медицинских наук были бессильны. Я же через несколько лет ушёл служить во флот, где и прослужил на крейсере четыре года. Черноморский флот и Севастополь стали моим домом на это время.
Когда вернулся, то Москву было не узнать, а вот сестра не изменилась. В нашем доме по-прежнему жила тишина.
Поэтому одна надежда на заграницу!
Я знаю, что твой папа ездит по консилиумам разным в разных странах, и знаю, что ты мне поможешь!
Твой друг Александр…
* * *
Кому: Киргизская ССР, Село Сталинское
Боровому Григорию Павловичу (для Василия Григорьевича)
От кого: США, Штат Джорджия, Графство Стивенс
Токкоа. Мистеру Дж. Байерли
Уважаемый мистер Василий Боровой!
Пишу тебе немного по-русски, думаю, что письмо мое к тебе немного дойдет несмотря на то, что у наших правительств (вашего коммунистического и нашего демократического) есть спорные моменты.
Как ты видишь, я усвоил многие уроки русского языка и пишу тебе это письмо. Я Джозеф Байерли, твой друг мистер Василий. Я помню, что тебе очень-очень не нравилось такое обращение, но я это пишу специально, чтобы ты меня вспомнил.
Далее буду писать – товарищ Василий!
Как сейчас я помню нашу победу и 10 мая 1945 года, когда мы вместе получили боевое задание. Мы должны были обнаружить, потом окружить и полностью уничтожить штурмовиков эс эс, которые прикрываясь местным мирным, женским населением, хотели или пытались (не знаю, как правильно, потому пишу оба ваших слова) прорваться-продраться к нашим союзным войскам (США), потому что вы, советы эсэсовцев в плен не брали. И правильно делали!
Помнишь, как мне пришла в голову сумасшедшая идея и я, переодевшись в американскую военную форму один! (но ты был рядом и совсем не понимал по-американски, потому не пошел, чтобы «не запалить всю малину», я запомнил выражение, но так и не понял, что это значит и какое отношение к гитлеровцам имеет эта вкусная ягода) пошел на переговоры к тысяче вооруженных до зубов солдат эс эс.
Я помню, как я их долго-долго убеждал сдаться, сложить совсем оружие своё и выходить повзводно, с поднятыми, совсем вверх, своими руками, как они (глупые немцы) думали к американским войскам … а не тут то всё и было, так у вас говорят?
Надеюсь, что в итоге они все были уничтожены вашим СМЕРШем.
Меня ранили тогда, и я попал в госпиталь с пулевыми ранениями груди, кто-то из немцев эс эс, выстрелил мне в спину.
Меня лечили-лечили и вылечили. Госпиталь в Ладсберге. Ты, товарищ Василий его ещё помнишь? Как мы там случайно встретились, оказалось, что тебя тоже ранило и в тот же день. Мы теперь раненые побратимы. Я правильно написал?
Помнишь, как мне за мое безумство (вы называете безрассудные действия – подвигом, я помню) вручили ещё одну государственную награду Советского Союза – орден Красного Знамени! До этого у меня уже была одна, и тоже за безрассудные действия. В Армии США всё, наоборот. Тут дают награды за рассудительные действия, а за безрассудные наказывают. Разные у нас страны, однако.
Так вот, я пишу письмо тебе домой в Киргизию, знаю, что они перешлют тебе мое письмо, и хочу рассказать, что я помню, как ты поёшь и никогда не забуду. Я всем своим солдатам и друзьям пытаюсь объяснить, что такое великолепный голос русского солдата! Когда мы расстались, тебя перевели в ожоговый госпиталь в Белоруссию, я познакомился с вашим великолепным военачальником, маршалом, героем войны – Георгием Жуковым.
Оказывается, ему, Жукову, докладывали об американском десантнике, который любит совершать безрассудные поступки и получать за это русские ордена, и маршал захотел лично со мной познакомиться. Мы пили коньяк и потом чай. Мне было приятно. Даже слишком. Но думаю, сержант, пей с маршалом то, что наливают и улыбайся, всё равно дома никто не поверит.
Маршал задал мне вопрос:
– Есть ли у тебя просьбы, сержант?
– Я хотел бы вернуться домой в Америку. Война окончена. Победа. Задания моей страны все выполнены. Пора возвращаться на Родину, товарищ маршал! – сказал я.
По приказу маршала мне дали официальное письмо за подписью Жукова, которое я предъявлял при проверке документов по пути в Москву.
И вот я попал в вашу столицу. Москва. Посольство США.
И вот, после многочисленных проверок – родная Америка!
Оказалось, что дома меня сочли погибшим ещё десятого июня 1944 года. (В тот день нас забросили в тыл к немцам на самолёте) Постарался Военный департамент США.
После тщательной проверки мне вручили американскую военную награду и предложили мне продолжать служить в Армии США, где я сейчас работаю инструктором рукопашного боя.
Пиши пожалуйста мой адрес на английском языке, потому что кроме меня в Джорджии по-русски никто не читает!