Гуттаперчевый клоун

…отец, погибший в страшной автокатастрофе…

Это произошло шесть лет назад, ровно шесть лет назад, ибо именно тринадцатого апреля отец возвращался с весенней утиной охоты и то ли уснул за рулём, то ли ещё по какой причине, но машину его вдруг резко выбросило на встречную полосу, прямо под колёса тяжело груженого автопоезда, в народе называемого фурой.

Отцовский «опель» вспыхнул почти мгновенно, так что непонятно было: скончался отец сразу же после сильнейшего удара, сплющившего буквально в гармошку переднюю часть автомобиля, или же, намертво зажатый в искореженной машине, был ещё жив, когда пламя наконец-таки добралось до салона. Впрочем, это произошло довольно быстро, в считаные секунды…

Тело отца обгорело так, что хоронили его в закрытом гробу, и мёртвым отца Лёля так и не увидела. И может, потому ещё долгое время после похорон, плача украдкой от матери, наивно надеялась, что произошла какая-то ошибка и это не её отец сгорел в машине, что погиб там кто-то другой, а отец жив и здоров и вот-вот должен воротиться домой…

Но отец домой так и не воротился, а сама Лёля как-то незаметно подросла и довольно быстро повзрослела. Во всяком случае, она уже не была тем наивным ребёнком, которому так хотелась верить в чудеса, а именно в добрые чудеса. Каждый год, на Пасху, они с матерью посещали кладбище и тщательно убирали там отцовскую могилу… Впрочем, навещали они могилу отца ещё и на Троицу, а также осенью, в день поминовения всех усопших.

А вот теперь отец её, живой и невредимый, стоял в полосатой пижаме и мягких комнатных шлёпанцах в дверях кухни и молча смотрел на Лёлю мутноватыми со сна глазами.

Лёля тоже смотрела на отца, вот только глаза у неё были широко распахнутыми от ужаса. И она тоже молчала…

«Этого не может быть! – внезапно промелькнула в голове девушки единственно спасительная мысль. – Ведь так не бывает… это просто сон… это мне снится всё, а сейчас я проснусь и тогда…»

– А я-то понять не могу, почему это свет на кухне горит, – проговорил вдруг отец, потягиваясь и зевая, – думал, я забыл выключить, а это ты тут, оказывается. А что это ты на себя напялила и… да ты что… кофе хочешь приготовить, что ли? Сдурела совсем: Лёлька, кофе на ночь?

Отец шагнул к плите и выключил газ. Вновь повернулся к дочери.

– А хочешь, я тебе чайку заварю? Как лучше, с мятой или без?

Это было уже слишком.

– Мама! – прошептала Лёля, роняя жестянку с кофе и стремглав выбегая из кухни. – Мамочка!

Она метнулась в спальню, тоже изменённую почти до неузнаваемости, но матери там не оказалось. Да и развороченная кровать у стены была почему-то односпальной, а не широкой двуспальной, как раньше.

– Мама, ты где?! – выскочив в коридор, Лёля всё ещё на что-то надеялась. – Ты где, мама?! Да отзовись же ты!

Матери нигде не оказалось, хоть Лёля везде пыталась её отыскать: даже в ванную и туалет заглянула. Отец тоже выбежал в коридор, но покамест лишь молча и с каким-то даже испуганным недоумением взирал на дочь.

– Ты что, Лёлька? – начал было он и тотчас же замолчал, ибо Лёля, услышав позади себя отцовский голос, завизжала так громко и пронзительно, что, наверное, всех ближайших соседей переполошила. Потом она кинулась в свою комнату и, очутившись там, в сравнительной, можно сказать, безопасности, тотчас же до упора задвинула дверную защёлку. Не останавливаясь на этом, ухватилась за край письменного стола и, багровея от натуги, придвинула тяжеленный этот стол к самой двери. Ещё и тумбочку к столу приставила для большей надёжности.

Оказавшись на некоторое время в относительной безопасности, Лёля забилась в самый дальний угол комнаты и лишь после этого немного успокоилась и затравленно огляделась по сторонам.

Удивительно, но её собственная комната не изменилась совершенно. Вернее, почти не изменилась, так, мелочи всякие: пододеяльник не той расцветки на кровати, вместо одной широкой подушки – две небольшие. И цветная фотография на стене, совершенно незнакомая Лёле фотография…

Вообще-то, фотография на стене была и раньше, но не эта. На той, прежней фотографии, Лёля была изображена вместе с мамой и тётей Оксаной. Это они прошлым летом в городском парке фотографировались, а потом мама выбрала из всех фоток именно эту как самую удачную и заказала большую её копию и ещё одну, чуть поменьше. Ту, которая поменьше, отдали тёте Оксане, а большую поместили в деревянную рамку, и Лёля повесила её у себя в комнате.

Фотография, находящаяся в данный момент на стене, была вообще безо всякой рамки (просто скотчем к обоям приклеена), а на ней отец, довольно улыбаясь, держал в левой руке большущую щуку, а правую руку положил Лёле на плечо. И у Лёли на фото тоже было донельзя довольное выражение лица, а в руке она держала удочку, и какая-то рыбёшка средних размеров болталась на ней…

И фотография эта, судя по возрасту Лёли, сделана именно летом прошлого года, никак не раньше…

Но ведь этого не могло быть! Просто не могло!

Или могло?

Лёля поняла вдруг, что реальность вокруг неё вновь изменилась и изменилась на этот раз столь круто и радикально, что отец, погибший ровно шесть лет назад, вновь возвратился к ней, о чём она и мечтала когда-то.

А мама? Куда девалась в таком случае мама? Ежели она сейчас в ночной смене, то почему в спальне такая узкая кровать?

– Лёлька! – послышался из-за двери встревоженный голос отца. – С тобой всё в порядке, доча?

Лёля ничего не ответила.

Первый испуг прошёл, и теперь она воспринимала всё произошедшее более-менее адекватно. Ведь не из могилы же воротился к ней отец, просто в этой реальности он смог счастливо избежать смертельного того ДТП, вот и…

А мама, где же она сейчас?

От недоброго какого-то предчувствия у Лёли даже похолодело всё внутри.

А может… Может, мать просто бросила их и ушла, такое ведь тоже случается в реальной жизни! Разлюбила мужа, встретила другого мужчину, но почему тогда она не взяла с собой Лёлю? Почему она оставила дочь с отцом?

Её мать не могла поступить так, ни в коем случае не могла! Ни бросить мужа, которого любила столь сильно, что после его гибели совершенно завязала с личной жизнью, вся сосредоточившись на воспитании дочери. И уж тем более она не могла оставить Лёлю…

– Лёлька! – вновь послышался из-за двери голос отца, ещё более встревоженный. – Тебе что, снова мама приснилась?

– Да! – закричала Лёля, вскакивая и подбегая к двери. – Да, снова приснилась! А тебе она никогда не снится?!

Она уже поняла, что произошло с мамой, но боялась признаться в этом даже себе самой.

Отец ничего не ответил, а Лёля вдруг отчётливо поняла, как он плачет там, за дверью, и тогда она тоже заплакала, безвольно опустившись на кровать. Взгляд её, затуманенный слезами, вновь скользнул по фотографии на стене, и новая неожиданная мысль пришла вдруг в голову девушки.

Никогда ранее она не ездила на рыбалку с отцом, хоть отец несколько раз предлагал ей такое и даже огорчался, когда она всякий раз отвечала категорическим отказом. А потом он погиб, и Лёля горько сожалела о том, что ни разу так и не удосужилась сделать приятное отцу, согласившись на такую поездку.

И вот, судя по этой фотографии на стене, она не просто сделала отцу приятное, но, кажется, и сама искренне увлеклась рыбной ловлей, о которой Лёля нынешняя даже понятия не имеет. Но куда же в таком случае подевалась та, другая Лёля, которая прожила все эти году тут, с отцом и…

…и трижды в год вместе с ним посещала мамину могилу, и плакала, стоя над ней…

И отец тоже плакал в такие минуты, считая именно себя единственным виновником маминой смерти, ибо именно он настоял ранее на том, чтобы мама получила права…

И та злосчастная поездка в гололёд, ведь он мог как-то отговорить маму, в крайнем случае, настоять, чтобы она хотя бы отложила эту поездку до следующего дня, но ведь ничего такого отец не сделал тогда, шесть лет назад, ранним апрельским утром…

Вздрогнув, Лёля отчаянно мотнула головой и вскочила с кровати. Это были не её мысли, чужие, но как же тогда они оказались у неё в голове… А что было бы, если бы она просто уснула вчера вечером, а не стала испытывать себя бессонницей?.. Неужто утром проснулась бы совершенно другая Лёля, ничего не помнящая о жизни тут с мамой, но без отца?!