Люди одной крови

– Молодец! Ну молодец! Что б мы, Щеглов, без тебя делали? Чуть ли не один с фашистами расправился!

Щеглов отступил. Радостно сообщил:

– Так, товарищ командир, это не я.

– Как не ты? Сам по себе он стрелял, пулемёт твой? Или с божьей помощью? Так Бога нет. Ты что, Щеглов, на радостях того? – Поляков покрутил пальцем у виска.

Улыбка Щеглова погасла.

– Не того я, товарищ старший лейтенант. Это вот она.

Связной отступил ещё на два шага назад и указал рукой на короткий ход в траншее, где и находилось пулемётное гнездо. Поляков подался вперёд, кинул взгляд на пулемёт. Там, в конце окопа, на самом его дне, сидела, поджав под себя ноги, девушка. Скорее, даже девочка. Чернявая, в стареньком голубом платьице.

– Она? – удивился Поляков.

Девушка молчала, испуганно глядя на него иссиня-чёрными, как у цыганки, глазами.

– Она, она, – затараторил Щеглов. – Я у ней только вторым номером был.

– Неё, – автоматически поправил Поляков.

А Щеглов продолжал:

– Наших-то сразу двоих побило. Видно, одной очередью. Вон они. – Он кивнул в конец основной траншеи, где прикрытые плащ-палаткой лежали тела пулемётчиков.

Поляков повернулся к девушке.

– Ну, кто такая?

Та неожиданно резво встала.

– Рядовая Наливайко! – И неуверенно добавила: – Наталья.

– Рядовая? – насмешливо протянул Поляков. – Откуда ж ты взялась, рядовая?

Девушка кивнула куда-то в тыл.

– Да из села вот, из Петровки. Я у них заночевать попросилась, а тут бой. Вот я и прибежала помочь.

Поляков усмехнулся.

– Вишь ты – прибежала помочь. – Посерьёзнел. – Ну, по правде говоря, помогла. Крепко помогла. За это спасибо.

– Служу трудовому народу! – вырвалось у Натальи.

Поляков пропустил это мимо ушей. Продолжил своё.

– Так, где ты с пулемётом так лихо управляться научилась?

– Я, товарищ старший лейтенант, на заставе родилась и выросла. Так что изо всех видов оружия…

– На заставе… И что там, на заставе?

– На заставе папка мой был старшиной. Там и росла. А в июне на побывку приехала. Батя чувствовал: вот-вот война начнётся. И отправил нас с мамой к бабушке в Крым. Война началась на второй день после нашего отъезда. Далеко не уехали – попали под бомбёжку, мама погибла. Что с папой – не знаю. Одна решила в Крым добираться. Вот до Петровки добралась. Дальше вы знаете.

– Да, история. Что же мне с тобой делать?

– Ничего не делать. Обмундировать. Я ж говорю – рядовая.

– Рядовая… – Протянул задумчиво Поляков. – А где Любавин?

– Задело его, товарищ старший лейтенант. – Доложил подоспевший командир роты.

– Сильно задело? – встревожился Поляков. Он сразу забыл о девушке.

– Да не очень. Руку. Кажись, сквозное. И бок слегка царапнуло. Только крови много потерял – еле уговорили на НП перейти. Перевязали кое-как. Санинструктора убили. Нету у нас больше медиков. Толком перевязку сделать никто не может.

– Я могу.

Это из угла, от пулемёта.

Поляков резко обернулся. Наталья. Конечно, она. Он покрутил головой.

– И из пулемёта ты можешь. И перевязать ты можешь. Тоже на заставе научилась?

– Никак нет. Три курса мединститута.

Жорка вскинул брови.

– Три курса? Когда ж ты успела? Тебе сколько лет? Наталья пожала плечами.

– Двадцать.

– Двадцать? – удивился Поляков. – Я б тебе и семнадцати не дал.

Наталья кивнула на поле боя, в сторону фрицев.

– В семнадцать я бы так не сработала.

– Да уж. А что ты так долго не стреляла? Нервы мне все извела. Я решил было: всё, придётся в рукопашную идти.

Вмешался Щеглов.

– Я кричу ей: давай, давай! А она молчит, только стволом влево, вправо водит. У ней нервов совсем нет.

– У неё, – снова автоматом поправил Поляков.

– Ну, у неё, – исправился Щеглов. – А потом как начала шарашить! Я вообще обалдел!