Коррекция
– Ты только не перестарайся и ничего себе не потяни, – предупредил Алексей, – а то будут тебе тогда занятия.
– Лёш! – Лида подошла и прижалась к мужу. – Мы точно молодеем. Я утром не обнаружила на лице ни одной морщины. Посмотри, какая кожа. Я была такой только в восемнадцать лет! И тебе уже никто не даст твоего возраста. Что если это и в самом деле бог?
– Мне трудно поверить в бога, – ответил он. – Понимаешь, нас воспитали атеистами, не верящими ни в бога, ни в дьявола. Верующие были, но они жили сами по себе и с нами не пересекались. А верить современному человеку в то, что писали тысячу лет назад…
– Писавшие могли отразить своё понимание бога. Оно не обязательно будет истинным. А людям нужно во что-то верить, почему не в это?
– Ну и что это для нас меняет, малыш? – спросил он. – Бог нас использует и поощрил молодостью, но рассчитывать нужно только на самих себя. Вряд ли он станет вмешиваться, если мы напортачим, иначе давно сделал бы всё сам.
– Значит, не надо портачить! – сделала вывод Лида. – Ты не очень устал? Давай погуляем по территории? Сейчас я быстро надену форму и пойдём! Я дышу воздухом только на веранде, а там что-то вроде леса.
Они гуляли часа полтора, вызывая зависть у охраны. Когда хотели возвращаться, послышался шум мотора и через открывшиеся ворота въехали две машины ЗИС-110. Из передней вышел невысокий усатый мужчина с пенсне, одетый в строгий костюм коричневого цвета. Он целеустремлённо зашагал к даче, но, увидев Самохиных, передумал и направился к ним.
– Это Молотов, – успел шепнуть Алексей жене.
– О чём шепчемся? – спросил подошедший Молотов. – Не меня обсуждаете?
– Как можно, – улыбнулся Алексей. – Я, Вячеслав Михайлович, просто сказал жене, кто приехал.
– Вы здесь недавно, – утвердительно сказал Молотов. – Я частый гость на этой даче, а вас вижу в первый раз. Вы не тот майор, о котором судачат в верхах?
– Не могу знать, – ответил Алексей. – Я, Вячеслав Михайлович, в верхи не вхож и не могу слышать этих сплетен. Но на даче у товарища Сталина мы всего несколько дней.
– И как вас зовут?
– Алексей и Лидия Самохины.
– Я министр иностранных дел, – сказал Молотов. – На этой даче останавливались гости нашего государства, можно сказать, великие люди. И я всегда знал о них заранее, а фамилию Самохин почему-то слышу в первый раз.
– Всё когда-нибудь случается впервые, – заметил Алексей. – Если мы пока не прославились, не беда: у нас впереди ещё вся жизнь.
– Вы мне понравились, молодой человек! – одобрительно сказал Молотов. – А ваша жена – идеал женщины. Надеюсь, ещё увидимся.
Он повернулся и ушёл в дом.
– Пошли и мы, – предложила Лида, – а то уже появились комары. Лёш, а кто он такой? Я слышала, что министр, и что-то о нём читала, но уже не помню. Должности меня не интересуют, скажи, что он за человек.
–Твердокаменный большевик с партийным билетом под номером пять, – ответил Алексей, прихлопнув севшего на лоб комара. – Ты права, разлетались гады. Пойдём быстрее, закроем окна на веранде, а то потом не дадут спать. Молотов – один из самых близких Сталину людей. Если верить тому, что я читал, он порядочная сволочь, причём сволочь убеждённая. Через несколько лет должен пострадать с согласия Сталина.
* * *
– Здравствуй, Коба! – поздоровался Молотов. – Лаврентий у тебя?
– Здравствуй, Вячеслав, – недовольно сказал Сталин. – Занят Лаврентий. Неужели один вечер не можете без него обойтись?
– Я подожду, – сказал Молотов. – Мне он нужен ненадолго. Интересный у тебя появился майор. А жена у него настоящая красавица, где только такую достал! Лаврентий ещё не сделал на неё стойку?
– Не нужен ей наш Лаврентий. Где ты их увидел?
– Гуляли возле дачи. Я подошёл и поговорил. О них уже ходят сплетни, мне вчера Микоян рассказал, вот и стало интересно, с чего им такая честь. Так этот майор меня вежливо отшил. Молодец!
– Может не узнал? – предположил Сталин.
– Назвал по имени-отчеству. Жена, говорит, не узнала. Не скажешь, кто они такие?
– Кто он, ты теперь знаешь, а она хороший художник. Ты приехал ко мне или к Лаврентию?
– Он мне нужен по делу, а тебя я всегда рад видеть, ты же знаешь.
– Сейчас я оторву его от дела, а то тебе придётся долго ждать. Я тоже сегодня занят. Все перед приездом звонят, один ты сваливаешься как снег на голову. Смотри, когда-нибудь просто не пустят.
* * *
Прошла неделя. Алексей передал дежурившему телохранителю пакет со вчерашними записями и направился в здание охраны заниматься с офицерами. Ученики у него подобрались упрямые, поэтому не ушёл ни один. Форму он им немного подтянул и продолжал этим заниматься, только не так усердно, как в первые дни. А со вчерашнего дня занялись отработкой приёмов. Алексей понимал, что мало успеет за месяц-два, поэтому начал обучать своих учеников десятку самых полезных связок. Главное – научить, отработать они смогут и сами, было бы желание. Хорошо, что в группу отбирали тех, кто не занимался самбо. Хуже нет, чем кого-нибудь переучивать.
Берия приезжал почти каждый день. Два раза они вместе обедали, а вчера он поднялся к ним в комнаты.
– Товарищ Сталин пока вас не отдаёт, – сказал он Алексею, – и я с ним согласен. Вы слишком много знаете, чтобы использовать как боевика. Он сказал, что после объяснений, которыми вы занимаетесь, займётесь ответами на его вопросы. А я смогу воспользоваться вашими услугами, когда возьму власть. Тогда книги по науке будут переданы тем, кто занимается атомом. Скорее всего, вы поедете туда. У учёных тоже будет много вопросов.
Пожалуй, он был этому рад. Несмотря на симпатию, которую к ним демонстрировал Берия, сближаться с ним не хотелось, а Алексей привык доверять своей интуиции. Лида по-прежнему не показывала свою работу, и, пока его не было, много занималась упражнениями, а перед ужином они больше часа разучивали три связки.
– Тебе больше и не нужно, – говорил он жене в ответ на упрёк в том, что даёт мало приёмов. – Лучше один хорошо заученный приём, чем три десятка, которые ты знаешь кое-как. Если не умеешь драться, лучше убегай, но не пытайся отмахиваться, разве что прижмут так, что уже не убежишь. А этих трёх связок тебе хватит с головой, главное – делать их без ошибки и с максимально возможной скоростью. В скорости главный успех. Будешь выполнять медленней, чем нужно, и тебя не спасёт никакая техника. В борьбе нет чудес, почти всё в ней очень просто. Тренируйся, не жалея себя, развивай тело и учи приёмы так, чтобы не думать над их выполнением. Почему я валяю ребят, как хочу? Просто потому, что намного быстрее их. Они видят мои движения, но даже их цель понимают с опозданием, а о том, чтобы отреагировать, вообще нет речи. Потренируются год и станут намного быстрее, а мастерами с тем, что я дал, не будут никогда. Для этого нужны годы упорных тренировок с моим участием.
– И мне тренироваться годы? – ужаснулась Лида.
– Чтобы набить морду Лаврентию, хватит месяца, – успокоил Алексей. – Через два сможешь вырубить кое-кого из здешних ребят, если ударишь внезапно и от тебя не будут этого ждать. В дополнение к остальному мы займёмся бегом. Здесь есть нормальный маршрут от фонтана к гаражу, потом вокруг дачи и к воротам. Для начала пробежим раз десять, а потом сама доведёшь до сотни. Тогда уж точно не растолстеешь и так укрепишь мышцы ног, что хрен тебя кто-нибудь догонит.
Алексей зашёл в дежурку и поздоровался с сидевшими в ней офицерами.
– Алексей Николаевич, – обратился к нему один из них. – Старостин просил передать, что у вас сегодня не будет занятий. Вчера вечером товарищ Сталин предупредил, что после завтрака поедет в Кремль, а из ваших учеников больше половины входят в выездную группу.
– Ну и ладно, я тоже устрою себе выходной. Я тогда не буду заходить, а вы передайте тем, кто остаётся, что могут отдохнуть. Будет неплохо, если сделают разминку и поработают с тем, что я дал.
Сталин уехал через два часа. В четыре ЗИСа загрузились два десятка бойцов «девятки», а в пятый сел Иосиф Виссарионович с одним из телохранителей. Первыми выехали две машины с охраной, потом сталинский ЗИС и следом с минимальным интервалом пристроились остальные автомашины. Ребята говорили Алексею, что, когда не было этих бронированных монстров, впереди пускали две машины с открытым верхом, чтобы охране было удобно вести огонь во всех направлениях.
Хозяин вернулся через шесть часов и не один. Вслед за его машинами в ворота въехали четыре ЗИСа. «Свои» машины высадили Сталина и «девятку» и уехали к гаражу, а ЗИСы гостей остались стоять вдоль дороги. Вышедшие из них люди разделились. Группа из четырёх человек пошла вслед за Сталиным, а остальные направились к воротам.
– Приехали гости, – сказал жене Алексей, смотревший во двор из-за шторы. – Среди них были Берия с Молотовым, а двоих я не узнал.
– Опять сидеть в комнатах! – с досадой сказала Лида. – А я хотела прогулять.
Через десять минут к ним пришёл Старостин.
– Видели мы ваших гостей, Михаил, – сказала ему Лида. – Можете не предупреждать, мы никуда не выйдем.
– Вас, Лида, просят выйти, – ответил он. – Приехали те, кто часто навещает Сталина. Кроме Берии, там Молотов, Маленков и Микоян. Маленков и пристал к Хозяину. «Где вы, – говорит, – товарищ Сталин, держите красавицу, о которой столько разговоров? Не пора ли разбавить нашу чисто мужскую компанию хоть одной женщиной?» Сталин ответил, что вы замужем и здесь по делу. Приглашать без мужа неприлично, а ему нечего делать в их компании. Так Маленков не унялся. «Я, – говорит, – слышал, что она художница, вот мы её в этом качестве и пригласим. Пусть изобразит нас хоть карандашом. Заодно и посмотрим. За осмотр, мол, деньги не берут, а от вас не убудет». Сталин не стал возражать, сказал, что на ваше усмотрение. Пойдёте?
– Я думаю, что отказываться неудобно, – сказала Лида. – Хотят, чтобы я их нарисовала? Почему бы и нет? Вот только во что мне себя упаковать? Надену то платье, в котором сюда пришла, и туфли на каблуках. Серьги тоже не помешают.
– Хочешь произвести на них впечатление? – спросил Алексей. – Зачем?
– На Хозяина уже поздно производить впечатление, а Лаврентий, если ты не заметил, и так ходит под впечатлением. Молотову безразлично, в тапочках я или на каблуках, а вот двое остальных… Не всё ли тебе равно, что они подумают, а мне легче держать дистанцию.
– Я беспокоюсь из-за Берии. Почистишь пёрышки, а у него поедет крыша. И что тогда?
– Михаил, скажите им, что я сейчас соберу всё, что нужно для работы, и приду. Послушай, Лёш, ты всё ещё смотришь на Лаврентия под впечатлением когда-то прочитанного. Я ведь уже давно не девочка, какой сейчас выгляжу, и научилась разбираться в людях. Так вот, в Лаврентии нет подлости. Да, он задавил свою совесть и отстранился от того, что творили в его наркомате. И это понятно. Ни один умный врач не станет сочувствовать своим пациентам, иначе ему самому скоро понадобится помощь коллег. В той жизни и в той борьбе, которую сейчас ведут люди, нет места чистюлям. И ты тоже рано или поздно запачкаешься. Люди всегда остаются людьми, и многое они делают в первую очередь для себя. Но одни льют кровь только тогда, когда без этого не обойтись, и борются не только за своё место под солнцем, но не забывают и о народе, а для других все средства хороши, лишь бы удержать власть, а лучше захапать её ещё больше. Так вот, Лаврентий из первых. А тяга к красивым женщинам… Она ведь есть в каждом из вас, у него просто больше возможностей и плохие тормоза. А в случае со мной можешь не бояться: он не перейдёт черты.
– Почему ты так думаешь?
– Во-первых, потому что ему через год пятьдесят и думает не тем, что между ног, а головой и понимает, что мне не нужен, а ты окажешься для него потерянным. А он, как я уже говорила, человек дела.
– Есть и во-вторых?
– Есть. Дело в том, что я сильно его зацепила. Мне его жаль, но моя совесть чиста: я не крутила хвостом. Так вот, есть разница в том, чтобы завести короткую, ни к чему не обязывающую интрижку и развлечься с понравившейся тебе женщиной, особенно когда она сама не против, и навязываться той, которая запала в душу, но совершенно к тебе безразлична. Мерзавцу всё равно, ему – нет. Так что хуже, чем есть, ему уже не будет.
– Смотри сама.
– Если ты против, я туда не пойду, хотя и обещала. Просто я думаю, что могла бы не только дарить тебе любовь, но и помочь в делах. А для этого нужно хоть иногда выходить из этих стен и показываться на людях. Почему не начать сейчас? Подожди, придёт время, они нас с тобой ещё будут к себе приглашать. По крайней мере, те, которые уцелеют.
– Ладно уж, иди приводить себя в порядок.
Через десять минут Лида вышла из спальни и повернулась, давая себя осмотреть.
– Ну и как я тебе?
– Для меня ты во всех видах хороша, а их сразишь, несмотря на возраст. А Лаврентию я заранее сочувствую. Надеюсь, что ты не ошиблась в его оценке. Не забудь карандаш и бумагу.
– Да, сейчас возьму. Пожелай мне удачи!
– Удачи. И долго там не задерживайся, а то приду забирать. Шучу, иди уже и не вздумай рисовать на них шаржи. Не те люди, могут не понять.
Лида поцеловала его в губы, обдав ароматом духов, и вышла из гостиной.
Глава 12
– Лидия Владимировна, – сказал Рыбин. – Вас ждут в большом зале. Давайте я провожу.
– Спасибо, Лёша, – поблагодарила Лида. – Не скажете, почему большой зал? Гостей же всего четверо, а в малой столовой восемь мест. Такие встречи всегда проводятся в большом?
– Часто, – ответил Алексей. – Я думаю, что из-за проигрывателя. Да и грампластинки почти все там.
Они вышли в прихожую, где у двери в большой зал стоял Пушкарёв.
– Счастливый у вас муж! – сказал он, с восторгом глядя на Лиду. – Вы красивые, как актриса, даже лучше!
– Спасибо, Гриша, – отозвалась она. – Пойду рисовать руководство.
В зале, оказавшемся в три раза больше столовой, стоял длинный стол, за который можно было усадить полсотни человек. Сейчас здесь обедали пятеро. При появлении Лиды все прекратили разговоры.
– Подойдите сюда! – сказал Сталин. – Товарищи хотели, чтобы вы их нарисовали. Сможете?
– Да, конечно, – ответила Лида. – Только мне нужно где-нибудь сесть.
– Садитесь, где хотите, – разрешил Сталин. – Меня тоже можно рисовать.
«Хоть бы представил, – подумала она, садясь за пять мест от Маленкова. – Чем-то он недоволен. Моим появлением или внешним видом?»
Разложив свои принадлежности, она начала рисовать круглое лицо Маленкова, постоянно ловя на себе любопытные и восхищённые взгляды. Через пятнадцать минут на листе ватмана был выполнен портрет Георгия Максимилиановича, и она перенесла внимание на Молотова. Когда они поели, у Лиды были готовы три портрета, и вскоре должен была закончить четвёртый.
– Долго ещё? – спросил Сталин.
– Четверых нарисовала, – ответила она. – Остались только вы. Мне нужно минут десять-пятнадцать.
– А почему меня рисуете последним? – полюбопытствовал он.
– Я всегда последней стараюсь сделать самую сложную работу, товарищ Сталин.
– Ну, рисуй, – кивнул он. – Лаврентий, поставь что-нибудь из пластинок, послушаем музыку. Или, может быть, споём?
– Выпили всего по рюмке – какие песни? – сказал Маленков. – Споём позже.
Берия включил радиолу, подождал, пока прогреются лампы и поставил пластинку.
– Я закончила! – Лида встала из-за стола и раздала рисунки. – Можно идти?
– Интересно! – Молотов протянул свой портрет Маленкову. – Посмотри, Георгий. Как на фотографии, вот только взгляд… Разве я так смотрю?
– Смотришь, – ответил тот, возвращая портрет. – Меня точно изобразили, спасибо! Сохраню на память.
– А вы рисуете маслом? – спросил Микоян. – Я заказал бы портрет.
– Рисую, – ответила Лида. – Но сейчас я работаю с портретом мужа, а потом буду рисовать товарища Сталина.
– Спасибо, Лида! – подошёл к ней Берия. – Спасибо за то, что рассмотрели.
– Что в тебе такого увидели? – спросил Молотов. – Покажи рисунок.
– Я уже убрал в портфель, – отказался Берия. – Как-нибудь потом.
– Лаврентий, пластинка доиграла, – сказал Сталин. – Поставь что-нибудь из песен. А вы идите сюда. Это я?
– А вам не нравится? – спросила Лида. – Наверное, это из-за того, что вы были чем-то недовольны, поэтому получился образ хмурого вождя. Если бы вы смеялись, был бы совсем другой рисунок. Художник только отражает действительность. Чтобы что-то менять, нужно лучше знать человека, а я видела вас от силы полчаса за всё время жизни на этой даче.
– Девушка молодец! – сказал Маленков. – Такая работа нуждается в поощрении, не правда ли, товарищи? Вот чего бы вы хотели?
– Можно сыграть на рояле? – спросила она, глядя на Сталина. – Я очень давно не играла, но одну вещь должна помнить.
– Ну если только одну, – Сталин указал ей рукой на рояль. – Лаврентий, подожди с пластинками.
Лида прошла в другой конец зала, откинула крышку рояля и села на стул. Он был нужной высоты и регулировать не потребовалось.
«Надеюсь, ничего больше не попросят играть!» – подумала она и положила пальцы на клавиши.
– Что это была за вещь? – взволнованно спросил Молотов, когда отзвучали последние аккорды. – Я ни разу её не слышал, но хватает за сердце!
– Я не знаю, – соврала она. – Меня научила играть мама. Давно, ещё девчонкой. Так мне можно уйти?
Молотов хотел возразить, но Сталин его опередил:
– Конечно, идите. Спасибо, вы нас развлекли.
Лида вышла, чувствуя спиной их взгляды. Кивнув Пушкарёву, она открыла дверь в коридор и вскоре была в своей гостиной.
– Ну как, малыш, развлеклась? – спросил Алексей, обняв жену и прижав к себе. – Как они на тебя отреагировали?
– По-моему, Сталин был недоволен, – ответила она, устраиваясь на его коленях. – Наверное, рассчитывал на то, что я откажусь. Мог бы тогда хоть намекнуть. Он вообще ведёт себя со мной не очень вежливо. Сейчас никого не представил, да и меня не назвал. Портретом остался недоволен. А что я могу нарисовать, если он сидит, насупившись, как сыч? Таким и нарисовала. Всем остальным понравилось. Микоян так вообще хотел заказать себе нормальный портрет, а Берию проняло. Нет, не мой внешний вид, а то, как я его нарисовала. Он смотрел на меня такими глазами, что ты не выдержал бы и набил ему морду. Я его и изобразила с этим взглядом. Поблагодарил и сразу же спрятал в портфель. А под конец я сыграла им одну вещь… Там в углу стоит шикарный рояль.
– Не знал, что ты умеешь играть.
– А много ты обо мне знаешь? Когда умерла мама, отец отдал меня в привилегированную гимназию для девочек. Там нас учили пению и музыке, причём разучивали на рояле одну-единственную мелодию. Написал кто-то из композиторов вскоре после взрыва. Классная вещь, но если бы ты знал, как она нам тогда осточертела! Но этой компании понравилось.
– Я думаю, что после сегодняшнего вечера слухов в Кремле прибавится, и на этот раз не о непонятно откуда вынырнувшем майоре, а о его жене. Ты ведь на это рассчитывала? Только эти слухи цепляют и вождя. Слышала поговорку о том, что седина в бороду, а бес в ребро? Говорить, понятно, никто не станет, но подумать могут. Вот тебе и причина его недовольства.
– Скоро всё должно измениться, – поёжившись, сказала Лида. – Всем будет не до нас. – Не думаю, что Берия станет тянуть. А остальные… Понимаешь, Лёша, Сталин ведь их всех приговорил. Я, когда рисую, замечаю все нюансы поведения, особенно когда люди ничего не скрывают. А он не скрывал, значит, всё произойдёт очень скоро.
– Сталин не вечен. Пусть лучше сейчас, пока у него есть силы и работает голова. И если скоро начнётся, Берии точно будет не до тебя.
Началось на следующее утро. Новость сообщил приехавший Старостин.
– Здравствуй, – поздоровался он с Алексеем. – Вы наверняка ещё не слышали. Сегодня в пять часов утра от острой сердечной недостаточности скончался Хрущёв. Савченко арестовал врачей, которые обслуживали ЦК компартии Украины и, по-моему, правильно. Не бывает такого, чтобы здоровый мужчина его лет взял и окочурился. А раз случилось, значит, или преступная халатность, или сговор. Ты здесь человек новый, а я знаю, как он на посиделках глушил водку и полночи отплясывал гопак. В Киев собирается комиссия ЦК. В котором часу от нас уехали гости?
– В десять с копейками.
– Значит, Сталин должен встать как обычно. Не гоняй ребят, немного потренируйтесь – и хватит. Если Дед ездит в Кремль, то обычно часа в два-три, но сегодня может уехать раньше.
Сталин в этот день никуда не поехал, обошёлся телефоном. Вторую новость им привёз один из охранников, который ночевал не в общежитии, а в Москве. Ему дали задание забежать по делам в министерство, там он всё и узнал. Сегодня вышел приказ, что их министра снимают с должности и направляют руководить Главным управлением лагерей. Новым министром ГБ стал Лаврентий Берия, сохранивший за собой пост заместителя председателя Совета Министров СССР. Большое удивление вызвало то, что, кроме Абакумова, не пострадал никто из руководства министерства. О смещении Булганина узнали на следующий день. Он остался членом Политбюро ЦК, но лишился должности министра Вооружённых Сил. Новым министром назначили маршала Василевского.
* * *
– Наверное, некоторые товарищи задают себе вопрос, зачем мы их сегодня собрали в таком составе, – сказал Сталин, посмотрев на девятнадцать мужчин, сидевших в его кремлёвском кабинете, и продолжил: – Здесь присутствуют все члены Политбюро, кроме отсутствующих по уважительной причине Жданова и Кагановича, члены Оргбюро ЦК и секретариат. Нам с вами нужно решить ряд чисто партийных вопросов. К сожалению, Политбюро не собиралось на совещания целых полгода, а деятельность Оргбюро свелась к решению немногочисленных кадровых вопросов. Это наша с вами общая ошибка, а ошибки нужно исправлять. Все вы знаете, в каком тяжёлом положении находится СССР. В минувшей войне мы понесли огромные потери. Нужно срочно восстанавливать экономику, строить жильё и улучшать жизнь людей. Кроме того, возникла серьёзная угроза существованию нашего государства. Американские империалисты и их союзники запустили производство атомного оружия и стягивают силы к нашим границам. Есть попытки не признавать за нами статус великой державы. В такой обстановке весь советский народ должен сплотиться вокруг партии и приложить все силы в борьбе за укрепление Родины. Мы видим у простых советских людей и понимание тяжести момента, и стремление своим трудом улучшить жизнь. Тем большую озабоченность вызывают действия части партийного руководства. Некоторые товарищи то ли не хотят работать, то ли до сих пор этому не научились. Более того, не работая сами, они мешают это делать другим. Вызвано это некомпетентностью или другими причинами, но, по сути, ничем не отличается от вредительства. Сейчас я говорю о членах нашего ЦК. Сразу хочу уточнить, что не имею в виду никого из присутствующих. Поэтому назрела необходимость разобраться с теми, к кому имеются серьёзные претензии. Вы хотите что-то сказать, товарищ Молотов?
– Может, по этому вопросу собрать пленум ЦК? – предложил Вячеслав Михайлович.
– Это негодное предложение, – возразил Сталин. – Проштрафились члены ЦК, и вы предлагаете им же с этим разбираться?
– И много таких… проштрафившихся? – счёл возможным спросить Маленков.
– Пока задержано и доставлено в Москву пятнадцать человек, – ответил Сталин. – И работали только по Российской Федерации. Хочу сразу всех успокоить. Эти люди пока не арестованы, а их задержание связано с работой специальной следственной комиссии МГБ. Её возглавляет лично товарищ Берия. Все вы получите возможность беспрепятственно ознакомиться с результатами следствия. Если обвинения подтвердятся, мы осудим этих людей, как бывших коммунистов, а суд разберёт их дела по всей строгости закона. Всё это широко осветим в партийной и советской печати. Умалчивать такое нельзя, а люди нас поймут и поддержат. Со своей стороны предлагаю создать партийную комиссию, которая займётся нашими товарищами, ещё не попавшими в поле зрения органов. Цель не в том, чтобы шельмовать партийные кадры, а чтобы вовремя разобраться в недостатках в их работе. Где можно поправить товарищей – это нужно сделать, кому этим уже не поможешь – будем менять. Если в результате наших проверок вскроются преступная халатность или злой умысел, таких руководителей передадим комиссии МГБ. Мы с вами были свидетелями и участниками многих чисток и знаем, во что они порой выливаются, но эта отличается от прочих. Раньше мы боролись с агентами империализма, шпионами и вредителями всех мастей. Сейчас такие остались только на западных границах, и с ними борются органы, нашего непосредственного участия в этом не требуется. Но опасность разложения части руководства партии, по моему мнению, является более серьёзной угрозой. Ряд секретарей обкомов и крайкомов, многие из которых так же являются членами ЦК, обвиняются в массовых убийствах. Уже проведенными проверками установлено, что при их попустительстве, а то и по инициативе, были расстреляны десятки тысяч людей, не имевших вины перед советской властью. Имеют место и многочисленные хозяйственные преступления. Но всем этим, как я уже говорил, будет заниматься товарищ Берия, а наша комиссия займётся теми, кто, занимая высокие партийные посты, позорит звание коммуниста. Барские замашки, пренебрежение нуждами трудящихся, злоупотребление служебным положением и некомпетентное вмешательство в работу советских органов власти. Кому многое даётся, с тех нужно много спрашивать. В дальнейшем контроль над работой руководящих кадров должен стать постоянным, чтобы не допускать компаний подобных этой и не дискредитировать партию в глазах людей. Кто-нибудь хочет сделать замечание или дополнить?
